Однажды в лунную полночь - Финч Кэрол. Страница 58

Ощущение близости сильного мужского тела заставило Микаэлу учащенно задышать, в голосе у нее появилась хрипотца.

— Ты уверен, что с Вэнсом все будет в порядке? — Она погладила мужа по груди.

— В конце концов, не сомневаюсь, все как-нибудь образуется. — Теперь Люсьен тоже говорил с трудом: эта женщина неизменно действовала на него, как огонь на сухой порох. — Уверен, Вэнс заставляет себя мириться с тюремной похлебкой только потому, что надеется таким образом ускорить встречу с таинственной незнакомкой. Совершенно очевидно, что он заинтригован так же, как в свое время и я, когда некая наивная проказница утверждала, будто моя каюта — это пыточная камера, а ее хозяин — настоящий монстр.

— Ты и вообразить себе не можешь, какой же дурой я себе показалась, когда выяснилось, что все совсем не так!

— А как я мечтал изменить твое мнение о себе той ночью, войдя в комнату, где мы сейчас находимся, и увидев неуловимую красотку, за которой гонялся целую неделю!

— Ты действительно весь город обегал, стараясь отыскать меня? — Микаэла пытливо взглянула на него своими бездонными глазами.

— Каждый камешек перевернул. — Люсьен нежно потрогал мочки ее ушей. — Всюду заглянул… Кроме одного места. Но это мне, честно говоря, и в голову тогда не пришло. А ты была здесь, в моей спальне, и на тебе почти ничего не было. Ты обольщала меня, сама того совершенно не желая.

В этот миг Микаэла забыла и про приключение, случившееся с Вэнсом, и про ужин. Все, что ее сейчас занимало, — ласки, сжигавшие огнем все ее тело, и любовь к неотразимо обаятельному мужчине с глазами ясными, как летнее небо, и волосами черными и блестящими, как вороново крыло, который отныне стал для нее целым миром…

В дверь громко постучали.

— Эй, Люсьен, так вы идете на ужин? — послышался снаружи голос Адриана.

— Еще нет. — Ласки его становились все настойчивее.

— А в чем дело? Правда, нам опять подадут жареных устриц и моллюсков — я знаю, ты их терпеть не можешь, но Жан говорит, что это его любимое блюдо.

Люсьен поцеловал Микаэлу в губы, приглашая разделить охватившую его страсть.

— Раньше того, как моя жена поверит, что я безумно влюблен в нее, мне выйти отсюда не удастся, извини, дед.

Люсьен не сомневался, что это признание не оставит старика равнодушным. И действительно, сначала послышался легкий смешок, затем раскатистый смех и наконец настоящий взрыв, потрясший дом чуть не до основания.

— А я что говорил тебе!

Дождавшись, пока смех стихнет, Микаэла с любопытством посмотрела на мужа:

— Мне и невдомек, что ты ненавидишь жареных устриц. Ты никогда не говорил об этом.

— Что люблю тебя, я тоже не говорил и чуть было не опоздал, — прошептал Люсьен, поднимая ее на руки и направляясь к кровати. — Но этой ошибки я больше не повторю. — Он опрокинул Микаэлу на бархатное одеяло и принялся поглаживать ее полные бедра. — Кроме тебя, Мики, мне ничего в этой жизни не нужно — хоть плачь, хоть смейся. Я всю тебя люблю. Ты для меня — весь мир.

Люсьен властно впился в ее губы, и Микаэла безоглядно отдала себя переполняющим ее сладостным чувствам. Прежде она и представить не могла, насколько это замечательно — знать, что муж остается дома, что всегда будет рядом. В объятиях Люсьена она чувствовала себя как в раю.

— О, Мики, если бы только мне хватило слов выразить, как я тебя люблю! — шептал Люсьен, и голос его дрожал от страсти, сдерживаемой лишь безграничной любовью.

Теряя под напором страстных ласк Микаэлы последние проблески сознания, Люсьен успел еще вознести небу молитву о Вэнсе. Ему очень хотелось, чтобы когда-нибудь и его лучший друг понял, каково это — любить так, что в каждом ударе сердца звучит имя женщины, которая овладела тобой целиком, овладела твоим сердцем, твоей душой, твоим телом. Такой плен равен безграничной свободе; любить и быть любимым — значит владеть всеми богатствами мира.

— Я люблю тебя, Люсьен, — прошептала Микаэла, расстегивая ему одну за другой пуговицы и жадно вглядываясь в каждую частицу его мускулистого тела.

Прикосновения ее становились все более настойчивыми, и Люсьен невольно застонал.

— Дорогой мой муж, ты на вкус просто бесподобен, — поддразнила его Микаэла. — Куда приятнее, чем жареные устрицы, которыми собирается попотчевать нас Адриан.

— Ты что, тоже не любишь эту мерзость?

— Честно говоря, если мне в жизни не придется больше отведать этого блюда, я буду просто счастлива. — Микаэла слегка прикоснулась к его губам. — Для счастья мне нужно только одно — чтобы ты всегда любил меня.

— Так и будет, — прошептал Люсьен.

Лицо Микаэлы осветила улыбка — та самая, что заворожила Люсьена в первый же момент, когда эта беглянка попалась ему на глаза. Его охватило всепоглощающее желание. Он нашептывал Микаэле нежные слова, слова вечной любви и вечной преданности, обещая до конца жизни помнить ту лунную полночь, когда впервые встретился взглядом со своим маленьким мышонком. Если бы этот взгляд миновал его, ничего бы не было, никогда бы не пережил он такого счастья и такой любви.

Вот он, рай, подумал Люсьен в последний момент перед тем, как мощное дыхание страсти окончательно лишило его возможности мыслить, — Микаэла и есть для него чистый, беспорочный рай.

Побарабанив пальцами по столу, Адриан взглянул на часы. Четверть девятого. Ни Люсьен с Микаэлой, ни Жан с Маргаритой к ужину так и не спустились. В любви эти Рушары просто неутомимы, подумал он, отхлебывая свой излюбленный сок. На лице его появилась довольная улыбка: результат попытки найти Люсьену хорошую жену превзошел самые смелые его ожидания. После пяти лет одиночества внук наконец дома, а вскоре и правнук или правнучка будет. И если добавить ко всему этому жареных устриц, то и мечтать ему больше не о чем!