Аркадия - Стоппард Том. Страница 2

Томасина. Нет. Расскажи еще о совокуплении.

Септимус. Вот о совокуплении добавить нечего.

Томасина. Это то же, что любовь?

Септимус. Гораздо лучше.

Джелаби, у меня урок.

Джелаби. Простите, господин Ходж, но господин Чейтер просил передать вам письмо незамедлительно.

Септимус. Ладно, давайте. (Забирает письмо.) Спасибо. (Затем, чтобы дворецкий поскорее вышел, повторяет.) Спасибо, Джелаби.

Джелаби (настойчиво). Господин Чейтер велел мне прийти с ответом.

Септимус. С ответом? (Вскрывает письмо. Конверта как такового нет, но послание сложено, обернуто в чистую бумагу и запечатано. Септимус небрежно отбрасывает обертку и пробегает глазами письмо.) Что ж, мой ответ таков: по обыкновению и долгу службы — на коей я нахожусь у его сиятельства — до без четверти двенадцать занят обучением дочери его сиятельства. Как только я закончу — и если господин Чейтер к тому времени не раздумает — буду всецело к его услугам в… (заглядывает в письмо) оружейной комнате.

Джелаби. Спасибо, сэр, так и передам.

Томасина. Джелаби, что сегодня на обед?

Джелаби. Вареный окорок с капустой, миледи, и рисовый пудинг.

Томасина. У-у, какая дрянь.

Септимус. Что ж, с господином Ноуксом все ясно. Он мнит себя джентльменом, философом-эстетом, кудесником, которому подвластны горы и озера, а под сенью дерев ведет себя как самый настоящий ползучий гад.

Томасина. Септимус, представь, ты кладешь в рисовый пудинг ложку варенья и размешиваешь. Получаются такие розовые спирали, как след от метеора в атласе по астрономии. Но если помешать в обратном направлении, снова в варенье они не превратятся. Пудингу совершенно все равно, в какую сторону ты крутишь, он розовеет и розовеет — как ни в чем не бывало. Правда, странно?

Септимус. Ничуть.

Томасина. А по-моему, странно. РАЗмешать не значит РАЗделить. Наоборот, все смешивается.

Септимус. Так же и время — вспять его не повернуть. А коли так — надо двигаться вперед и вперед, смешивать и смешиваться, превращая старый хаос в новый, снова и снова, и так без конца. Чтобы пудинг стал абсолютно, неоспоримо и безвозвратно розовым. Вот и весь сказ. Это называют свободой воли или самоопределением. (Он поднимает черепашку и переносит ее на несколько дюймов, точно она — его пресс-папье — посмела отползти по своим делам с бумаг, которые призвана удерживать.) А ну-ка, сидеть!

Томасина. Септимус, как ты думаешь, Бог — ньютонианец?

Септимус. Итонианец? Выпускник Итона? Боюсь, что так. Впрочем, справьтесь у вашего братца. Пускай подаст запрос в палату лордов.

Томасина. Нет же, Септимус, ты не расслышал! Ньютонианец! Как по-твоему, первая до этого додумалась?

Септимус. Нет.

Томасина. Но я же еще ничего не объяснила!

Септимус. "Если все — от самой далекой планеты до мельчайшего атома в нашем мозгу — поступает согласно ньютонову закону движения, в чем состоит свобода воли?" Так?

Томасина. Нет, не так.

Септимус. "В чем состоит промысел Божий?"

Томасина. Опять не так.

Септимус. "Что есть грех?"

Томасина (презрительно). Да нет же!

Септимус. Ну хорошо, слушаю.

Томасина. Если остановить каждый атом, определить его положение и направление его движения и постигнуть все события, которые не произошли благодаря этой остановке, то можно — очень-очень хорошо зная алгебру — вывести формулу будущего. Конечно, сделать это по-настоящему ни у кого ума не хватит, но формула такая наверняка существует.

Септимус (помолчав). Верно. (Еще пауза.) Верно, и, насколько я понимаю, вы действительно додумались до этого первая. (Помолчав, с усилием.) На полях своей «Арифметики» Ферма написал, что он нашел превосходное доказательство теоремы, но поля слишком узки, и оно не помещается. Записку нашли уже после его смерти, и с этого дня…

Томасина. А-а! Тогда все понятно!

Септимус. Не чересчур ли вы самонадеянны?

Господин Чейтер! Вам, должно быть, неточно передали мой ответ. Я буду свободен без четверти двенадцать — если это вас устроит.

Чейтер. Не устроит! Мое дело безотлагательно, сэр!

Септимус. В таком случае вы, вероятно, заручились поддержкой его сиятельства лорда Крума, и он также считает, что ваше дело важнее образования его дочери?

Чейтер. Не заручился. Но, если угодно, я договорюсь.

Септимус (помолчав). Миледи, прошу вас удалиться в музыкальную комнату. Вместе с Ферма. Найдете доказательство теоремы — получите лишнюю ложку варенья.

Томасина. Увы, Септимус, ее не докажешь. Он оставил записку на полях, чтобы свести вас всех с ума. Пошутил.

Септимус. Итак, сэр, в чем состоит столь безотлагательное дело?

Чейтер. Полагаю, вы и сами знаете. Вы оскорбили мою жену.

Септимус. Оскорбил? Полноте! Это не в моей натуре, не в моих правилах, и, наконец, я восхищен госпожой Чейтер и это решительно не позволяет мне ее оскорблять.

Чейтер. Наслышан о вашем восхищении, сэр! Вы оскорбили мою жену в бельведере вчера вечером!

Септимус. Ошибаетесь. В бельведере происходило нечто иное. Я совершал с вашей женой акт любви, а отнюдь не оскорблял ее. Она сама попросила об этой встрече, у меня и записка сохранилась, поищу, если угодно. Может, какой-то подлец осмелился заявить, что я не удовлетворил просьбу дамы и не пришел на свидание? Клянусь, сэр, — это гнусный поклеп!

Чейтер. А вы — гнусный развратник! Готовы погубить репутацию женщины из-за собственной низости и трусости! Но со мной это не пройдет! Я вызываю вас, сэр!

Септимус. Чейтер! Чейтер, Чейтер! Мой милый, любезный друг!

Чейтер. Не смейте называть меня другом! Я требую сатисфакции! Удовлетворения!

Септимус. Сперва госпожа Чейтер требует удовлетворения, теперь — вы… Не могу же я, в самом деле, удовлетворять семейство Чейтеров с утра до ночи! Что до репутации вашей жены — она незыблема. Ее ничем не погубить!

Чейтер. Негодяй!

Септимус. Поверьте, это чистая правда. Госпожа Чейтер полна живости и очарования, голос ее мелодичен, шаг легок, она — олицетворение всех прелестей, которые общество столь высоко ценит в существах ее пола, — и все же главная и самая известная ее прелесть состоит в постоянной готовности. Готовности столь жаркой и влажной, что даже в январе в этих тайниках можно выращивать тропические орхидеи.

Чейтер. Идите к черту, Ходж! Я не намерен это слушать! Вы будете драться или нет?

Септимус (твердо и бесповоротно). Нет! В этом мире существуют всего два-три первоклассных поэта, и я не хочу убивать одного из них из-за откровенных поз, которые некто подсмотрел в бельведере. А репутацию этой женщины не защитить даже отряду вооруженных до зубов мушкетеров, приставленных стеречь ее денно и нощно.

Чейтер. Ха! Я — первоклассный?! Вы всерьез? Кто же остальные? Ваше мнение?… А, черт! Нет, не надо, Ходж! Не заговаривайте мне зубы, льстец! Так вы и в самом деле так считаете?