Южный Урал, № 1 - Головин Анатолий Дмитриевич. Страница 21

— Кирюша! — чуть слышно позвала она, но учитель не отозвался на зов. Она подошла ближе и склонилась над ним. Широко раскрытыми глазами он смотрел на склонившуюся над ним женщину и не узнавал её.

Она сменила ему бельё, положила на голову компресс и уселась у постели. Всю ночь, не смыкая глаз, Варварушка провела у больного. С наступлением утра она бросилась в станицу выпрашивать подводу. Станичники потешались над ней.

— Да тебе чего забота припала! — улыбались они. У тебя, небось, свой муж есть, так о нём и думай! А этот поваляется, поваляется, да и выдюжит. Оно, правда, щербат будет. Ну, да с лица не воду пить! Небось, Любушка и за такого замуж пойдёт!

Жестокие! Они знали, что этим безжалостно разрывают сердце Варварушки. Похудевшая за одну ночь, большими страдальческими глазами она смотрела на казаков.

— Родные мои, не откажите! Пожалейте! Разочтусь! — кланялась она.

Она не замечала ни насмешек, ни укоров, не видела двусмысленных улыбок и подмигиваний. Один Потап Дубонов подошёл ко всему этому по-купецки.

— Будет конь и бричка! — твёрдо посулил он. — Ты только скажи, милая, куда ехать и чем отплатишь?

— Надо мчать в Верхнеуральск, к фершалу, спасать Кирика Леонидовича. Ведь сгибнет он, ой, сгибнет! — со стоном сказала она.

— Дело хорошее, нужного человека спасти! — одобрил Дубонов. — Десять днёв за коня отработаешь?

— Отработаю! — твёрдо пообещала Варварка.

Дубонов вызвал сына, тот немедленно запряг пару добрых коней и казачка погнала в Верхнеуральск. Всю дорогу ей казалось, что учитель умирает: она то плакала, то яростно погоняла коней, хотя сытые резвые кони и без того быстро мчали.

Казак Подгорный удивился, когда дочка примчалась в Верхнеуральск. Не таясь она во всём призналась отцу.

— Дело хорошее, — смутившись сказал казак. — Но чего тебя приспичило ехать? Что только люди подумают?

— Жить без него не могу! Истомилась вся! — горячо выпалила своё наболевшее Варварка.

Казак покраснел, набычился.

— Вот возьму возжи, да отхлестаю тебя за такое дело! — пригрозил он. — Ты что на мои седины позор кладёшь! — он поднял кулаки и грозно пошёл на дочь.

Варварка не отступила. Горящими глазами она смотрела на отца.

— Посмей только! Зарежусь или утоплюсь! — с мрачной решимостью сказала она.

Он взглянул ей в очи и понял, что она и на самом деле не отступит от задуманного. Казак помрачнел и отошёл от дочери.

— Езжай тогда немедля с моего двора, чтобы разговора обо мне не было! — сурово отступился он от дочери. Казак распахнул ворота, и Варварка выехала со двора.

Казачка добилась своего и тёмной ночью привезла в Магнитную фельдшера. Осмотрев учителя, он признал его состояние тяжёлым. С этого часа Варварка дни и ночи не отходила от постели Кирика Леонидовича. Каждое утро мы с Митяшкой бежали к школе узнать новости. Варварушка выходила к нам и, стоя за оградой, которая отделяла школьный участок от станичной улицы, внимательно оглядывая нас, спрашивала:

— Ну, как здоровы? Не набаловали сильно? Не докучаете бабушке Дарье?

Под её глазами синели тёмные круги, лицо похудело, вид у неё был придавленный. Много ночей не доспала она, тревоги и заботы придавили казачку. Не было прежнего беззаботного смеха и блеска в её взоре.

— Ну, как там Кирик Леонидович поправляется ли? — деловито осведомлялся Митяшка: — Выдюжит поди!

— Как будто страшное минуло! — спокойным голосом отозвалась казачка.

Ободрённые мы убежали.

— Скажи на милость, такого человека не стоило беречь, а вот жалко! — рассуждал Митяшка. — Ох, и доброе сердце у Варварки! Как ей жить с таким сердцем?

В смышлёных глазах мальчугана светилась забота. Мне тоже было жаль Варварку. Непонятно было её отношение к учителю и тот запрет, которым ограждали казачьи порядки вторжение в его жизнь этой сердечной и доброй женщины. Когда я обращался к старшим, то дед отмалчивался или односложно ронял:

— Не нам судить Варварку!

Казаки на мой вопрос двусмысленно посмеивались. Это оскорбляло моё чувство к Варварке. Её чистая забота, не считаясь ни с чем, желание спасти человека должны были вызвать в окружающих уважение, но по станице поползли грязные сплетни.

— Погоди вот вернётся Степан-ко, он за это ей косы расчешет: — грозились они.

— Ну и бабочка! Решительная бабочка! — гоготал тот же Дубонов, который дал Варварке коня для поездки в Верхнеуральск.

Но Варварка не обращала внимания на косые взгляды казачек, не замечала колкостей. Она бережно отхаживала учителя и выходила его.

В один из жарких дней мы с Митяшкой примчались к школе и ахнули от изумления. В тени ветвистого осокоря, в кресле сидел Кирик Леонидович и с улыбкой смотрел на солнышко. На траве, у его ног сидела счастливая Варварушка и не сводила глаз с больного.

— Кирик Леонидович! Кирик Леонидович! — позвали мы. Учитель повернулся, увидел нас и приветливо замахал рукой. До чего ж костлявой стала она! На его лице мелькнула бледная улыбка.

— Здоровы, молодцы! Здорово, дружба! — слабым голосом встретил он нас.

Однако, былого озорства ни в его взгляде, ни в его словах не было: что-то надломилось в нём. Глаза его теперь смотрели серьёзно, словно переоценивали мир.

Только Варварка, не замечая ничего, радовалась всему. Её речь по-прежнему стала бойкой, оживлённой, в глазах загорелись весёлые искорки. И хотя она сильно похудела и осунулась, но к ней возвращалась прежняя радость…

Прошёл месяц. В Ильин день прогремела гроза и шумные потоки пробежали по станичной улице, смывая сор, грязь и унося их в Яик. Мы с Митяшкой, засучив шаровары, шлёпали босыми ногами по лужам, на поверхности которых прыгали пузыри. Ребята звонко кричали на всю станицу:

Шёл спорый дождик и одновременно светило солнце, а на востоке, в стороне, где очистилось небо и темнела гора Атач, из края в край неба сверкала радуга. Легко и хорошо дышалось.

Из Варварушкина куреня только что ушёл Кирик Леонидович и казачка, примостившись под навесом крылечка, любовалась отходившей грозой.

Прошумел дождь, только что обсохла земля и на станичную улицу вкатилась двуколка. Она бесшумно и быстро промчалась через всю станицу и остановилась у куреня Варварки. Бабушка выбежала за ворота.

— Ой, никак Степанко прибыл! — всплеснула она руками и убралась в избу.

На самом деле приехал казак Степанко. Завидя его, Варварка вскрикнула, схватилась за сердце. Она медленно поднялась со ступеньки и, безвольно опустив руки, пошла навстречу мужу.

— Что не ждала! — крикнул он злым голосом: — Прослышал о твоих заботах!

— Степанушко, на людях можно и не говорить об том! — тихо и покорно сказала казачка.

— Это отчего же? — выкрикнул Степанко, видимо изрядно подвыпивший. Он вихлялся, явно измываясь и наслаждаясь смущением жены. Кругом двора, из-за плетней уставились сотни глаз, с любопытством разглядывая, что будет дальше.

Вместо приветствия, пьяный Степанко сорвал с головы жены платок и вцепился в волосы. Он с ожесточением стал избивать Варварку. Странно, казачка охнула, но не отбивалась. Из-за плетня грубый и злой голос казака выкрикнул:

— Поучи, поучи её, Степанко!

— Гулящая! — кричали у ворот сбежавшиеся казачки.

Варварушка вырвалась от пьяного мужа и убежала в избу. Степанко не пошёл за ней в свой курень. Пошатываясь, он вышел на улицу и отправился к Потапу Дубонову. Там он до беспамятства напился и ночевал на базу, на голой земле, не добредя до своей избёнки…

Бабушка не вышла из горницы и, прислушиваясь к стонам Варварушки, крестилась и охала. Дед крутил головой и в раздумьи повторял:

— Н-да, вот как вашу сестру! Н-да!..

— Бабушка! — не утерпел я: — Да как-же он смел её так?

— Смел! Он же законный супруг, — печально отозвалась старуха. — От него никуда не уйдёшь! На краю света сыщут и доставят!