«Венгерская рапсодия» ГРУ - Попов Евгений Владимирович. Страница 49

Маршал заявил венгерскому парламентеру, что он ждет от венгерского командования честных, согласованных действий. Необходимо при отступлении венгерских войск к столице оставлять разрывы в боевых порядках войск, в которые советские части могли бы войти, прикрывая фланги венгерских частей. Маршал изложил общие соображения о действиях, которых ждет от венгерской армии советское командование. Он подчеркнул, что надо овладевать важными стратегическими объектами: мостами, железнодорожными станциями, атаковать немецкие гарнизоны, захватывать аэродромы, уничтожать самолеты, захватывать склады продовольствия, боеприпасов и горючего.

Венгерский парламентер выразил сомнение в том, что венгерская армия в состоянии выполнить эти задачи, поскольку не располагает необходимыми силами.

Малиновский в заключение сказал, что Уташи будет доставлен к линии фронта. Через 48 часов его или другого представителя будут ждать на том же шоссе с ответом венгерского командования.

Сообщения фронтовой разведки свидетельствовали о том, что венгерское командование никак не прореагировало на переговоры под Сегедом». Маршал Малиновский в тот же день связался по телефону ВЧ с генерал-полковником Ф.Ф. Кузнецовым и в самых резких выражениях излил свое возмущение действиями венгров. Складывалось впечатление, что венгерская сторона вовсе не стремится к честному сотрудничеству.

14 октября генерал армии Антонов пригласил к себе главу венгерской делегации и сообщил ему, что присланный венгерским командованием к маршалу Малиновскому полковник Уташи не имел полномочий для согласования действий венгерских войск с советскими, не располагал никакой информацией о немецких вооруженных силах в Венгрии, не знал оперативной обстановки на фронте, поэтому вести с ним какие-либо переговоры просто не имело смысла. Генерал армии отметил, что по просьбе венгерской стороны наступление советских войск на Будапештском направлении было приостановлено. Однако венгерская сторона не только не отвела свои части в район столицы, а, использовав полученную передышку, предприняла активные боевые действия против советских войск в районе г. Сольнок. Антонов квалифицировал такие действия как недопустимые и потребовал, чтобы венгерское командование в течение ближайших 48 часов приступило к выполнению согласованных с делегацией мер. «Советская сторона, — заявил генерал армии, — требует, чтобы Венгрия порвала всякие отношения с гитлеровской Германией и начала активные военные действия против немецкой армии. Кроме того, необходимо приступить к отводу венгерских войск с территорий Румынии, Югославии и Чехословакии. Наконец, венгерское командование должно предоставить в распоряжение представителя советского командования в г. Сегеде оперативную информацию, необходимую для взаимодействия».

Генерал Фараго вернулся в свою резиденцию расстроенным. Он явно был возмущен тем, что в Будапеште затеяли какую-то недостойную игру. Фараго производил на меня поначалу впечатление салонного генерала: был учтив с собеседниками, умел к месту вставить ироническую реплику, рассказать двусмысленный анекдот, добродушно пошутить по поводу своего радикулита. Он, казалось, полностью отдал инициативу на переговорах ловкому и опытному дипломату Сент-Иваньи. Но теперь Фараго предстал в ином свете: это был решительный генерал, способный употребить данную ему власть. Фараго дословно передал в Будапешт содержание беседы с генералом армии Антоновым. Уже после окончания войны он рассказал мне, что концовку шифротелеграммы он продиктовал Сент-Иваньи: «Прошу срочно выполнить изложенные требования и подробно информировать меня о принятых мерах. В Сегед необходимо направить компетентного генерала или полковника Надаши». На реплику Сент-Иваньи — не слишком ли резко звучит концовка телеграммы — Фараго твердо сказал: «Пишите так, как я продиктовал».

15 октября во второй половине дня полковника Уташи и начальника оперативного управления полковника Надаши вызвали к адмиралу Хорти. Начальник Генерального штаба генерал-полковник Янош Вёрёш в присутствии регента проинструктировал их перед тем, как послать к маршалу Малиновскому для переговоров. На карте, которую вручили парламентерам для передачи Малиновскому, были точно обозначены позиции венгерских и немецких войск. Хорти заметил парламентерам: русским трудно понять, что в сознании венгерского офицерского корпуса объявление войны немцам встретит по меньшей мере недоумение. Поэтому, если со стороны русских будет предпринято давление, чтобы форсировать начало боевых действий против немецкой армии, необходимо всеми силами уклониться от выполнения их требования.

Полковник Надаши был известен как пронемецки настроенный офицер, поэтому вечером вместо него было решено послать майора Сентмиклоши, который хорошо знал обстановку на фронте. Но события приняли такой оборот, что направить парламентеров к маршалу Малиновскому было уже невозможно.

Сегодня, когда прошло более чем полвека с тех пор, когда в Венгрии развернулись эти драматические события, я не могу не упомянуть о встрече с маршалом Р.Я. Малиновским в 1956 г. на приеме по случаю Дня Советской армии. Дуайен корпуса военных атташе, аккредитованных в Москве, шведский полковник Флудстрем попросил меня представить его и еще нескольких коллег маршалу Малиновскому.

Маршал охотно согласился побеседовать с иностранными военными атташе. Высокий, под два метра ростом, худощавый швед с бугристым лицом, отличавшийся аристократическими манерами, явно понравился Малиновскому. Оказалось, что по пути в Испанию в 1936 г. Родион Яковлевич несколько дней провел в Стокгольме. Он оживился, вспоминая, что в шведской столице тогда только что было запрещено пользоваться звуковыми сигналами автотранспорту. А в Москве автомашины еще вовсю сигналили на улицах и площадях…

Французский военный атташе, которого я представил маршалу, был немало удивлен, когда Родион Яковлевич на приличном французском языке вспоминал время, проведенное во Франции в годы Первой мировой войны, где он в составе Русского экспедиционного корпуса воевал против немцев.

На беседу с венгерским военным атташе подполковником Пильчиком маршал согласился не сразу. Он сказал, что у него остались неприятные воспоминания о переговорах с венгерским парламентером в 1944 г. под Сегедом. Венгры явно симулировали сотрудничество с Советской армией, когда хортистское руководство использовало передышку, предоставленную ему для отвода войск к Будапешту, с целью перегруппировать силы и предпринять наступление против наших войск в районе Соль-нока, а присланный для переговоров офицер не знал обстановки и был беспомощен.

Маршал упомянул и об убийстве наших парламентеров. Он глубоко пережил их гибель. Штейнмеца он знал еще по Испании, где они были вместе в годы гражданской войны. Остапенко был отважным офицером, которого командование 3-м Украинским фронтом неоднократно представляло к наградам.

Бывший директор будапештского филиала Института русского языка Владимир Иванович Клепко рассказал мне о некоторых деталях этой трагедии. Как-то мы ехали с ним в районе будапештского аэропорта Ферихедь. Клепко кивнул головой в сторону памятника Штейнмецу (тогда памятник еще не убрали с места гибели парламентера) и сказал: «На этом пьедестале могла стоять моя фигура». Заметив мой недоуменный взгляд, Владимир рассказал, что когда окружение Будапешта было завершено, встал вопрос о посылке парламентеров. В списке представленных кандидатов была и фамилия Клепко. Отбор производил член Военного совета фронта. Когда Владимир представился генералу, тот без обиняков сказал кадровику: «Кого вы мне предлагаете? Да у него еще молоко на губах не обсохло». Теперь Владимир признался, что генерал был прав: в ту пору он был худеньким, с тонкой шеей, младшим лейтенантом, брился раз в неделю. Кандидата так и не подобрали. Запросили 4-й Украинский фронт. Оттуда прислали опытного, интеллигентного капитана Штейнмеца, венгра по национальности. Это был деликатный в обращении с товарищами, грамотный офицер, по своим внешним данным вполне подходивший для роли представителя советского командования.