Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова - Барков Иван Семенович. Страница 28

Выговор от любовницы к любовнику

Товоль я от тебя, возлюбленной, ждала

За то, что еть себя бесспорно отдала,

Что ласки все мои тебе я истощила,

Рукой твою битку всеночно я дрочила

И в ебле завсегда старалась наблюдать,

Тебе чтоб сладости скорее в чувство дать.

Таким ли вот сие ты платишь награжденьем,

Что не довольствуясь моей пизды блуженьем,

Другую ты себе ети еще избрал,

Со мной ты бедною сожитие прервал.

Пускай хоть не прервал, но только презираешь,

В пизде ты у другой, ах! чаще ковыряешь.

Неужто у нее моей добрей пизда?

Неужто у нее блистает, как звезда,

Что сильно так в нее и много ты влюбился?

Неужто твой в ней хуй отменно заходился

И сладости тебе отменные вливал,

Каких ты никогда, ебя мя, не вкушал?

Неужто у пизды усы у ней длиннее

И секель моего и лутче и нежнее?

Неужто более в ней жару и огня?

Неужто подъебать гораздее меня?

И яросней она еще, как я, блужуся?

Неужели совсем пред нею не гожуся?

Пускай то будет так, и я тебе скверна,

Но скверной быв, тебе конечно уж верна,

Она же без тебя с другим всегда ебется,

Откуда шанкером и плешь твоя гнетется,

И тяжкой купно хуй твой носит хуерык?

Затем, что у нее от ебли пиздорык.

Познай, любезной мой, свое ты заблужденье,

Старайся от нее иметь освобожденье,

Я более тебе утех еще сыщу,

Сытей твою битку я еблей насыщу,

Как можно лутче я потщуся работати,

Чтобы тебе на мне немного хлопотати,

Скорей, чтобы еще твоя полилась кровь,

Почувствуй прежнюю, мой свет, ко мне любовь,

Почувствуй, ах! познай опять то вспламененье,

К котору до сего имел ты отвращенье.

Яви собой опять мне тьму своих утех,

Возобновят мне те и радости и смех,

Презренна быв тобой, которых я лишалась,

Без коих всякой час рвалась и сокрушалась.

Что прибыли тебе меня собой сушить,

Холодностью своей огонь во мне тушить?

Что прибыли, скажи, и чем я прослужилась,

Твою что дружбу зря, с тобою содружилась?

Не ты ль моя беда, не ты ль сурова часть,

Не ты ль моя вина, несносная напасть?

Ах! ежели сие, то кто ж тому виною?

Не ты ль огонь во мне зажог своей биткою?

Не ты ли сам сперва мя к ебле поощрял,

Подсевши блись меня, рукою ковырял

В пизде, и сделал тем в крови моей движенье,

Подавши повод сам на еблю возжделенье?

Конечно, ето так! — воспомни сам, мой свет,

Потом и рассуди, винна ль я или нет.

Я сделалась тебе во всем тогда послушной,

На сердце положась, на нрав великодушной.

Совсем тебе, мой свет, я в руки отдалась,

И воля и покой твоей рукой взялась.

Но ежели меня в свои ты принял руки,

На что ж моришь меня теперя в злейшей муки?

Заставлена тобой теперя я страдать,

Без хуя бедной мне метаться, тосковать,

В неделю я с тобой пять раз лишь уебуся,

А протчия все дни говею и пощуся.

Но может ли так жить на свете хоть одна,

Которая б была так мало ебена?

Любовница и так во скуке пребывала,

Потоки горьких слез без хуя проливала.

Коль любишь ты меня, любезной, так люби!

Люби меня, мой свет, и более еби.

Оставь другую ты моей в спокойство страсти,

Во удовольствие моей махони пасти;

Оставь и докажи, что ты всегда правдив,

Язык что у тебя отнюдь всегда нельстив.

Вить помнишь, предо мной как ты ужасно клялся,

Досыта как меня все дни еть обещался.

А клявшись предо мной, ты так ли мя ласкал,

Ты так ли припадал, ты так ли лобызал,

Ты так ли целовал, ты так ли мне, ах! зрился,

Каким теперь ко мне ты зверем очутился?

Оставь же все сие, постыла коль тебе,

Коль зрит соперница подвластным тя себе,

Ебись, неверной, с ней, ебись и насыщайся,

Но злобной от меня ты вести долей дайся:

Кончая на хую моржовом я свой век,

Скажу, что варвар ты, свирепой человек.

Пизду мою, ах! ты не мог вдовлетворить,

А тем меня в мой век щастливой сотворить, —

Вить радости мои, утехи все в хую,

И полагаю жизнь вить в ебле всю свою,

И все мое в тоске едино утешенье,

Чтоб хуем дорогим имети восхищенье.

Итак, прошу тебя еще я наконец,

Престань другую еть и чисти мой рубец.

Ах! сжалься на мое, любезной, состоянье,

Пизды моей всяк час на горестно рыданье:

Познай текущий в ней от похоти рассол,

Познай и залупай ты чаще мой подол.

Воззри, любезной мой, как я изнемогаю,

Горю каким огнем и как я содрагаю,

Как еться я хочу, как чешется пизда,

Пришло уж говорить теперь мне без стыда:

Еби меня, утешь битки твоей хотящу,

Любовным пламенем в пизде к тебе кипящу,

Подай отраду мне, любезной мой, подай,

Забей в меня свой хуй, забей, не вынимай.

Плач пизды

Нещастная пизда теперь осиротела,

Сира, и вся твоя утеха отлетела,

Сира, и полны слез твои теперь глаза,

Ужасная тебя постигнула гроза,

Ужасная напасть совсем переменила,

Из радостной пизду печальной нарядила.

Утехи тем мои навек прешли теперь,

Навек должна свою замазати я дверь,

Ту дверь, в которую в меня входила радость,

Всем чувствиям моим неизреченна сладость.

К страданью лютому, к безмерной казни злой

Навек сомкнута <я>: сей хуй скончался мой.

Скончался и лежит, бездышен горемыка,

Бездушен, недвижим, от шанкер, хуерыка.

Уж нет того, уж нет, в пизде кто ликовал,

Взаимные кто мне утехи подавал.

Лежит бездушна плешь, лежит се пред глазами.

Неслыханная казнь, о! казнь под небесами,

Какой теперь ты мне дала собой удар,

Исчезла в хуе жизнь, простыл на еблю жар.

Любезной хуй, навек рассталась я с тобою,

Вовек, увы! и ты не свидишься с пиздою,

Не будешь ты во мне гореть, краснеть и рдеть,

Уж в аде не дадут тебе, ах! хуй, поеть.

О! грановита плешь, котора всех прекрасней,

Ты сделала меня теперя всех нещастней,

Ты сладость мне вкусить свою, ебя, дала,

Ты кровь во мне огнем приятнейшим зажгла,

Но ты ж теперь меня собою огорчила,

Заставила страдать, ты плакать научила.

Какую я себе теперь отраду дам,

Когда к твоим друзьям сто раз пришед к мудам,

Утех я в них себе ничуть не ощутила,

Напрасно лишь себя я только возмутила.

И как мне без тебя, ах! как на свете жить?

Подумать страшно то, пизде без хуя быть.

Подите от меня вы прочь, воображенья,

И не давайте в мысль преступного прельщенья,

Как будто можно мне кишкой себя пехать,

И глубже в губы перст засунув, ковырять,

Тем равное себе снискати утешенье,

Какое хуем я имела восхищенье.

О! глупейшая мысль порочнейших людей,

Распутной мерзости всесветнейших блядей,

Из ада вышедши, из тартара кромечна,

У чорта из штанов, о! мысль бесчеловечна!

Не можно мне к тебе отнюдь преклонной быть,

Без хуя чтоб себя я стала веселить.

Я ввек не соглашусь принять те грубы нравы

К затмению твоей, о хуй любезной! славы,

Что будто без тебя возможно обойтись,

Мне перстом иль кишкой досыта наетись.

Природного в себе не внемля побужденья,

Лишать тебя собой достойного почтенья,

Ах, нет! конечно, нет, и ето лишь мечта,

Несытейших блядей напрасна суета,

Которою они, весь вкус уж потеряя,

Стараются его найти, пренебрегая.

О, солнце! ты дано одно нас освещать,

Питать собою тварь, собою украшать.

Так естли без тебя не может тварь пробыти,

Равно вот так пизде без хуя льзя ль прожити?

Ты нужное для всей природы естество,

И хуй ради пизды потребно вещество.

Но, видя ты с высот теперь мое мученье,

Что с хуем мне пришло превечно разлученье,

Сокрой и не мечи на мя свои лучи,

Теки из ада, мрак свирепой, и мрачи;

Мне все одно пришло теперь уж умирати,

Без хуя ли мне быть иль свету не видати!

Прости, прекрасной хуй, прости, прекрасной свет!

Уж действует во мне битки претолстой вред!

Закололась слоновым хуем.