В тени восходящего солнца - Куланов Александр Евгеньевич. Страница 15
Е. Е. Владыко и В. П. Костров – не единственные важные сахалинские персоны, на первый взгляд, до странности много внимания уделявшие воспитанию сына строптивой каторжанки и столяра-кустаря. Почему?
Василий Сергеевич Ощепков родился 25 декабря 1892 года по старому стилю или 7 января 1893 года – по новому в поселке Александровский пост (ныне город Александровск) на северо-западе Сахалина. Поселок этот в ту пору представлял собой каторжную тюрьму, вокруг которой выросла, выражаясь современным языком, сопутствующая инфраструктура – дома и казармы ссыльнопоселенцев, охраны, мастерские, бани, почтовая станция, церковь. В книге А. П. Чехова «Остров Сахалин» немалое место отведено условиям жизни, в которых росли сахалинские дети. Упоминается, в частности, и о том, что само по себе рождение ребенка в семьях каторжных и ссыльнопоселенцев расценивалось как своеобразное наказание и пожелание смерти собственному чаду не было большой редкостью среди сахалинских «отверженных». С другой стороны, сами каторжные людьми были очень разными – среди них встречались не только уголовники, но и политические, нередко передовые по тем временам представители своих сословий, да и просто случайные люди, получившие столь суровое наказание за не самые значительные преступления. Русская тюрьма – корявый слепок общества во все времена, а потому социальная и интеллектуальная атмосфера Сахалина конца позапрошлого века была отнюдь не такой однообразной, как кажется с высот сегодняшних дней. В суровой, часто кошмарной жизни ковались характеры с разными полюсами. Не случайно именно там – на сахалинской каторге – выросли такие известные в будущем люди, как исследователь Антарктиды, неутомимый и непреклонный соратник Роберта Скотта Дмитрий Гирев, чьим именем назван один из пиков ледяного континента, или народоволец и исследователь айну польский интеллектуал Бронислав Пилсудский. «Каторжное воспитание» почувствовал на себе и Даниил Хармс, чей отец Иван Ювачев тоже был народовольцем, каторжанином, писателем, близко знавшим, кстати, родителей Трофима Юркевича – близкого друга Васи Ощепкова. Так что не каждому родившемуся за «краем земли» была уготована скорбная участь – Сахалин знал примеры успеха. Судя по всему, юный Василий попал именно в такое окружение.
Чехов писал о том, что мастеровые люди пользовались на острове большим уважением и были нарасхват. «Переведенный в крестьянское сословие» столяр Сергей Плисак, видимо, относился к их числу. Из документов опекунства известно, что ему принадлежали два дома в сахалинской столице – на улице Большой (ныне улица Дзержинского) под номером то ли 10, то ли 11 и на улице Кирпичной (номер неизвестен), а значит, по меркам небольшого городка, человек он был действительно известный и уважаемый. Поэтому, когда у него родился сын, несмотря на то, что формально ребенок числился незаконнорожденным из-за запрета каторжанам и каторжанкам на вступление в брак, крестными выступили значительные персоны: «Георгий Павлов Смирнов – старший писарь Управления войска острова Сахалин», фигура заметная среди унтер-офицерского корпуса», – как пишет о них М. Н. Лукашев, и «девица Пелагее Яковлева Иванова» – дочь надворного советника, что, согласно действовавшей тогда Табели о рангах, соответствовало военному чину подполковника. Крестил же ребенка 31 декабря 1892 года только что назначенный местный благочинный, то есть старший над всеми окрестными священниками, отец Александр Унинский [69], и, возможно, именно в этом кроется ответ на причастность «сильных острова сего» к судьбе маленького Васи Ощепкова. Дело в том, что доподлинно неизвестно, где происходили крестины.
Первые богослужения в Александровском посту проводились с начала 1880-х годов миссионером иеромонахом Ираклием в неприспособленных местах: «В хорошую погоду служил он на площади, а в дурную – в казарме или где придется, одну обедницу» [70]. Затем местные жители возвели небольшой храм, сгоревший в одночасье 28 ноября 1890 года. Строительство же новой – большой – церкви Покрова Пресвятой Богородицы по проекту выпускника Санкт-Петербургской академии художеств, впоследствии известного русского архитектора И. А. Чарушина началось в 1891 году и закончилось освящением 23 июня 1893 года. Кто знает, может быть, обряд над Васей совершался под крестом еще недостроенного храма, в возведении которого принимал участие его отец-столяр, человек дефицитной на острове профессии, а потому и отношение к ребенку было особо внимательное? Неизвестно…
Так или иначе, Васю Ощепкова опекали, и, по некоторым данным (документы пока не представлены), он был устроен на учебу в единственный «вуз» «столицы русской каторги» – Александровское реальное училище. До сих пор неясно, оно ли называлось в те годы Новомихайловским, где преподавателем был В. П. Костров – опекун Васи Ощепкова. Александровский краевед Григорий Смекалов представил фото этого учебного заведения, датированное 23 апреля 1903 года. Возможно, среди учеников на крыльце стоят и наши герои, но, к сожалению, лиц не разобрать.
Особо следует сказать о следующем. В последнее время в Интернете все чаще встречается такая «версия» развития событий: якобы по результатам Русско-японской войны в 1905 году Сахалин отошел к Японии, и все его жители, включая, конечно, Ощепкова, стали гражданами Японии. На самом же деле по условиям заключенного после войны Портсмутского мирного договора японцы получили южную часть острова – к югу от 50-й параллели. Никакого непосредственного влияния на судьбы сахалинцев, живших к северу от границы, а Александровск отстоял от нее относительно далеко, это событие не имело. Уж тем более никаких японских паспортов у местных жителей в ту пору быть не могло. Другое дело, что пароходы Доброфлота, доставлявшие на Сахалин в том числе каторжников, на обратном пути нередко заходили и во Владивосток, и в японский порт Цуруга в префектуре Фукуи, в то время служивший главными морскими воротами Японии, обращенными в сторону России. Заходили в Александровск и японские суда. Заставший в живых третью супругу Ощепкова М. Н. Лукашев пишет: «Вдова Василия Сергеевича, Анна Ивановна, вспоминала, как он с юмором рассказывал о своей первой поездке в Страну восходящего солнца. Как, совершенно не зная языка, объяснялся с матросами, пытаясь сесть на японский пароход» [71]. Это свидетельствует и том, что с самого начала своего карьеры Василий Ощепков не был обязан никаким генералам, петербургским «вершителям судеб», уж тем паче – государю императору (и до этого один журналист дописался!), якобы прозорливо заметившим на Сахалине молодое дарование и откомандировавшим его в Токио «учиться на шпиона». Ничего этого не было. А была забота одного или нескольких опекунов, возможно, действительно приметивших, что парень растет неплохой, несмотря на каторжанское происхождение, способный, и один из немногих шансов сделать из него человека – отправить если не на материк, то на другие острова – японские. Тем более в июле 1907 года на каникулы из Токио приехал на Сахалин Трофим Юркевич – сын бывшего учителя рыковской школы. Логично предположить, что Юркевич-старший наверняка был знаком со своим коллегой В. П. Костровым – тем самым преподавателем Новомихайловского училища, и тот, узнав от прибывшего на каникулы Трофима о том, чему и как учат в Токио, снарядил с помощью Емельяна Владыко 14-летнего мальчика в дорогу…
Четырнадцатилетний подросток, сумевший добраться с Северного Сахалина до далекого Токио, не зная при этом ни единого слова по-японски, произвел на архиепископа Николая должное впечатление и не был отправлен назад. До начала 1912 года Василий содержался на средства своих опекунов, то есть фактически – на свои собственные. Доходы, пусть и невеликие, поступали от сдачи внаем двух домов, доставшихся в наследство от отца. В сохранившихся документах об опекунстве сказано, что Емельян Владыко попросил снять с себя эти обязанности «в связи с убытием на материк». Что произошло с В. П. Костровым, нам неизвестно, но к тому времени в семинарии как раз образовались вакансии в группах стипендиатов, как они сами себя назвали, военного ведомства, Василий был переведен на казенный кошт. Это тоже говорит о хорошем отношении к Ощепкову со стороны главы миссии. Владыка, в отличие от многих других, явно отмечал сахалинского сироту: в дневниках его имя встречается чаще других – трижды, как и имена Романовского и Легасова, и только в положительном контексте [72]. Глава миссии доверял ему проводить экскурсии по Токио с русскими туристками (Ощепкова можно считать первым точно установленным русским гидом в Токио) и весьма лестно отзывался о сахалинце в газете «Россия» архиепископ с гордостью рассказывал всей стране о впечатлениях опекуна Василия: «Г. Костров от 24 августа 1908 г. пишет мне: "Воспитанник В. Ощепков после каникул снова возвращается в вашу обитель. Год, проведенный в духовной токийской семинарии, конечно, сказался. Мальчик своим корректным поведением и умением держать себя в кругу взрослых произвел очень хорошее впечатление на всех знакомых"». Нет упоминаний о успехах Василия в учебе, но полученное в 1913 году свидетельство со сплошь хорошими и отличными оценками говорит само за себя. И всё же в историю Василию Ощепкову суждено было войти, а затем и «втащить» в нее своих однокашников совсем в ином качестве.