Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 32

Виталий попрощался и неловко вылез из машины, разминая затекшие ноги. А Родька осторожно, чтобы не забрызгать нового приятеля, двинул машину дальше.

Рядом, из чайной, доносились голоса и тянуло теплом.

Виталий решил заглянуть туда. Есть хотелось зверски.

Утром, в Доме приезжих, буфет оказался закрыт, и со вчерашнего вечера во рту у Виталия не было ни крошки, да и вчера-то был не ужин, конечно. Кроме того, потолковать с кем случится и послушать, о чем там люди говорят, в этой чайной, тоже было полезно.

Виталий поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо под жестяным козырьком и толкнул дверь.

В небольшой чайной оказалось тепло и довольно людно. За столиками, а их всего-то было семь-восемь, не больше, расположились главным образом компании; одиночек, кажется, не было. Люди пили, ели, курили, громко переговариваясь, кто-то спорил, даже ссорился, кто-то смеялся, шутил. «Прямо клуб, — подумал Виталий. — А время, между прочим, самое рабочее». Кстати, женщин видно не было.

У дальней стены разместился небольшой буфет. Над ним висели на стене расписные тарелки. На средней был нарисован большой, красный петух, выглядел он необычайно воинственно и сердито, так что Виталий невольно улыбнулся. А чуть в стороне, на тумбочке, возвышался огромный никелированный самовар, точная копия того, станционного. «Любят тут чаевничать», — одобрительно подумал Виталий.

Он подошел к буфету и с удовлетворением отметил, что там имеются даже горячие сосиски с пшенной кашей, а также неизменные бутерброды с сыром и какой-то темной, незнакомой колбасой, стаканы со сметаной и томатным соком, а за спиной буфетчицы, на стойке — винные и водочные бутылки.

Виталий закупил разной снеди и, глазами отыскав свободное место, с двумя тарелками в руках направился к одному из столиков.

— Разрешите к вам подсесть? — спросил он у сидевших там людей.

— Давай, давай, милый человек, — добродушно ответил один из них, освобождая ему место за столом.

Виталий поставил свои тарелки, потом сходил еще раз к буфету и забрал чай. В этот момент все его мысли были сосредоточены на еде.

Посетители чайной равнодушно поглядывали на него, и тут же забывали, увлеченные своими спорами и разговорами. Только один взгляд быстро и враждебно резанул по Виталию, и он не успел заметить, чей это был взгляд.

Однако мгновенное это, как укол, ощущение было неприятным, главным образом, своей неожиданностью и необъяснимостью. Ну, кто, в самом деле, мог его тут знать?

За столиком, где расположился Виталий, сидели два пожилых человека: один — худощавый, в черной телогрейке, другой — полный и вальяжный, в расстегнутой зеленой нейлоновой куртке, замысловатой, красивой выделки, из-под которой видна была тоже зеленая в полоску трикотажная рубашка. Оба седовласые, загорелые, неторопливые. Они пили чай, отламывая по кусочку печенье из раскрытой бумажной пачки. Рассеянно взглянув на Виталия, они продолжали свою беседу.

— А материал где возьмешь? — спросил один, в телогрейке. — Досок одних половых тебе кубов пять потребуется, а то и поболе. И остальное все.

— На складу обещали, — солидно ответил второй, с шумом отхлебывая горячий чай. — Кум у меня там.

— Ну, да. Тогда, конечно, — согласился первый. — По весне, выходит, и начнешь?

— Как сговоримся.

— В прошлом годе дом-то тебе быстро поставили. Что говорить. Тоже, небось, кума нашел? — с чуть заметной усмешкой спросил старик в телогрейке.

— Помогли… — недовольно ответил второй.

— А зятек-то тебе обещает?

— Что он есть, что его нет, — пробурчал толстяк в куртке и махнул рукой. — Все ему, видишь, дороже родного гнезда. Да и какое оно ему родное.

— Так бригадир он, — уважительно произнес первый, отхлебывая чай. — Ноне знаешь ему хлопот сколько? А москвичи-то твои хорошо за постой платят?

— А! — снова махнул рукой толстяк. — Нешто это постой? Ночь одна и все тут.

Виталий прислушался к их разговору, потом, решившись, сказал:

— Извините, что помешаю. Я, вот, приезжий. Друга своего по армии ищу. Нельзя ли тоже переночевать у вас? Я уплачу, конечно.

Оба старика посмотрели на него уже внимательнее, и первый, в телогрейке, перестав отхлебывать чай, поинтересовался:

— А откуда ты будешь, молодой человек?

— Из Москвы.

— Паспорт-то есть?

— А как же, в полном порядке, — улыбнулся Виталий. — Не беглый.

— Само собой, — согласился старик.

— И не разбойник, — добавил Виталий. — Их, пожалуй, тоже теперь не встретишь.

— Кто их знает, — с сомнением ответил старик. — Всякие, мил человек, водятся на российских просторах.

Второй старик, в куртке, к которому, собственно, и обратился Виталий, помалкивал, испытующе и недоверчиво поглядывая на незнакомого человека.

— Ну, что, Петр, берешь? — обратился к нему первый старик. — А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?

— Пускай, коль охота, — буркнул тот.

— И пущу. Надо войти в положение. У него, небось, кума-то здесь нет, — насмешливо заключил он.

— Как хотишь, — сдержанно ответил второй.

— Пойдем, милок, — обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. — Ты закусывать-то кончил?

— Кончил, — с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.

— Ну, и хорошо. Пойдем тогда.

Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику.

— Бывай, Петр.

— Бывай, — равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.

Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали по обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.

Старик был невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.

— Звать-то тебя как? — спросил старик, поднимая голову.

— Виталий.

— Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну, и какого же ты дружка отыскиваешь?

— По армии. Закадычные мы дружки были. А потом, вот, жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. А теперь, вот, как отпуск получил, решил, все, отыщу.

— Звать-то его как?

— Свиридов Петр.

— Есть у нас один такой, — сдержанно произнес Терентий Фомич.

— Слышал. Не тот, — улыбнулся Виталий. — Ваш — Петр Савельевич. А мой — Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.

— Это кто же тебе успел все сообщить?

— Подвез меня со станции парень один, из Сухого Лога. Родион.

— А, Родя, — кивнул старик. — Знаем такого. Хороший малец. Работящий. Ну, а сам ты чем в Москве занимаешься?

— Сантехникой, — усмехнулся Виталий, решив, что никакого учителя сейчас в отпуск никто не отпустит.

— Ну, да. Понятно, — старик мельком взглянул на Виталия через плечо снизу вверх и, вздохнув, сказал. — Только другого Свиридова у нас, милок, нет.

— Может, в какой соседней деревне?

— Это может. Фамилия такая в наших местах встречается. А своих парней я знаю. Все они тут у нас в дому крутятся. Вокруг Галки моей. Меньшая осталась, — ласково добавил он. — Остальных повыдавал. Всего аж четыре девки, ни одного парня, — и, вздохнув, заключил: — А старуха моя померла. Годов уж восемь как.

Оба помолчали. Потом старик неожиданно сказал:

— А с нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел Петр Савельевич, точно.

— Да, ну? — удивился Виталий. — Вот он, значит, какой…

— Такой, такой, — охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.

— Он у вас член правления?

— Член, а как же?

— И чем ведает?

— Цех у нас тут один есть, над ним поставлен.

— Потому и москвичей к себе пускает?

— Во! Значит, усек? Москвичей-то москвичей, да, как видишь, не всяких.

Старик остановился и показал на избу за невысоким штакетником.

— Мои хоромы. Милости прошу.

Они свернули к калитке. В этот миг Виталий заметил вдали идущего по улочке человека. Людей вокруг больше не было, и потому человек тот сразу бросился ему в глаза.