Избранная лирика - Вордсворт Уильям. Страница 39

"It is a beauteous evening, calm and free…"

It is a beauteous evening, calm and free,

The holy time is quiet as a Nun

Breathless with adoration; the broad sun

Is sinking down in its tranquillity;

The gentleness of heaven broods o'er the Sea:

Listen! the mighty Being is awake,

And doth with his eternal motion make

A sound like thunder — everlastingly,

Dear Child! dear Girl! that walkest with me here.

If thou appear untouched by solemn thought,

Thy nature is not therefore less divine:

Thou liest in Abraham's bosom all the year;

And worshipp'st at the Temple's inner shrine,

God being with thee when we know it not.

"Прелестный вечер тих, час тайны наступил…" [55]

Прелестный вечер тих, час тайны наступил;

Молитву солнце льет, горя святой красою.

Такой окружена сидела тишиною

Мария, как пред ней явился Гавриил.

Блестящий свод небес уж волны озарил!

Всевышний восстает, — внимайте! бесконечный,

Подобный грому, звук гремит хвалою вечной

Тому, кто светлый мир так дивно сотворил.

О милое дитя! о по сердцу родная!

Ты думой набожной хотя не смущена,

Со мной гуляя здесь, — но святости полна;

Невинностью своей живешь в блаженстве рая,

Ты в горний храм всегда летишь душой, —

И Бог, незрим для нас, беседует с тобой.

PERSONAL TALK

ЖИТЕЙСКИЕ ТЕМЫ

"I am not One who much or oft delight…"

I am not One who much or oft delight

To season my fireside with personal talk. —

Of friends, who live within an easy walk,

Or neighbors, daily, weekly, in my sight:

And, for my chance-acquaintance, ladies bright,

Sons, mothers, maidens withering on the stalk,

These all wear out of me, like Forms, with chalk

Painted on rich men's floors, for one feast-night.

Better than such discourse doth silence long,

Long, barren silence, square with my desire;

To sit without emotion, hope, or aim,

In the loved presence of my cottage-fire,

And listen to the flapping of the flame,

Or kettle whispering its faint undersong.

"Признаться, я не очень-то охоч…" [56]

Признаться, я не очень-то охоч

До тихих радостей молвы скандальной:

Судить соседей с высоты моральной

Да воду в ступе без толку толочь,

Внимать речам про чью-то мать — иль дочь

Невзрачную — весь этот вздор банальный

Стирается с меня, как в зале бальной

Разметка мелом в праздничную ночь.

Не лучше ль, вместо словоговоренья,

С безмолвным другом иль наедине

Сидеть, забыв стремленья и волненья? —

Сидеть и слушать в долгой тишине,

Как чайник запевает на огне

И вспыхивают в очаге поленья?

"Beloved Vale!" I said, "when I shall con…"

"Beloved Vale!" I said, "when I shall con

Those many records of my childish years,

Remembrance of myself and of my peers

Will press me down; to think of what is gone

Will be an awful thought, if life have one."

But, when into the Vale I came, no fears

Distressed me; from mine eyes escaped no tears:

Deep thought, or dread remembrance, had I none.

By doubts and thousand petty fancies crost

I stood, of simple shame the blushing Thrall;

So narrow seemed the brooks, the fields so small!

A Juggler's balls old Time about him tossed:

I looked, I stared, I smiled, I laughed: and all

The weight of sadness was in wonder lost.

"Я думал: "Милый край! Чрез много лет…" [57]

Я думал: "Милый край! Чрез много лет,

Когда тебя, даст Бог, увижу снова,

Воспоминанья детства дорогого,

Минувшей дружбы, радостей и бед

Мне будут тяжким бременем". Но нет!

Я возвратился, — и тоска былого

Меня не мучит, не гнетет сурово,

И слезы мне не застят белый свет.

Растерянно, смущенно и сутуло

Стоял я, озираючись вокруг:

Как съежились ручей, и холм, и луг!

Как будто Время палочкой взмахнуло…

Стоял, смотрел — и рассмеялся вдруг,

И всю мою печаль, как ветром, сдуло.