Избранные стихи из всех книг - Киплинг Редьярд Джозеф. Страница 14
Только белки ее глаз разглядел — и пистолет достал.
Раз нажал и второй нажал — мимо пуля летит…
«Как солдат стреляешь!» — крикнул Камал, — а каков из тебя джигит?»
И помчались вверх, сквозь Джагайскую щель — черти прыщут из-под копыт, —
Несется гнедой как весенний олень, а кобыла как лань летит!
Ноздри раздув, узду натянув, мундштук закусил гнедой,
А кобыла, как девочка ниткой бус, поигрывает уздой.
Из-за каждой скалы, из любого куста целится кто-то в него,
Трижды слыхал он, как щелкнул затвор, и не видал никого.
Сбили луну они с низких небес, копытами топчут рассвет,
Мчится гнедой как вихрь грозовой, а кобыла — как молнии свет!
И вот гнедой у ручья над водой рухнул и жадно пил,
Тут Камал повернул кобылу назад, ногу всадника освободил,
Выбил из правой руки пистолет, пули выкинул все до одной:
«Только по доброй воле моей ты так долго скакал за мной!
Тут на десятки миль окрест — ни куста, ни кучки камней,
Где б не сидел с винтовкой в руках один из моих людей!
И если б я только взмахнул рукой (а я и не поднял ее!),
Сбежались бы сотни шакалов сюда, отведать мясо твое!
Стоило мне головой кивнуть — один небрежный кивок —
И коршун вон тот нажрался бы так, что и взлететь бы не смог!»
А сын полковника отвечал: «Угощай своих птиц и зверей,
Но сначала прикинь, чем будешь платить за еду на пирушке твоей!
Если тысяча сабель сюда придет кости мои унести —
По карману ли вору шакалий пир? Сможешь — так заплати!
Кони съедят урожай на корню, а люди — твоих коров,
Да чтоб зажарить стадо твое, сгодятся крыши домов,
Если считаешь, что эта цена справедлива — так в чем вопрос,
Шакалов, родственников своих, сзывай на пирушку, пес!
Но если сочтешь ты, что заплатить не можешь цены такой,
Отдай сейчас же кобылу отца, и я поеду домой».
Камал его за руку поднял с земли, поставил и так сказал:
«Два волка встретились — и ни при чем ни собака тут, ни шакал!
Чтоб я землю ел, если мне взбредет хоть словом тебя задеть:
Но что за дьявол тебя научил смерти в глаза глядеть?»
А сын полковника отвечал: «Я — сын отца своего.
Клянусь, он достоин тебя — так прими эту лошадь в дар от него!»
А кобыла уткнулась ему в плечо, побрякивая уздой.
Нас тут двое — сказал Камал, — но ближе ей молодой!
Так пусть она носит бандитский дар — седло и узду с бирюзой,
Мои серебряные стремена и чепрак с золотой тесьмой.
А сын полковника подал ему пистолет с рукояткой резной:
«Ты отобрал один у врага — возьмешь ли у друга второй?»
«Дар за дар, — отвечал Камал, — и жизнь за жизнь я приму:
Отец твой сына ко мне послал — своего отправлю к нему.
Свистнул Камал, и тут же предстал его единственный сын.
«Вот командир горных стрелков — теперь он твой господин.
Ты всегда будешь слева с ним рядом скакать, охранять его в грозный час,
До тех пор, пока или я, или смерть не отменят этот приказ.
Будешь служить ему ночью и днем, теперь своей головой
За него и в лагере, и в бою отвечаешь ты предо мной!
Хлеб его королевы ты будешь есть, его королеве служить,
Будешь против отца воевать и Хайбер
[36]
от меня хранить,
Да так, чтоб тебя повышали в чинах, чтоб знал я: мой сын — рессалдар,
Когда поглазеть на казнь мою сойдется весь Пешавар
[37]
!»
И взглянули парни друг другу в глаза, и не был взгляд чужим:
И клятву кровными братьями быть хлеб-соль закрепили им.
Клятву кровными братьями быть закрепили дерн и огонь,
И хайберский нож, на котором прочтешь тайну всех Господних имен.
Сын полковника сел на кобылу отца, сын Камала скакал на гнедом,
И к форту, откуда уехал один, примчались они вдвоем.
А им навстречу конный разъезд — двадцать сабель враз из ножен:
Крови горца жаждал каждый солдат, всем был известен он.
«Стойте, — крикнул полковничий сын, — сабли в ножны! Мы с миром идем
Тот, кто вчера бандитом был, стал сегодня горным стрелком».
Запад есть Запад, Восток есть Восток, им не сойтись никогда
До самых последних дней Земли, до Страшного Суда!
Но ни Запада нет, ни Востока, ни стран, ни границ, ни рас,
Если двое сильных лицом к лицу встретятся в некий час!
Перевел В. Бетаки
Царица Бунди
Он умирал, Удаи Чанд,
Во дворце на кругом холме.
Всю ночь был слышен гонга звон.
Всю ночь из дома царских жен
Долетал приглушенный, протяжный стон,
Пропадая в окрестной тьме.
Сменяясь, вассалы несли караул
Под сводами царских палат,
И бледной светильни огонь озарял
Ульварскую саблю, тонкский кинжал,
И пламенем вспыхивал светлый металл