Разведка — это пожизненно - Радченко Всеволод Кузьмич. Страница 41

Состояние здоровья Цеденбала порождало у Филатовой и у самого Цеденбала боязнь за своё исключительное положение, возникала болезненная подозрительность с их стороны к любым действиям других лидеров ЦК, которые, по их мнению, могли бы претендовать на лидерство в государстве.

Положение в Политбюро обострилось в 1984 году. Формальной причиной была названа якобы неудовлетворительная работа горно-обогатительного комбината Эрденет. Моломжанцу, Батмунху и некоторым другим руководителям экономики были предъявлены обвинения в ошибках. Козырными аргументами у Филатовой были ссылки на действия того или иного лидера, якобы «наносящие ущерб советско-монгольским отношениям», и ещё более весомые — это якобы проявление прокитайских настроений.

Напомню, что советско-китайские отношения в тот момент достигли острой фазы противоречий. В Монголии китайская угроза была и всегда остаётся весомым аргументом. Китай около двухсот лет фактически оккупировал Монголию и вплоть до начала XX века жёстко правил в этой стране.

Россия политическим и военным путём вытеснила Китай из Монголии лишь в 1911 году. И боязнь «китайского присутствия» осталась в крови у монгольского народа.

На август 1984 года был намечен Пленум ЦК МНРП, на котором должно было быть «разгромлено экономическое крыло» Политбюро. Из состава Политбюро предполагалось вывести Батмунха и Моломжанца, а из состава ЦК и правительства — целый ряд видных деятелей, их сторонников.

Болезни Цеденбала и вызванное этим снижение его рабочей активности всё больше сказывалось на руководстве страной. По роду своих обязанностей мне приходилось довольно часто встречаться с Цеденбалом. Примерно раз в месяц я бывал у Цеденбала в сопровождении министра МОБ и сообщал ему выжимки из получаемой мною из Москвы информации о мировой политике.

Цеденбал проявлял интерес к этим встречам, но со своей стороны, как правило, рассказывал десяток одних и тех же эпизодов из своей жизни — все они были многолетней давности. Через некоторое время я почти все эти эпизоды знал наизусть.

Тогда в Монголию прибыла делегация Пятого управления КГБ во главе с генералом И. Абрамовым. Для Абрамова было интересно и важно быть принятым генеральным секретарём партии Цеденбалом, и мы смогли организовать такой приём. Накануне Абрамов поделился со мной информацией, которую он хочет рассказать Цеденбалу, и попросил меня упредить его, о чём бы предположительно Цеденбал мог его расспрашивать. Я полушутя, полусерьёзно рассказал Абрамову несколько эпизодов из жизни Цеденбала, которые он обычно рассказывал, в частности, встречу с китайским премьером Чжоу Эньлаем и др.

Чжоу Эньлай якобы заметил Цеденбалу, что китайцы около двух веков управляли монголами, на что Цеденбал «напомнил» Чжоу Эньлаю, что монголы управляли Китаем чуть ли не триста лет (речь идёт о завоевании Китая великим Чингисханом и о правлении в Китае потомков монгольских ханов).

Цеденбал любил рассказывать о том, как его чуть не сделали в детстве ламой, о том, как он бросил курить, о том, как он дружил с маршалом Жуковым.

Когда мы были с Абрамовым у Цеденбала, всё складывалось по намеченной программе. Абрамов очень чётко изложил своё сообщение, преподнёс Цеденбалу ценные книги и альбомы для его библиотеки (Цеденбал обладал большой библиотекой). Далее Цеденбал начал свой рассказ и упомянул 3–4 эпизода из своего обычного набора, но надо же быть такому совпадению: это были именно те эпизоды, о которых я накануне рассказывал Абрамову. Этот факт произвёл на Ивана Павловича большое впечатление, и он, я помню, сказал: «Ты что, сидел в кармане у Цеденбала?»

После приезда в МНР мне пришлось несколько раз сталкиваться с решением вопросов об отношении к фигуре Чингисхана. Установился неписаный принцип — всякое упоминание о Чингисхане, особенно с восхвалениями исторической значимости его личности, рассматривалось партийными инстанциями как проявление национализма с антирусским уклоном. Это возникло, очевидно, под советским влиянием. После бесед с монгольскими историками и доверительных разговоров с министром я пришёл к убеждению, что такая позиция была в горне неправильной и могла раздражать и подогревать антисоветские настроения монгольской интеллигенции. Эпоха Чингисхана — это, как известно, наивысшая точка в национальной истории Монголии. Именно он создал великую Монголию и завоевал Китай, где и правил много лет. Сам Чингисхан в России никогда не был, правда, нашествие монголов на Русь имело место, но оно осуществлялось потомками Чингисхана.

Чингисхан в Монголии является культовой личностью, образцом гениального правителя. Такая точка зрения широко распространена и в научных кругах Запада, и, в первую очередь, в опубликованной на эту тему научной литературе: множество статей, книг, монографий. Чингисхан — не просто выдающийся правитель, а веха в становления монгольского государства и нации, личность, повлиявшая на ход мировой истории, о чём свидетельствуют многочисленные факты, приводимые в исторических трактатах. Это был и талантливый полководец. В его армии была установлена доселе неведомая организация и дисциплина: выдвижение командиров и даже полководцев по заслугам прямо на поле битвы; привлечение иностранных советников; использование новейших технических средств при осаде городов. Мудрый правитель государством, он ввёл своего рода демократические начинания: создание таких структур, как хурал и Совет мудрецов. При этом лидер хурала выбирался на общих собраниях, а сам хурал принимал участие в управлении страной и в решении вопросов войны и мира. Правление Чингисхана представляло собой в первую очередь военную диктатуру, но при неизменной власти закона (свод законов «Великая Яса») на всей территории империи, при особой суровости мер за нарушение закона, вплоть до смертной казни.

Отметим особое положение женщин в обществе, неведомое в ту пору нигде в мире: определённая независимость и уважительное отношение к женщине. Конечно, на это повлияло и то, что мужчины уходили в поход, постоянно воевали, а женщина сама управляла семьёй, вела хозяйство и обеспечивала армию — это был прочный тыл.

Особое место занимало отношение Чингисхана к религии: его большая веротерпимость, свобода вероисповедания в империи при его правлении и равенство религий. Этот фактор сыграл заметную роль позднее, при нашествии монголов на Русь. Церкви монголы, как правило, не трогали, к священникам относились в определённой степени уважительно, даже допускали строительство новых храмов. Чингисхан, несомненно, — это оплот и символ национальной идентичности, государственности и единства монгольской нации.

Я советовался по этому вопросу с Абрамовым, так как в поле его зрения (Пятое управление КГБ) находились вопросы национализма и наши академические институты, где изучались вопросы истории и культуры. Абрамов, нужно отдать ему должное, откликнулся на мой призыв попытаться изменить что-то в этом направлении и предложил мне написать подробную телеграмму, освещающую этот вопрос, сам её отредактировал, и мы направили её в Центр, оговорив, чтобы она попала к самому Абрамову по возвращении его в Москву. Абрамов сдвинул этот вопрос с мёртвой точки, и вскоре в МНР приехала небольшая группа от Академии наук и Института востоковедения. Через какое-то время появились статьи в печати, в том числе в самой Монголии, о личности и эпохе Чингисхана, а затем уже были опубликованы и новые научные труды на эту тему. В наше время известны романы и кинофильмы о великом монгольском правителе.

Можно утверждать, что всеобщее почитание Чингисхана является существенным элементом самосохранения монгольской нации. Сейчас культ Чингисхана в Монголии поднят на наивысший уровень. Так, в 54 км от Улан-Батора воздвигнут в честь Чингисхана монумент. Это 30-метровая конная статуя из стали. Она возвышается на постаменте, колоннаде в 10 метров высоты, Это 40-метровая громадина Чингисхан держит в правой руке позолоченный кнут. Монумент стоит поблизости от реки Толы, в месте, называемом «Tsonjin Boldog», где в Монголии происходили многие вошедшие в историю события.