Мухи - Сартр Жан-Поль Шарль Эмар. Страница 5

Орест. Восемнадцать.

Клитемнестра. Твои родители еще живы?

Орест. Отец умер.

Клитемнестра. А мать? Она, должно быть, моего возраста? Молчишь? Тебе, наверно, кажется, что она моложе: она еще не разучилась смеяться и петь вместе с тобой. Ты ее любишь? Отвечай же! Почему ты покинул ее?

Орест. Хочу завербоваться в наемные войска, в Спарте.

Клитемнестра. Путешественники, как правило, объезжают наш город за двадцать верст. Тебя не предупредили? Жители равнины подвергли нас карантину: для них наше покаяние — чума, они боятся заразы.

Орест. Это мне известно.

Клитемнестра. Тебе сказали, что мы вот уж пятнадцать лет гнемся под бременем неискупимого преступления?

Орест. Сказали.

Клитемнестра. Что виновней всех Клитемнестра? Что самое имя ее проклято?

Орест. Сказали.

Клитемнестра. И ты все же пришел? Чужеземец, я — царица; Клитемнестра...

Электра. Не размякай, Филеб. Царица развлекается нашей национальной игрой: игрой в публичную исповедь. Здесь каждый кричит всем в лицо о своих грехах. Нередко, в праздничные дни, какой-нибудь торговец, опустив железную штору своей лавки, ползет по улице на коленях, посыпает голову пылью и вопит, что он убийца, прелюбодей и изменник. Но жители Аргоса пресыщены: все наизусть знают преступления всех. Преступления же царицы и вовсе никого не забавляют — это преступления официальные, лежащие, можно сказать, в основе государственного устройства. Вообрази ее радость, когда она увидела тебя — молодого, новенького, не знающего ничего — даже ее имени: какой исключительный случай! Ей кажется, что она исповедуется впервые.

Клитемнестра. Замолчи. Любой может плюнуть мне в лицо, называя меня преступницей и проституткой. Но никто не имеет права касаться моих угрызений совести.

Электра. Видишь, Филеб, таковы правила игры. Люди станут молить, чтобы ты осудил их. Но будь осторожен — суди их только за ошибки, в которых они тебе признались: остальное никого не касается, они не поблагодарят тебя, если ты обнаружишь что-нибудь сам.

Клитемнестра. Пятнадцать лет назад я была самой красивой женщиной Греции. Взгляни на мое лицо и суди о том, сколько я выстрадала. Я ничего не приукрашиваю! Я сожалею не о смерти старого козла! Когда я увидела его в ванне истекающим кровью, я запела от счастья, я в пляс пустилась. И сейчас еще, спустя пятнадцать лет, как вспомню, так всю радостью и ожжет. Но у меня был сын — ему бы сейчас минуло столько же, сколько тебе. Когда Эгисф отдал его наемникам, я...

Электра. У вас была, кажется, еще дочь, мать моя. Вы превратили ее в судомойку. Но эта вина не очень-то вас мучает.

Клитемнестра. Ты молода, Электра. Тому, кто молод и не успел содеять зла, ничего не стоит осудить других. Но погоди: однажды и ты повлечешь за собой следом непоправимое преступление. Ты шагнешь и подумаешь, что оставила его позади, но бремя его будет все так же тягостно. Ты оглянешься; оно следует за тобой — недосягаемое, мрачное, чистое, как черный кристалл. Ты перестанешь его понимать, скажешь: «Да это не я, не я совершила его». А оно все будет с тобой, стократ отринутое и неотторжимое, оно будет тянуть тебя назад. И ты поймешь наконец, что жребий брошен, раз и навсегда, что не остается ничего иного, как влачить преступление до самой смерти. Таков закон покаяния — справедливый и несправедливый. Посмотрим, во что тогда превратится твоя юная гордыня.

Электра. Моя юная гордыня? Вы скорбите о своей молодости больше, чем о преступлении, вы ненавидите мою молодость больше, чем мою невинность.

Клитемнестра. Я ненавижу в тебе себя самое. Не твою молодость — о нет,— мою собственную.

Электра. А я ненавижу вас, именно вас.

Клитемнестра. Позор. Мы ругаемся, как две ровесницы, как соперницы. А ведь я мать тебе. Не знаю — ни кто ты, молодой человек, ни зачем к нам пожаловал, но твое присутствие вредно. Электра меня ненавидит, я знаю. Но пятнадцать лет мы хранили молчание, нас выдавали только взгляды. Ты пришел, заговорил с нами — и вот мы оскалили клыки и огрызаемся, как суки. Законы города велят оказать тебе гостеприимство, но, не скрою, я хотела бы, чтобы ты ушел. Ну а ты, дитя мое, мой слишком верный образ, я не люблю тебя, это правда. Однако я скорее дам отсечь себе правую руку, чем причиню тебе вред. Ты отлично это знаешь и злоупотребляешь моей слабостью. Но против Эгисфа не советую поднимать твою ядовитую головку: он перешибает хребет гадюке одним ударом палки. Послушайся меня: не выходи из подчинения, или тебе достанется.

Электра. Можете ответить царю, что я на праздник не пойду. Знаешь, что они делают, Филеб? Неподалеку от города есть пещера, нашим юношам никогда не удавалось добраться до ее дна, говорят, она сообщается с адом. Верховный жрец велел завалить вход в нее большим камнем. Так вот, поверишь ли, в каждую годовщину народ собирается перед этой пещерой, солдаты отваливают в сторону камень, и наши мертвецы, как говорят, поднимаются из ада и расходятся по городу. Им ставят на стол приборы, пододвигают стулья, готовят постели и садятся теснее, чтобы освободить им место на вечере. Они повсюду, все только для них. Можешь представить себе вопли живых: «Мой дорогой покойничек, мой дорогой покойничек, я не хотел тебя обидеть, прости меня». На следующее утро, только петух пропоет, они вернутся под землю, вход в грот завалят камнем, и все будет кончено до следующего года. Не желаю принимать участия в дурацких ребячествах. Это их мертвецы, не мои.

Клитемнестра. Не подчинишься добровольно, царь приказал привести тебя силой.

Электра. Силой?.. Ха, ха! Силой? Это мило. Моя добрая матушка, будьте любезны, заверьте царя в моей совершенной покорности. Я появлюсь на празднестве, и коль скоро народ хочет меня видеть, он не будет обманут в своих ожиданиях. А ты, Филеб, прошу тебя, отложи отъезд, погляди на наш праздник. Может, тебе представится случай позабавиться. До скорого свидания, я пошла одеваться. (Уходит.)

Клитемнестра (Оресту). Уезжай. Я уверена, что ты принесешь нам несчастье. Ты не можешь быть на нас в обиде, мы тебе ничего не сделали. Уезжай. Умоляю тебя именем твоей матери, уезжай... (Уходит.)

Орест. Именем моей матери...

Входит Юпитер.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Орест, Юпитер.

Юпитер. Ваш слуга сказал мне, что вы уезжаете. Он тщетно ищет по всему городу лошадей. Я мог бы вам достать двух кобыл с полной сбруей за умеренную цену.

Орест. Я раздумал ехать.

Юпитер. Вы раздумали ехать. (Пауза. Живо.) В таком случае я с вами не расстанусь, вы мой гость. В нижнем городе есть довольно приличная гостиница, где мы оба остановимся. Вы не пожалеете, избрав меня компаньоном. Прежде всего — абраксас, гала, гала, це, це — я вас избавлю от мух. Затем, человек моего возраста может иногда дать добрый совет: я ведь вам в отцы гожусь. Вы расскажете мне о себе. Пошли, молодой человек, доверьтесь мне: такие встречи иногда оказываются куда полезнее, чем думаешь сначала. Возьмите, к примеру, Телемака — вы знаете — сына царя Одиссея. В один прекрасный день он встретил пожилого господина по имени Ментор, который связал свою судьбу с его судьбой и следовал за ним повсюду. Так вот, известно ли вам, кто был этот Ментор? (Увлекает его за собой, продолжая говорить.)

Занавес