Прохоровка без грифа секретности - Лопуховский Лев Николаевич. Страница 34

«В качестве вывода следует отметить:

1. Слабая организация взаимодействия между танковыми соединениями, штабом фронта и [отсутствие] действенного контроля за выполнением боевого приказа.

<…> 3. Согласованными совместными действиями всех намеченных сил противник легко мог быть разбит. Об этом говорит первоначальный успех корпуса, продвинувшегося на 2–3 км. Сложная перегруппировка противника, затянувшаяся до 10.00. Направления действий, намеченные Вашим боевым приказом, исключительно выгодные и могли бы при одновременном ударе всех корпусов привести к полному разгрому врага.

4. Наступлением корпуса противник предупрежден об уязвимости этих направлений и значительно усилил их огневыми средствами и мотопехотой»⁹⁹.

Нельзя не согласиться с мнением командира корпуса. Он мог бы сказать и больше… Судя по архивным документам (приведена лишь малая часть из них) и действиям войск, командование и штаб фронта не все сделали для обеспечения ввода в сражение танковых корпусов, прибывших с других фронтов. Видимо, у них не хватило умения организовать ввод в бой с ходу 2-го тк и руководить действиями четырех танковых корпусов, не объединенных единым командованием. Задачу на контрудар генералу Попову в районе Подольхи еще накануне поставил лично Ватутин. 8 июля части корпуса, запаздывавшие к началу наступления, встретил командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал Штевнев А.Д. К моменту ввода корпуса в бой нужно и можно было разобраться в обстановке, чтобы уточнить ему боевую задачу, возможно, с расчетом наращивания усилий на одном из направлений наступления других корпусов. Но менять план контрудара? Это мог сделать только командующий фронтом. Но в любом случае можно было выделить разведчиков и проводников в передовые батальоны из состава частей 183-й сд, которые за три месяца досконально изучили свой район. Тогда бы танковые бригады не блуждали на незнакомой местности без карт, не стреляли по своим танкам и не давили свою пехоту. Недочеты в организации контрудара и несогласованные действия танковых корпусов привели к большим потерям.

Военные историки до сих пор спорят о целесообразности контрудара войсками Воронежского фронта 8 июля в условиях господства авиации противника в воздухе и недостатка времени на его подготовку. На вопрос – надо или не надо было наносить контрудар 8 июля – ответил командующий фронтом. Он лучше знал общую обстановку в полосе фронта, и ему виднее было, как использовать в данных конкретных обстоятельствах имеющиеся силы и средства. Нет ничего проще, как давать советы задним числом, когда известны все последствия того или иного решения. Времени на то, чтобы усилить оборону в полосе 1-й танковой армии, не было. В результате контрудара противник вместо развития наступления был вынужден направить значительные силы для отражения наших танковых атак, понес при этом потери и даже несколько отошел назад. Наши войска выиграли время для перегруппировки своих сил и выдвижения резервов на угрожаемое направление.

Нанесение контрудара облегчило положение 1-й танковой армии, сорвало замысел врага по ее разгрому и позволило ее войскам и в последующем успешно противодействовать 48-му тк противника в сложной обстановке.

М.Е. Катуков вспоминает: «<…> во второй половине дня фашисты предоставили нам небольшую передышку. Как выяснилось, гитлеровцы в это время вынуждены были бросить основные силы против наших контратакующих войск. Это дало мне возможность перегруппировать [силы] и усилить наиболее танкоопасные направления»¹⁰⁰.

А историкам и исследователям остается только сожалеть о досадных ошибках и просчетах в организации контрудара (это прежде всего относится к разведке, в том числе авиационной, в интересах танковых корпусов), артиллерийской и авиационной подготовки и управлении войсками. Это не позволило более эффективно использовать 600 танков четырех корпусов. В связи с событиями 8 июля невольно возникает вопрос, насколько оправданна постановка таких глубоких боевых задач соединениям (18–25 км для 10-го и 2-го тк) при проведении контрудара в сложившейся обстановке? Например, 2-му гв. танковому корпусу ставится задача нанести удар в западном направлении на Лучки <…> Окружить и уничтожить противника, после чего наступать в направлении Лучки, Гонки, Болховец. Ближайшая задача овладеть районом Гонки, имея в виду в дальнейшем овладеть районом Болховец, Стрелецкое. Окружение и уничтожение танковой группировки противника требует значительного напряжения сил и времени. Именно это могло бы стать содержанием ближайшей задачи корпуса, а не овладение рубежом в 13 км южнее.

Вероятно, поэтому командир 2-го гв. тк вместо сосредоточения сил на указанном направлении и разгроме противника в районе Лучки нанес удар, что называется, не «кулаком, а растопыренными пальцами» на фронте 12–14 км, рассчитывая на быстрое выполнение ближайшей задачи – выход в район Гонки. Если бы танковые корпуса совместными действиями сумели разгромить части противника в районе Лучки, перерезать основную дорогу Белгород – Обоянь и закрепиться на захваченном рубеже, это был бы сильнейший удар по наступательным планам противника. Немцы после Сталинграда стали весьма чувствительны к угрозам «котлов».

История не терпит сослагательного наклонения. Однако рассмотрение возможных альтернативных вариантов решений командиров и действий войск порой помогает лучше понять, почему все произошло именно так, а не иначе. Постановка войскам задач, не соответствующих их боевым возможностям, с «запасом» (этим грешили многие наши военачальники – мол, выполнят задачу на 50 % – и то хорошо), не такое безобидное дело, как кажется. Подчиненные командиры, стремясь выполнить задачу, превышающую боевые возможности войск, зачастую попадали в тяжелое положение. А неудача приводила к большим потерям и, как правило, последующему отходу.

Н.Ф. Ватутин ставил в заслугу войскам Воронежского фронта, что бой танковых соединений не носил пассивный характер. На вклинение противника в оборону наши войска немедленно отвечали контратаками танковых резервов из глубины. Командование вермахта хорошо изучило нашу тактику и всегда уделяло особое внимание обеспечению флангов своих ударных группировок при прорыве обороны, особенно когда противник еще не израсходовал свои резервы. На флангах участков прорыва немцы выставляли сильные противотанковые заслоны, сохраняя свободу маневра для танковых соединений.

Начальник штаба ОКХ (главного командования сухопутных войск) генерал-полковник Ф. Гальдер, приводя в своем дневнике сообщение группы армий «Центр» о захваченном русском приказе, еще в 1941 г. записал: «<…> русское командование стремится фланговыми ударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, однако осуществление ее на практике возможно лишь при численном превосходстве и превосходстве в оперативном руководстве…»¹⁰¹.

В полосе Центрального фронта контрудар силами 16-го тк 2-й танковой армии и 19-го тк из резерва фронта был нанесен во второй день операции. В 3.50 6 июля после артподготовки перешел в наступление 16-й тк. Его 107-я тбр попала под огонь «тигров» и в самое короткое время потеряла 46 танков из 50. Командир корпуса во избежание потерь остановил наступавшую за ней 164-ю тбр и приказал ей отойти в исходное положение. Потерпел неудачу и отошел на прежний рубеж и 19-й тк. Контрудар фронта не достиг поставленной цели, а войска понесли значительные потери. КК Рокоссовский немедленно внес поправки в план операции. Учитывая качественное превосходство врага в танках, войска получили приказ танками подкрепить боевые порядки пехоты, зарыть их в землю для ведения огня с места. Использование танков для контратак разрешалось только против пехоты, а также легких танков врага, и то только при условии, когда боевые порядки гитлеровцев будут расстроены огнем¹⁰². И это в полосе фронта, где наши войска почти в 2 раза превосходили противника по числу танков!