Моя навсегда - Финч Кэрол. Страница 7

— Проблемы с жеребцом, ваша светлость? — Насмешливый низкий голос отчетливо прозвучал в ночной тишине. — Или с леди?

Себастьян зло посмотрел на усмехающееся лицо.

— Я не против развлечений с достойными леди, но мы сюда не за этим прибыли. Разве что наши цели изменились, а вы не удосужились сообщить мне.

Усаживаясь на лошадь позади весившего фунтов на сорок больше его Рандолфа, Себастьян выругался: ему следовало бы догадаться, что Талли будет где-то неподалеку — и начеку.

— Ты забрал мои вещи от Банкрофта? — ^спросил он, меняя тему.

— Все сделано, ваша светлость.

— Не называй меня так.

— Старая привычка, — пожал плечами его спутник. — Когда необходимо, я притворяюсь. Но вы, кажется, не без удовольствия налаживаете контакты на новой территории а? Никогда не замечал за вами, чтобы вы приставали к добропорядочным леди.

Себастьян проглотил очередное проклятие. Талли, очевидно, наблюдал всю сцену и без труда домыслил остальное.

— Это не твоего ума дело. — Себастьян надеялся таким образом положить конец обсуждению, но не тут-то было.

— Она и ваш ум не должна занимать, — не унимался Рандолф. — По-моему, человеку, ведущему двойную жизнь, ни к чему усложнять ситуацию. Кой черт вас попутал?

— Это не имеет значения.

— Нет? А мне сдается, имеет. — Широкая грудь Талли затряслась от смеха. — Поскольку мы ведем эту легкую беседу не в гуще британской разведки.

— Талли… — предупреждающе начал он.

— Да, ваша светлость? — с деланной невинностью переспросил тот.

— Ты установил контакты, отослал донесение? — Глубоко вздохнув, Себастьян перешел к истинной цели своего появления а этом районе. — Все сделано.

— Тогда наша миссия здесь завершится к назначенному времени.

— Моя уж точно. — Талли взглянул через плечо на своего давнего хозяина и ближайшего друга. — По мне, так нужно непременно поговорить с леди, чтобы оправдаться в ее глазах. Ведь речь идет не о проститутке, понимаете? Если в вас вдруг взыграло ретивое, вы бы только сказали, и я все бы устроил.

— Обещаю все уладить с Иден Пембрук, как только представится подходящий случай.

— Так это была Иден Пембрук? Та, которую называют Ангелом повстанцев? — воскликнул Талли. — Помилуй Боже, что за дьявол в вас вселился? — присвистнул слуга, направляя коня к хижине у края болота.

Себастьян плотно сжал губы. До нынешнего дня он целиком отдавался своему делу, играя в опасные мужские игры и ни на что другое не отвлекаясь. Целых пять лет он учился выполнять заданий безупречно, докапываясь до самого «труднодоступного. И вдруг появилась эта непонятная девушка с тайной в глазах, и Себастьян обнаружил, что ведет себя как последняя скотина. Он знал все нюансы этикета, но в присутствии Иден забывал о том, что он джентльмен. Его воспитание было безупречным, и он чувствовал себя непринужденно в таких местах, о которых колониальная аристократия могла только мечтать. Но требовалось совсем иное, чем при дворе английского короля, и одно неверное слово или движение могло окончиться для него катастрофой.

Попозже он, несомненно, объяснится с Иден и попросит у нее прощения за свое поведение. Сейчас же следовало думать о другом. Весь этот день выглядел досадным недоразумением, а уж ночь… Он отказывался вспоминать случившееся на дороге. Как он мог настолько пренебречь здравым смыслом, который воспитывал в себе тридцать два года? Если Иден Пембрук и вправду возненавидит его, он не вправе се упрекать. Он опозорил себя, и виной тому уязвленное мужское самолюбие.

Глава 3

К тому времени как Иден добралась до своих конюшен, она снова обрела спокойствие, но прощать обидчика не собиралась — никогда! Он разбудил в ней нечто такое, о чем она не желала знать. Неожиданный пыл, проявленный ею, означал потерю самообладания и подчинение, темным инстинктам, а не велению разума. Перспектива оказаться во власти неуправляемых желаний пугала Иден. Лучше бы она никогда не встречала Себастьяна Сейбера. Этот человек, совершенно выбивший ее из колеи, разглядел то, что скрывалось за ее всегдашней улыбкой, и потребовал больше, чем она готова была отдать.

Отчего все-таки Сейбер так настойчиво старался вывести ее из себя? Зачем ему это? Как он догадался, что у нее есть тайна? Чем она могла себя выдать, если многие годы — семнадцать лет, если быть точной, — она хранила свой секрет за семью печатями, не доверяя его никому на свете?

Расседлав жеребца, она оставила его в стойле жевать сено и, решительно расправив плечи, стремительно направилась к дому. Если удастся проскользнуть мимо всевидящего ока Мэгги, она укроется в своей импровизированной спальне и избежит расспросов о покрасневших глазах и следах слез. К счастью, Мэгги уже ушла спать, и Иден торопливо побежала наверх раздеваться.

Ее нынешняя спальня располагалась в нише, раньше служившей кладовой — единственном незанятом помещении с широким окном. Ей было не по себе в полутемных комнатах, отделенных от мира толстыми стенами. Со своей боязнью замкнутого пространства Иден ничего не могла поделать. Она превратила свой дом в лазарет и прежнюю просторную спальню освободила для размещения раненых солдат, потому что городской госпиталь Уильямсберга уже не вмешал всех нуждающихся в медицинской помощи повстанцев. Доктор Кертис научил ее основам ухода за выздоравливающими, а она, в свою очередь, передала навыки Элизабет и Мэгги, которые помогали ей ухаживать за ранеными.

Уютно устроившись под стеганым одеялом. Иден задумалась над тем, как много еще жизней будет загублено в этой бесконечной войне и сколько раненых солдат пройдет через ее дом, прежде чем повстанцы одержат победу. Но сколько бы их ни было, ни один из патриотов не будет обойден ее вниманием, щедростью и заботой. Каждый должен знать, что его заслуги оценены и он по праву может считать себя героем. Когда у выздоравливающих наберется достаточно сил, чтобы добраться до дома, Иден каждого проводит и одарит ободряющей улыбкой. Да, улыбкой! И какое дело Себастьяну Сейберу до того, что она улыбается, скрывая слезы разочарования?

Будь проклят этот чертов грубиян! Почему он не записался в территориальную армию Виргинии и не занялся изгнанием британцев из колонии? Вероятно, не желает марать руки таким грязным делом, как война. Разумеется, лучше с гордым видом разъезжать по ярмаркам, торгуя любовным пылом жеребца, и набрасываться на женщин с оскорбительными предложениями. Себастьян Сейбер просто прощелыга, лишенный совести и чувства патриотизма. Похоже, он охотно пользовался гостеприимством Майка Банкрофта, пока тот не напросился к какому-то еще добросердечному южанину. Однако на плантации Пембрук нахлебники не нужны, пусть убирается вместе со своим жеребцом. Иден подыщет другого арабского скакуна для улучшения породы. Возможно, ей не удастся найти экземпляр, равный статью этому вороному, зато и не придется платить цену, которую запросил Сейбер.

Постепенно Иден уснула, но сон ее был беспокойным. Ей снились светящиеся любовью серебристо-серые глаза Себастьяна, она чувствовала его нежные ласки, разжигавшие в ней неумолимое желание, ощущала жар его губ… Внезапно она проснулась и почувствовала, что ее тело, вспомнив пережитое, вновь затрепетало, и она прокляла человека, способного творить с ней такое. Себастьян опасен, он пробил ее с таким трудом возведенные крепостные стены, и она поклялась, что отныне будет любой ценой избегать его общества.

Под покровом полуночной темноты три всадника подъехали к прятавшемуся среди сосен домику Тедиеса Сейбера. Пока ночные гости смывали с себя дорожную пыль, Тедиес, крепко сложенный мужчина лет семидесяти, не спеша поставил на плиту кофейник, а на стол — поднос с хлебом и сыром.

— Что слышно о наших войсках на юге? — спросил у него Джерард Локвуд, беря бутерброд.

— Началось движение на север. Обе Каролины взяты британцами и отданы оккупационной армии. Сопротивление мятежников почти полностью подавлено, только Болотный Лис со своим партизанским отрядом все еще шебуршится. К счастью, его силы не столь велики, чтобы вести войну против целой армии короля Георга. Ему не справиться с Тарлтоном и кучкой местных тори, выступающих против отделения американских колоний от Англии. Даже они не по зубам этому хитрому бунтарю.