Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников - Рубцов Николай Михайлович. Страница 8
Трагедия одиночества, если поэт рискует ее развивать, развертывать, неизбежно перерождается в конце концов в трагедию эгоизма [23], которая, в сущности, и не является трагедией. Вся вина перекладывается при этом на другие «я» и на мир в целом, а истинная трагедия подразумевает трагическую вину самого ее героя (в том числе и лирического героя).
Уже приводились предельно трагические предсмертные стихи Николая Рубцова, кончающиеся словами «мне дороги нет». Но это стихотворение начинается так:
«Утро утраты» – пожалуй, лучшее из ранних стихотворений Николая Рубцова. И все же оно раннее.
В 1962 году, как раз на рубеже творческой зрелости, Николай Рубцов составил свое «избранное» из тридцати восьми написанных в 1957 – 1962 годах стихотворений, назвав эту рукописную книгу «Волны и скалы» [24] (по объяснению самого поэта, «волны» означают волны жизни, а «скалы» – препятствия на жизненном пути человека). Большинство вошедших в книгу стихотворений было впоследствии опубликовано. Но Николай Рубцов написал также предисловие к своей «книге», которое представляет существенный интерес.
Он упоминает здесь стихи «Утро утраты», замечая: «Душой остаюсь близок к ним». Как бы объясняясь, он пишет далее: «В жизни и в поэзии не переношу спокойно любую фальшь, если ее почувствую. Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном».
Стихи «Утро утраты», безусловно, глубоко искренни. Но вот что говорится в предисловии вслед за этим: «Четкость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Это есть характерный знак времени. Пока что чувствую этот знак и на себе.
Сборник «Волны и скалы» – начало. И, как любое начало, стихи сборника нуждаются в серьезной оценке» [25].
Итак, поэт видит недостаточность или хотя бы незрелость своих стихов в отсутствии четкой «общественной позиции». Именно поэтому, надо думать, он не считает их достойными «серьезной оценки». Не находит он полноценной «общественной позиции» и в стихах других молодых поэтов тех лет. Это может показаться странным, ибо как раз в те годы – на рубеже 1950 – 1960-х годов – публиковались легионы стихов тогдашней поэтической молодежи, в которых открыто была заявлена та или иная «общественная позиция» (правда, ныне эти стихи, как говорится, канули в Лету). Очевидно, Николай Рубцов чувствовал в этих стихах ту или иную «фальшь» и не считал их подлинно общественными.
То, что Рубцов называет «общественной позицией» в поэзии, не дается задаром. Эту «позицию» необходимо нажить, выстрадать – только тогда она может стать органическим качеством поэзии.
Николай Рубцов смог обрести подлинную «общественную позицию», и притом так, что ее выстраданность в той или иной мере ощущается в любом стихотворении поэта.
Эту «позицию» лично ему помогло обрести «возвращение» (разумеется, не просто «приезд», а то «возвращение памяти», о котором он сказал в стихах) к деревне, где «виднее» истинная сущность человека, вобравшая в себя природу и историю, – человека как частицы народа.
Как своего рода веха на пути поэта к зрелости предстает стихотворение «Русский огонек», написанное, по-видимому, в 1962 – 1963 годах:
И вот изба – «последняя надежда»:
Преодоление трагедии собственного сиротства в открытии всенародной трагедии – таков, выражаясь, быть может, несколько высокопарно, но вполне точно, смысл этих строк. Дело тут, конечно, не в «мысли» как таковой; «мысль» эта доступна всякому. Николай Рубцов создал поэзию, в которой народный смысл, или, точнее, народный голос, вобравший в себя голоса природы и истории, звучит совершенно естественно и неопровержимо. Это не просто идея, но сама жизнь, получившая новое бытие в слове и ритме поэта.
Николай Рубцов, повторяю, выстрадал свое право ввести в стихи голос народа, и стихи обрели таким образом то, что поэт назвал «общественной позицией».
И именно для этого ему нужно было «возвращение» в деревню, а вовсе не для воспевания и изображения деревни и природы как таковых.
Впрочем, тут мне могут решительно возразить. Неужели, скажет воображаемый оппонент, в наше время – время небывалого, скачкообразного роста городов, где живет теперь большинство людей цивилизованных стран, время научно-технической революции (то есть тотального переворота в формах труда и самом образе жизни) – можно «искать истину» в деревне?
Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу обратиться к одному, так сказать, уроку истории. Дело в том, что современную революцию в технике (и самом образе жизни) нередко вполне обоснованно называют «второй». Аналогичный (хотя, конечно, существенно отличающийся) переворот совершился на рубеже XVIII – XIX веков, когда люди впервые начали создавать машинные фабрики и заводы, паровозы и пароходы, аэростаты («воздушные шары») и электрическое освещение и т. п. Эта эпоха, начавшаяся ранее и интенсивнее, чем где-либо, в Англии, носит имя промышленной революции.
Как же отразилась эта эпоха в поэзии? Ради краткости и вместе с тем объективности я не буду сам характеризовать английскую поэзию того времени, а попросту процитирую несколько соответствующих положений из современной литературной энциклопедии.
«Начавшийся промышленный переворот все более привлекал внимание поэтов к деревне… В поэмах Дж. Крабба (1754 – 1834) возникли детальные картины сельской повседневности, переданные с большим реализмом… Возросший интерес к природе побудил… приступить к собиранию произведений устной поэзии, бытовавшей в народе… Сборники народных песен и баллад явились событием для литературы, снова обратившейся к родникам народного поэтического творчества, восходившим к средневековью… Записи древних баллад и поэзия Макферсона и Чаттертона укрепили интерес к картинам дикой природы… Венцом поэзии XVIII в. было творчество шотландца Р. Бернса (1759 – 1796)… В творчестве поэтов так называемой «озерной школы»… – У. Вордсворта (1770 – 1850), С. Колриджа (1772 – 1834), Р. Саути (1774 – 1843)… – утверждение примата чувства, воспевание людей, не испорченных промышленной цивилизацией… Наиболее популярным поэтом-романтиком начала XIX в. был В. Скотт (1771 – 1832)… Созданный этим писателем исторический роман возник под воздействием сдвигов, происшедших в Шотландии и Англии благодаря последствиям промышленного переворота… Ощущение нового всемирно-исторического перелома вызвало потребность осмысления опыта многовекового развития народов» [26].
Итак, великая промышленная революция «повернула» английскую литературу лицом к природе и деревне, к древнему народному творчеству и истории. Необходимо, правда, оговорить, что в цитируемой энциклопедической статье дано весьма поверхностное истолкование этого факта. Здесь сказано попросту о «внимании» и «интересе» к природе и деревне, об «утверждении примата чувств» и «людей, не испорченных промышленной цивилизацией» и т. п. Более удачно последнее замечание – о том, что промышленная революция «вызвала потребность осмысления» многовековой истории народа. Но ясно, что и обращение к природе диктовалось не простым «интересом» к ней, а стремлением глубже понять соотношение природы и общества; точно так же изображение чувственного сознания человека было не самоцелью, а диктовалось потребностью оценить роли чувства и мысли в бытии и т. д.