Резидент свидетельствует - Синицын Елисей. Страница 35

— Советские дипломаты должны быть внешне представительными, эрудированными и высокообразованными, — продолжала посол. — Не зря Екатерина Великая на дипломатическую службу предлагала посылать умных, стройных, высоких, лицом красивых и пьющих умеючи.

На тот период времени, пока вы не выедете в Хельсинки, — продолжала Коллонтай, — рекомендую вам попытаться проникнуть в социал-демократическую партию и торгово-экономические круги. В этом я готова оказать вам помощь, и увидим, что из этого получится.

Я поблагодарил ее за полезные советы и оказание помощи. Затем сказал, что хочу доверительно проинформировать о судьбе ее личного архива, доставленного в НКВД предыдущим резидентом, когда она в тяжелом состоянии находилась в больнице. Я знал, что этот архив был по сути дела выкраден у нее из-под больничной кровати, поскольку мой предшественник полагал, что такое же может сделать и шведская спецслужба, чтобы прочитать совершенно уникальные заметки старого деятеля большевиков и ее характеристики партийных коллег. Когда личный секретарь Коллонтай Эмми Лоренсен вынуждена была рассказать больной Александре Михайловне об этом неприятном происшествии в больнице, Коллонтай очень переживала и огорчилась.

— Поскольку я в Центре руководил разведкой по скандинавским странам, то два ваших чемодана — один большой, второй поменьше, поступили к нам в отделение с поручением наркома Берии: прочитать содержимое от первой до последней строчки и письменно доложить ему о прочитанном.

Откровенно говоря, такое приказание Берии означало, что я должен изучить ваш архив на предмет вашей политической благонадежности. Не скрою, — сказал я, — что ваши мемуарные материалы прочитал с большим интересом и ничего в них не обнаружил такого, что бы представляло интерес для Берии.

Мою докладную записку начальник разведки Фитин направил Берии и позднее сказал мне, что с ней ознакомлен Сталин.

Вскоре я получил указание сложить материалы назад в чемоданы, как они лежали при вскрытии их, опечатать чемоданы сургучными печатями НКВД и отвезти их в Институт Маркса-Энгельса-Ленина, где сдать в архив на хранение. Так и было сделано, сказал я Александре Михайловне. Она, волнуясь, протянула мне свою морщинистую руку:

— Спасибо за рассказ об архиве и за то, как вы доложили о нем Берии. Теперь я, наконец, буду спокойна! А то чего я только и не думала…

Я был рад, что хоть одна забота свалилась с ее старческих плеч.

Секретная встреча Коллонтай и Паасикиви

Рано утром 10 февраля 1944 года Коллонтай позвала меня к себе на квартиру в здании посольства и при этом заметила, что речь пойдет о моем деле. Это означало, что надо ехать немедленно.

Когда мы встретились, она рассказала, что недавно один из богатейших промышленников Швеции Валленберг выезжал в Финляндию, чтобы убедить финнов начать переговоры с Советским Союзом о перемирии. Вчера он вернулся и сообщил, что вскоре в Стокгольм прибудет представитель Финляндии Паасикиви. Он будет иметь поручение своего правительства выяснить условия выхода Финляндии из войны. Первая неофициальная встреча с ним намечается на 16 февраля. В этой связи она попросила коротко сказать, что мне известно о Паасикиви.

— О Паасикиви, как и о вас, Александра Михайловна, можно написать несколько книг, но сейчас о нем скажу кратко.

На это мое высказывание она мило улыбнулась.

— В дореволюционные годы, — начал я, — Паасикиви окончил юридический факультет Петербургского университета. Политикой стал заниматься с юношеских лет. Всю свою жизнь примерялся, чтобы поставить Финляндию под защиту какой-либо мощной державы, не исключая при этом и СССР. Много раз в составе финской делегации принимал участие в переговорах с Советским Союзом в довоенное время и на этих переговорах занимал компромиссную позицию. Несколько раз встречался с Молотовым и Сталиным, они с уважением относились к нему.

Первая встреча с Паасикиви состоялась 16 февраля в условиях строгой секретности. Он заявил на ней официально, что уполномочен финским правительством выяснить условия советского правительства относительно прекращения Финляндией военных действий и выхода ее из войны. Во время беседы финн вел себя сдержанно и с достоинством. По словам Коллонтай, она все же решила вызвать его на разговор по нынешней ситуации воюющих сторон. Мало-помалу Паасикиви разговорился, стал ругать немцев за то, что те втянули Финляндию в войну против России без согласия большинства финнов.

— Мне не пришлось, — сказала Коллонтай, — долго убеждать его, что Финляндия зря вступила в войну с нами.

На этом они и расстались до 19 февраля 1944 года, когда была назначена дата передачи ответа советского правительства об условиях перемирия. Кстати говоря, сказала Коллонтай, этот ответ она уже получила из Москвы. Александра Михайловна предложила мне внимательно ознакомиться с этим документом. Организацию встречи, сказала мадам посол, она поручает советнику В. С еменову и мне с таким расчетом, чтобы к вечеру 19 февраля все было готово для приема Паасикиви.

Первое, с чего я начал — это ознакомился с условиями перемирия. Вот какими они были:

♦ Разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск и кораблей в Финляндии, причем, если Финляндия считает эту последнюю задачу для себя непосильной, то Советский Союз готов оказать ей необходимую помощь своими войсками и авиацией.

♦ Восстановление советско-финского договора 1940 года.

♦ Немедленное возвращение советских и союзных военнопленных, а также советских и союзных людей из гражданского населения, содержащихся в концлагерях или используемых финнами на работах.

♦ Вопрос о возмещении убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями и оккупацией советской территории, был оставлен до переговоров в Москве.

♦ Вопрос о Петсамо также оставлен до переговоров в Москве.

Москва предписывала заявить Паасикиви, что если финское правительство согласно немедленно принять эти условия, советское правительство готово встретить в Москве представителей Финляндии для переговоров о заключении конкретного соглашения.

В интересах конспирации передача условий перемирия состоялась 19 февраля за городом, в санатории курортного района «Сальшебаден», где Коллонтай проходила курс лечения.

В тот день мы с Семеновым прибыли в санаторий к вечеру в качестве посетителей больной. Нашему приезду она обрадовалась, заметив, что очень скучает в этих апартаментах, хотя и условия лечения здесь прекрасные. Мы сказали ей, что комнаты для нас слева, а для Паасикиви справа от ее апартаментов подготовлены. Нас она может вызвать к себе в любое время, нажав на кнопку, которая находится у двери, выходящей в парк. Один звонок будет означать — вызов Семенова, два — вызов меня, пояснял я.

Подошло время ужина, Коллонтай пригласила официанта и сделала заказ на три персоны. Когда вкатили тележку с огромным подносом, уставленным тарелками с едой, мы с Семеновым удивились обилию холодной закуски. Коллонтай тут же успокоила нас, сказав, что за холодные закуски в Швеции не платят, а их большое разнообразие дается для выбора каждому по своему вкусу. В половине одиннадцатого мы с Семеновым ушли в свою комнату и стали ждать Паасикиви. Ровно в одиннадцать он вошел в санаторий. Я встретил его в вестибюле. Паасикиви крепко пожал мне руку и сказал:

— Господин советник, не странно ли, что судьба сводит нас в тяжелые времена для наших стран? В начале войны нас обменяли на болгаро-турецкой границе, а сегодня мы встречаемся в Стокгольме в интересах мира между нашими странами?

— Судьба бывает и милостива. Не все же нам воевать, — ответил я.

— Дай-то Бог! — вздохнул он.

Беседа двух уполномоченных государственных деятелей длилась полчаса. Вышел Паасикиви от Коллонтай, как мне показалось, весьма довольным. Через пять минут Александра Михайловна звонком вызвала нас к себе и рассказала о беседе с Паасикиви. В начале она ознакомила его с условиями перемирия. Паасикиви напряженно, молча слушал их пункт за пунктом. Когда Коллонтай закончила чтение, он долго сидел в такой же позе, задумчиво опустив голову. Чтобы прервать молчание, она сказала ему, что не ожидала таких мягких условий перемирия.