Избранное 2009-2012 - Рубинштейн Анна. Страница 5

оглянись назад, смотри вперёд..."

Посреди вселенской душной суши

Росинант, осёдланный в полёт,

ждёт команды (кляча и романтик!)

проклинает подлую судьбу...

Бег стратегий слаженностью тактик

путь прочертит на горячем лбу,

а интуитивность экстраверта

схватит крепче ржавое копьё.

.............................

Обедневший циник Сааведра

мутный кальвадос в таверне пьёт...

Я могла бы...

Я могла б на рассвете и номер стереть, и обиду...

Я могла бы избавиться вовсе от скверных привычек...

Я б хотела, любовь потеряв ненадолго из виду,

Убедить и тебя и себя, что ты мне безразличен.

Я б растёрла запястья, затёкшие в бывших объятьях...

Я б забыла слова из кроссворда в холодном вагоне...

Я могла бы позволить любимому платью измяться,

Для того, чтоб растратить бесстыдство прошедших агоний.

Но я помню и номер и голос, и запах, и плечи...

Но я знаю и смех твой и плач, и чуть слышные стоны...

Я кручу до сих пор так давно нами взбитые смерчи,

Капли горя стирая с сочащейся миром иконы.

До сих пор я пытаюсь подклеить, подкрасить, поправить,

Залечить, зализать, зарастить незажившие раны...

Я так глупо надеюсь тебя не пустить к переправе.

Переправиться сможешь чуть позже.

А хочешь – чуть раньше?..

--------------------------

после: "Если встречи с тобой я свела до разряда привычки" Мария Харьковская

"Привычка" Файфер

Романс

Осень – маркитантка иль весталка?

Храм или кибитка на ветру?

Листья, пересыпанные тальком,

прошлое в заложники берут...

Тени виноградников Токая

сохнут, дозревая без тебя...

Для кого каштаны я таскаю,

на куски ушедшее дробя?

Облаков холодные перины

пух роняют в тёмный горизонт...

Осень нам устроила смотрины,

закрывая свадебный сезон.

Пальцы мне неискренне целуя,

пожалей, мой милый, не меня...

Дождь, шептавший ночью "аллилуйя",

нам поможет многое понять:

почему нещадно и до крика

мы пытали души тишиной?

Почему скрипучая кибитка

нам служила храмовой стеной?

Я сижу над смятыми листами

долговых расписок и молитв...

Прошлое когда-нибудь настанет,

будущее, может, отболит...

не буду больше...

табачный дым висит у потолка...

боязнь разлуки прячется за рёбра.

от боли почерневшая рука

листы царапнет росчерком недобрым...

как столбик пепла, сер круговорот

метелей, заблудившихся в прогнозах.

из граней и карнизов эшафот

вдруг прорастёт на Виа Долороза.

и в день восьмой с распятого плаща,

привычно отдалявшего расплату,

я встану с разрешением прощать

и стрелки поверну по циферблату

назад. назад. не вспоминай меня.

парис вернётся к матери гекубе,

а я при свете прожитого дня

"не буду больше"... боже мой, как грубо

оборваны из дыма кружева,

сплетённые полнОчью побледневшей...

и странно не обидные слова

последней смочат губы мне усмешкой...

курю взахлёб. мы видели края,

когда друг к другу в судьбы заходили,

и строчка заплутавшая моя

была укрыта вьюги нежной пылью.

задаток возвращать назначен срок.

мне жутко? хорошо ли мне? не знаю.

завязанный закатом узелок

я беспробудно снами охраняю.

везувием окурков окружу

восьмую ночь незнания друг друга.

утраченного пройденного жгут

наложен и затянут, как подпруга

на белом брюхе чистой простыни,

восьмые сутки девственность хранящей.

"ты девочка моя... ты извини...

мой безнадёжно нежный ангел падший".

Семейное

Посткоитальной скукою охвачен,

Ты отрешённо смотришь в холодильник...

Где ж тот горячий сумасшедший мачо,

Поевший будто яблок молодильных?

Ты был готов на дерзкие безумства!

Ты весь пылал желаньем ласки томной!

Но прозвенел неслышно некий зуммер

И предо мной до боли мне знакомый –

В домашних тапках с бахромою сзади,

В любимых джинсах с дыркой на колене –

Потёртый Штирлиц, мной терпимый ради

Семнадцати коротеньких мгновений...

Ненужные слова

встали на рассыпанный горох

слепки душ, помеченные перцем

лиственно-бумажный горький вдох

сентябрём наказанное сердце

отменю ненужные слова

вразнобой влетевшие в эпоху

тот, кто нежно руки целовал

оказался просто скоморохом

бубенцы звенят на колпаке

как набат, зовущий небо к бунту

волны, протекая налегке

смоют нелюбимое по пунктам

натяну разлуки тетиву

дрогнут руки зло и лицемерно

в зазеркалье мира уплыву

в лодке розенкранца с гильденстерном

не прочтёшь... я всё же напишу

горе зашифрую алфавитом

как же это? я ещё дышу

несмотря на то, что я убита

Подстрочник

Верлибрами истории подстрочник

начертан нерифмованно и мрачно...

Избитые приёмы многоточий –

притворны, как невинность новобрачной

в горячечном сюжете о дуэли

и ревности из тысячи осколков...

Дамасской стали взмахи разлетелись

обрывками из трепетного шёлка.

В шуршаньи юбок слышались Петрарке

слова любви, слетавшие на плечи...

А мы с тобой – измены перестарки,

друг друга позабывшие до встречи,

мы слепы, холодны и безучастны

к стараниям ноябрьского бреда...

Финальное просыпанное счастье –

пустых объятий пиррова победа.

Любовь по Сент-Экзюпери

За многих слишком я, увы, в ответе..

Бывали времена – летели перья!

Мой личный список, пёстрый от отметин,

Лишь подтверждает вывод экзюперий...