Дорогой ценой - Рой Кристина. Страница 56

— Да, развлечься можно в вашей церкви, но больше ничего, — вскипела Маргита.

Слова Адама обидели её. Хотя, вспомнив сегодняшнее богослужение, она должна была согласиться с ним.

— О, кто всему этому верит и хочет быть благочестивым, тот у нас скорее найдёт нужное ему. Скажи мне только, чем евангелический христианин докажет, что он благочестивый и добрый христианин? Католик даёт пожертвования, поклоняется святым, делает добрые дела, соблюдает пост, заказывает молебны за бедных и умерших. А чем докажешь ты, что ты добрая евангелическая христианка?

Щёки молодой женщины раскраснелись.

— Тем, что я так стараюсь жить, как это повелеа Христос; что я люблю и прощаю.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Вот что её так украшало

— она хотела любить и прощать.

— И ты думаешь, что всегда можно любить и прощать?

— Христианину, живущему по заветам Христа, — да, ибо Он говорит: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь».

— Ну, если твоё убеждение основывается только на этих словах, то ты можешь придерживаться их так же, будучи католичкой.

— Возможно, но ваша церковь насилием доказала, что нет в ней любви Христа.

— Докажи своё утверждение! — сказал он, покраснев.

— Очень легко! Разве не Рим сжёг на костре лучших своих сыновей, например:

Гусса, Висгардта и тысячи других мучеников

— Не мучеников он сжигал, а еретиков. Я могу согласиться, что в то варварское время, к сожалению, такие насилия имели место, но это происходило от темноты, непросвещенности. Однако я не соглашусь с тем, что в нашей церкви нет любви. Я хотел бы знать: чем евангелическая церковь доказала, что в ней живёт тот Дух, который, как ты говоришь, подкреплял мучеников в их вере? Я знаю много евангелических эгоистов, мошенников, неверующих и прочих. Но никогда мне не случалось замечать в вашей церкви любви и согласия, а напротив — ссоры и раздоры. В нашем правительстве имеются и евангелические христиане; но скажи мне, что, они сделали хорошего? Я считаю, что дело не в учении, не в церкви, не в убеждении, а в самом человеке, в его стремлениях.

— Нет, Адам, если человек хочет жить счастливо и для блага других, то это счастье должно быть в нём. Но оно не творится самим человеком. Свет и счастье — во Христе. Христос должен жить в человеке. Это Он жил в мучениках. Он и в нас, во мне хочет жить. И как цветок раскрывается лучам солнца, так и я раскрыла своё сердце Свету, и Он теперь освещает его. Я не могу остаться католичкой, потому что мне доступ ко Христу был бы закрыт. У вас так много святых: матерь Божия, отцы церкви, папа, епископы и так далее — один над другим, а об Иисусе Христе и речи нет.

И всё же без Него нет спасения. Я могу и хочу служить только Ему за меня; Ему, Который оберегал меня, когда отец и мать оставили меня, хотя я Его не знала, и Который теперь раскрылся мне во всей своей красоте и святости. Я согласна, что евангелические не живут так, как бы им надлежало жить, и что это уже не прежняя церковь. Но евангелическая церковь не запрещает читать Слово Божие и не распространяет заблуждения и суеверия. И у кого Слово Божие, тот может увидеть свет и стать счастливым навеки.

— Ты уже настоящий богослов, Маргита, — насмешливо склонился перед ней молодой учёный. — Может быть, лучше оставить этот разговор, потому что у меня времени мало. Но в будущем мы ещё поговорим об этом. Так как у тебя достаточно смелости критиковать мою религию, я освещу и твою и приведу тебе факты, свидетельствующие о том, что тебе пока не известно. А теперь — что передать Тамаре?

Лицо Маргиты разгорелось. Она почувствовала что-то вроде стыда. И потом, когда Адам уже ушёл в Боровце, она задумалась. правильно ли сделала, сказав без обиняков ему правду о Риме?

Подавленная, она пришла к домику и остановилась. Окно было раскрыто, из него слышались голоса, один из них принадлежал Степану Градскому. Может быть, он пришёл навестить бабушку?,

Как хорошо!

Она снаружи прислонилась к окну и заглянула внутрь. Какая чудная картина предстала перед её глазами! На диване лежал её отец и смотрел на окно, рядом стоял Аурелий, скрестив руки на груди, а у стола, наклонившись над раскрытой Библией, стояли Никуша и Степан Градский.

«Значит, Степан действительно пришёл; тот, кому Христос открылся и который умел любить и прощать! Вот он — настоящий евангелический христианин, который живёт по Евангелию!» — заликовала она в душе и поспешила в домик, где её радостно приветствовали.

— А дедушка не придёт? — первым делом спросил отец.

Она ответила, что он отправился в Орлов, извинилась также за Адама. Приветствуя Степана, она не заметила, как Никуша вдруг побледнел и рукой схватился за сердце. О Маргита, если бы ты знала, какое известие ты принесла своему брату! Хорошо, что она не подозревала о случившемся.

Около часа назад Николай Коримский стоял в лесу, углубившись в размышления. Он беспокоился о матери, тосковал по ней. Как хотелось ему узнать хоть что-нибудь о её состоянии! Аурелий, вернувшись из Подолина, письма не принёс. Николай теперь невыразимо тосковал по человеку, с кем можно было бы поговорить о матери и кого можно было попросить молиться за него и за неё.

Вдруг он услышал приближающиеся шаги. Обернувшись, он увидел перед собой молодого человека очень приятной наружности. Мир, свет и внутренняя радость отражались на его лице.

Молодой человек, заметив Николая, поприветствовал его. Николай ответил на приветствие и заметил вопросительный взгляд подошедшего.

— Простите, пожалуйста, вы не пан Николай Коримский? — спросил он мелодичным приятным голосом.

— Да, — ответил Николай, и сердце ему подсказала: «Это Степан Градский». — Вы принесли мне письмо от Урзина? — спросил Николай, протягивая руку.

— Да, пан.

Молодой человек достал письмо и передал его Николаю. Затем он снял свой плащ и расстелил его на траве.

— Садитесь, пожалуйста, письмо длинное, и вы устанете стоять, — сказал он искренне.

Пока Николай, последовав приглашению, — читал письмо, другой стоял, прислонившись к дереву, и ждал. Письмо действительно было таким длинным и таким содержательным, что чтению, казалось, не будет конца. Наконец рука с письмом опустидлась, и голова читавшего тоже. '

Некоторое время Степан с участием смотрел на печального Николая. Затем он склонился к нему.

— Господин Коримский, Мирослав написал мне, чтобы мы вместе с вами помолились. Помолимся же. Молитва всегда помогает. Если боль и не исчезнет, то появится сила вынести её, и заботы, сложенные к ногам Христа, больше не угнетают.

Николай вздохнул и посмотрел в глаза говорившему. Ему показалось, что с ним разговаривает брат, которому можно довериться.

— Желание его исполнилось, появился человек, с которым можно было молиться. Степан был прав: молитва всегда помогает.

Николай Коримский почувствовал прилив силы. Из искренней молитвы Степана он понял, что тот в некоторой степени посвящён в обстоятельства. Ему захотелось полностью открыться перед ним, и он прочитал ему немного из письма.

— Степан, моя мать для меня уже давно умерла, — сказал он, — мне нельзя с ней встречаться. Поверь мне, лучше бы она лежала на кладбище, чем жила бы в доме инженера Райнера. Однако это так ужасно, что она теперь оставлена отцом и детьми! Вы не считаете, что это наказание Божие?

— Нет, пан! Вы не могли бы ей ничем помочь. Пани Райнер нужен сейчас один Иисус Христос. И поверьте мне, что иногда близкие мешают увидеть Иисуса Христа. Кто знает, может быть, милостивый наш Отец привёл её в такое печальное положение, чтобы она ничего не видела, кроме одного Христа. Увидеть Его — для неё достаточно. Он исцелит и утешит её так, как никто из нас этого не смог бы.

Спокойные убеждающие слова подействовали на Николая, как бальзам.

— Я понимаю, что ни я, ии Маргита не можем утешить нашу мать, потому что мы напоминаем ей прошлое, а это больно. Однако, меня очень угнетает то, что она, с детства привыкшая к роскоши, теперь находится в маленькой комнатке и за ней ухаживает, может быть, очень добрая, но совсем незнакомая девушка. Ей, наверное, многого не хватает для поправки, что она имела бы у нас.