Тайна 21 июня 1941 - Чунихин Владимир Михайлович. Страница 48
Заметьте.
Генерал Павлов ничего не сказал здесь о том, что связь была нарушена (вообще-то, единственное упоминание им обрыва связи 22 июня относится к моменту уже после начала немецкого артиллерийского обстрела).
Он просто сказал, что его обманул генерал Копец и его подчиненные.
Только не очень в это верится.
Объясню, почему.
Москва далеко. Там, действительно, может ещё и не узнают. А непосредственный начальник — вот он, рядом.
Как командующий ВВС мог сказать такое командующему округом, если ни один самолет не покинул базовые аэродромы? Ни один.
Это же около двух тысяч самолетов.
Прямой обман своего командира является преступлением даже в мирное время.
Обман, в данном случае, совершается в деле государственной важности.
Я понимаю, что соврать кто-то может когда угодно и как угодно. Но только в уверенности, что не докопаются.
А это? Обман глупый, неизбежно и легко раскрываемый.
Предположим, не напали бы немцы 22 июня. Так всё равно Павлов узнал бы о невыполнении лётчиками своего приказа. Почти две тысячи самолётов никуда не перелетели — такое не скроешь. Так или иначе всё равно всплывёт. А за это — трибунал, напали там немцы или нет.
Так зачем был нужен такой глупый обман генералу Копцу?
Думаю, на самом деле все обстояло иначе. Видимо, Копец, опасаясь потерять ночью при перелете большое количество самолетов, попросил у Павлова отсрочить приказ до светлого времени. Отложить. Всего на несколько часов.
И Павлов тогда согласился.
Почему же Копец и Павлов не выполнили прямой и недвусмысленный приказ Москвы о перебазировании авиации?
Конечно, это не было злым умыслом.
А было примерно вот что.
У Москвы там вечно свои причуды, с жиру бесятся. Ладно, скажем им, что сделали. А сами сделаем (конечно же, сделаем). Но с утречка, когда рассветёт. И самолёты не побьются. И окажутся они там, куда их приказала переместить Москва. Чуть раньше, чуть позже — какая разница?
Это было проявлением настроений мирного времени.
Это было проявлением неверия в немецкое нападение.
Вам кажется такое предположение слишком вольным? Неправильным?
Пожалуйста. Тогда прошу вас ответить самим на всё на тот же самый вопрос.
Почему в Одесском округе успели, а в других округах не успели?
Или такой пример.
Маршал Василевский в своих воспоминаниях писал о том, что Генштаб еще 19 июня отдал приказ приграничным военным округам «маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах».
Ну, меры по маскировке в полном объеме — песня сравнительно долгая. Здесь выполнить что-то за два оставшихся дня было нереально. А вот рассредоточить-то самолеты — можно было?
Тем более, что требование это в приказе (номер 0042 от 19 июня 1941 года) было сформулировано предельно жёстко:
…3. Категорически воспретить линейное и скученное расположение самолетов; рассредоточенным и замаскированным расположением самолетов обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха…
Там даже, в этом пункте, и срок исполнения указан не был. Категорически воспретить… Иначе говоря, исполнение вне всякой очереди.
Да, какие-то меры принимались. Имеются воспоминания о том, что генерал Птухин накануне войны облетал свои аэродромы, проверял выполнение этого приказа.
Но что это за рассредоточение, показало в действительности утро 22 июня.
Очень похоже, что выполнялось оно под влиянием настроений мирного времени, а именно — условно. Как на учениях.
И не спеша.
Это было проявлением настроений мирного времени.
Это было проявлением неверия в немецкое нападение.
Сталин должен был проверять выполнение приказов своими генералами?
Или Тимошенко с Жуковым?
Я, в связи с этим, не могу не коснуться весьма выразительного эпизода, воспроизведённого в мемуарах Главного маршала авиации Голованова.
…В тот день я в двенадцать часов явился к командующему округом.
В кабинете за письменным столом сидел довольно массивного телосложения человек с бритой головой, со знаками различия генерала армии.
Павлов поздоровался со мной, спросил, почему так долго не приезжал в Минск, поинтересовался, что мне нужно, и сказал, что давно уже дал распоряжение, чтобы нас всем обеспечивали, так как об этом его просил Сталин. Только я начал отвечать на его вопросы, как он, перебив меня, внес предложение подчинить полк непосредственно ему. Я доложил, что таких вопросов не решаю.
— А мы сейчас позвоним товарищу Сталину. — Он снял трубку и заказал Москву.
Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.
— Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин… А как насчет Голованова? Ясно.
Он положил трубку.
— Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе.
Я выжидательно молчал.
— Не хочет хозяин подчинить вас мне. Своих, говорит, дел у вас много. А зря.
На этом мы и расстались. Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдет и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов?..
А вот как поступили в округе, где не стали рассуждать о возможности нападения. Там просто и без затей выполнили приказ вышестоящего командования.
Об этом говорит в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза М.В. Захаров. Тот самый начальник штаба округа, о котором писал в своих мемуарах маршал Крылов. Тот самый, о котором шла уже речь в очерке «Ложь, о которой не узнал Сталин».
…Нарастание напряженности в полосе ОдВО вызвало необходимость принятия командованием и штабом округа мер по повышению бдительности, усилению охраны границы, усилению разведки. Организовывались проверки боевой готовности войск. В авиационных частях и соединениях округа проводились боевые тревоги, в ходе которых летный состав тренировался в перебазировании самолетов с постоянных аэродромов на оперативные. Личный состав авиационных частей и соединений в этих случаях поднимался по тревоге с наступлением темноты. В течение ночи проверялась готовность материальной части. Взлет самолетов намечался с таким расчетом, чтобы летчики могли успеть совершить перелет в темное время и с наступлением рассвета сесть на оперативные аэродромы, где создавались запасы горючего и боеприпасов…
Давайте остановимся.
«Усиление охраны границы», надо полагать, это заслуга вовсе не командования военного округа, а пограничного командования. Пограничное же командование подчинялось Наркомату Внутренних Дел СССР.
Иными словами, другому ведомству.
«Усиление разведки». В данном случае речь идёт о разведке округа. Иными словами, подразделении военной разведки РККА.
А вот здесь самое время вспомнить Директиву от 9 июня 1941 года, подписанную Кобуловым, которую я воспроизвёл в своём очерке о Рихарде Зорге. Ту самую директиву, где усиление разведки против Германии обозначалось накануне войны как «главная задача всех разведывательных органов Советского Союза».
Тоже, кстати, документ, подготовленный в Москве. В Наркомате Государственной Безопасности СССР.
Смотрите, что получается.
Ещё раз вспомним о том, что боевая готовность Одесского военного округа преподносится, как местная инициатива. Предпринятая втайне от Сталина.
«Усиление охраны границы» со стороны командования округом (слова Захарова). Фактически же этим занимается НКВД (погранвойска).