Мой, и только мой - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 65

Он вел ее к тропинке, уходившей в лес. Несмотря на наказ матери, скоро дом скрылся из виду.

— Приятный день, — нарушил он затянувшееся молчание. — Чуть жарковато для мая.

— Да.

— Здесь так тихо.

Ее удивило, что он по-прежнему настроен держаться так, словно они только познакомились. И она поспешила присоединиться к нему в этом новом мире, где ни один из них не причинял боли другому.

— Тихо, но мне здесь нравится.

— Вам никогда не бывает одиноко?

— У меня слишком много дел.

— Каких же?

Он повернулся к ней, и Линн изумилась, прочитав в его взгляде жгучий интерес. Ему хотелось знать, как она провела день! Он хотел слушать ее! И она ответила, переполненная радостью:

— Все мы поднимаемся рано. Мне нравится уходить в лес с восходом солнца, а к моему возвращению моя невестка… — Она запнулась, искоса глянула на мужа. — Ее зовут Джейн.

Он нахмурился, но промолчал. Они уходили все дальше в лес, к рододендронам и горному лавру, цветущим фиалкам и триллиуму. Пара кизиловых деревьев встретила их белизной цветов. Линн вдыхала густой влажный запах земли.

— Пока я гуляю, Джейн готовит завтрак. Моя мама хочет яичницу с беконом, но Джейн жарит оладьи или варит овсянку с кусочками свежих фруктов. Обычно я вхожу на кухню, когда они начинают ссориться по этому поводу. Джейн хитрая, и ей удается ладить с Энни лучше, чем остальным моим родственникам. После завтрака я слушаю музыку и прибираюсь на кухне.

— Какую музыку?

Он прекрасно знал какую. За долгие годы он всегда переключал приемники их автомобилей на станции, транслирующие классику и кантри.

— Я люблю Моцарта и Вивальди, Шопена, Рахманинова. Моя невестка отдает предпочтение классическому року. Иногда мы танцуем.

— Вы и… Джейн?

— Она так полюбила Рода Стюарта. — Линн рассмеялась. — Если он начинает петь, она заставляет меня бросить все дела и танцевать с ней. Ей нравится танцевать и под музыку новых групп… тех, что она никогда не слышала. Иногда она просто должна танцевать. Боюсь, что в молодости ей натанцеваться не удалось.

— Но она… я слышал, она — ученый, — осторожно вставил Джим.

— Да. Но теперь, по ее словам, у нее одна забота — растить ребенка.

Джим обдумал ее слова.

— Похоже, она — неординарная личность.

— Она прелесть. — И тут же, импульсивно, Линн добавила:

— Почему бы вам не поужинать с нами сегодня? Вы сможете получше с ней познакомиться.

— Вы меня приглашаете? — В голосе слышалось удивление и радость.

— Да. Думаю, что да.

— Хорошо. С удовольствием приду.

Какое-то время они шагали молча. Тропинка сузилась, она сошла на траву, ведя его к ручью. Подростками они приходили сюда десятки раз, сидели рядышком на бревне, которое давным-давно сгнило. Иногда наблюдали, как вода бежит по заросшим мхом валунам, но чаще всего занимались любовью. Вот и Кэла они зачали неподалеку.

Он откашлялся. Присел на ствол конского каштана, сваленного давно пронесшимся ураганом на берегу ручья.

— Совсем недавно вы очень сурово обошлись с моим сыном.

— Я знаю. — Она села рядом, не касаясь мужа. — Я оберегала внучку.

— Понятно.

Но она видела, что понимает он далеко не все. Всего несколько недель назад он ответил бы резкой репликой, а теперь он не злился, а скорее обдумывал ее слова. Неужели он начал ей доверять?

— Вы помните, как я сказал вам, что моя семейная жизнь рушится?

Линн напряглась.

— Помню.

— Это моя вина. Я просто хочу, чтобы вы знали об этом, если вы… намерены видеться со мной.

— Только ваша вина?

— На девяносто девять процентов. Я винил жену за собственные недостатки и даже этого не осознавал. — Он наклонился вперед, положил руки на колени, уставился на бегущую воду. — Долгие годы я убеждал себя, что мог бы стать знаменитым на весь мир эпидемиологом, если бы не женился таким молодым, но только после ее ухода понял, что заблуждался. — Он сцепил сильные пальцы, которые многим дали жизнь, а многих проводили в последний путь. — Я бы не познал счастья вдали от этих гор. Мне нравится быть сельским врачом.

Ее тронули чувства, столь явственно звучащие в его голосе, она подумала, что наконец-то он открыл ту частицу себя, которую вроде бы безвозвратно утерял.

— А ее один процент?

— Что? — Он повернулся к Линн.

— Вы сказали, что девяносто девять процентов вины лежит на вас. А как насчет ее одного процента?

— Даже это в действительности не ее вина. — Она не знала, то ли так отражалась вода в его глазах, то ли их переполняло сострадание. — Она из бедной семьи и не получила хорошего образования. Она говорит, что из-за этого я всегда смотрел на нее свысока, и, возможно, права, как и во многом другом, но я думаю, она сама способствовала тому, чтобы я смотрел на нее свысока, потому что никогда не была о себе высокого мнения, хотя добилась многого. Другим на это не хватает и двух жизней.

Ее рот открылся, но она тут же сжала губы. Чего спорить, если сказана чистая правда?

На мгновение она позволила себе задуматься над тем, а чего она добилась в этой жизни. Увидела, какая ей потребовалась самодисциплина, сколько она приложила усилий, чтобы в результате стать женщиной, которой ей всегда хотелось быть. Словно со стороны она взглянула на себя, и то, что увидела, ей понравилось. Так почему же ей понадобилось столько времени, чтобы оценить себя по достоинству? Джим прав. Как она могла требовать от него уважения к собственной персоне, если сама этого уважения не испытывала? И, по разумению Линн, ее вина куда как превышала один процент, о чем она не замедлила сказать Джиму.

Он пожал плечами.

— Я думаю, дело не в конкретных цифрах. — Он взял ее за руку, провел большим пальцем по зазубренному ногтю, потом его палец обежал обручальное кольцо. — Моя жена — часть меня, она что дыхание, выходящее из моего тела. Я очень ее люблю.

Это простое признание потрясло ее, она едва сумела ответить:

— Ей очень повезло.

Он поднял голову, посмотрел на нее. Она поняла, что влага, заблестевшая в уголках его глаз, — слезы. За тридцать семь лет совместной жизни она никогда не видела мужа плачущим, даже в тот день, когда хоронили Черри и Джейми.

— Джим… — Она нырнула в его объятия и почувствовала себя счастливой. Эмоции, которые она не могла выразить, переполняли ее, голова у нее шла кругом, поэтому с губ сорвались слова, которые она вовсе не собиралась произносить:

— Вы, должно быть, знаете, я не сплю с мужчинами на первом свидании.

— Это правда? — Голос у него сел.

— Все потому, что я начала половую жизнь слишком молодой. — Она отстранилась от него, уставилась на свои колени. — Я не хотела, но так сильно любила его, что не смогла отказать.

Она искоса посмотрела на Джима, чтобы понять, как он воспринял ее заявление. Она ни в чем не собиралась его винить, просто хотела, чтобы он понял, как все было.

В его улыбке сквозила грусть, он коснулся пальцем уголка ее рта.

— Вас это отвратило от секса?

— О нет. Мне достался потрясающий любовник. Сначала, возможно, ему недоставало мастерства, но он быстро овладел всеми тонкостями.

— Рад это слышать. — Его палец скользил под ее нижней губой. — Вы должны знать, что у меня сексуального опыта не много. Я знал только одну женщину.

— Это прекрасно. Он откинул ее волосы.

— Кто-нибудь говорил вам, что вы прекрасны? Не такая ухоженная, как моя жена, но все равно ослепительная. При взгляде на вас водители бьют по тормозам.

Она рассмеялась.

— Они бы не ударили по тормозам, даже если бы у меня во лбу горел красный свет.

— Этими словами вы только доказываете, как плохо вы себя знаете.

Он помог ей подняться. Наклонил голову, и она поняла, что сейчас он ее поцелует.

Такие нежные знакомые губы. Телом он к ней не прижимался, соприкасались только рты да руки. Но страсть нарастала, слишком давно они жили врозь, слишком многое не могли выразить словами. Однако его ухаживания ей понравились, она хотела продлить удовольствие.