Резидент свидетельствует - Синицын Елисей. Страница 9
Во время ужина будущие министры задавали мне много вопросов о современной Финляндии, об основных социальных группах страны, о подготовке финского населения к войне с нами.
К концу ужина я почувствовал доброе расположение к себе со стороны Куусинена. Когда мы остались вдвоем, я подробно рассказал ему о своем сообщении на Политбюро ЦК ВКП(б) и осторожно спросил:
— Какая была необходимость создавать правительство, когда на Карельском перешейке к настоящему времени не осталось гражданского населения. Ведь уже к середине ноября все жители были эвакуированы в центральные районы страны?
Куусинен не торопился с ответом, размышлял и, отпив немного вина, сказал:
— В начале сентября 1939 года, когда немецкая армия фактически без сопротивления заняла Варшаву, Сталин, пригласив меня к себе, где уже был нарком обороны Ворошилов, сказал, что в Европе сложилась кризисная военная ситуация, угрожающая безопасности Советского Союза, а наши северо-западные границы слабо защищены от нападения потенциального агрессора. В случае, если Финляндия добровольно не согласится на обмен территориями, нам придется применить военную силу. Проведение такой операции Сталин поручил Ворошилову и мне.
Такое сообщение взволновало меня, и я спросил:
— Неужели, чтобы отвоевать небольшой кусочек финской территории, надо было создавать правительство Демократической Республики Финляндии? Это, как мне кажется, сильно напугает народ Финляндии, и он, опасаясь «советизации», будет всеми силами сражаться против нас. Кроме того, к такому же выводу могут прийти Германия, Англия, Франция. Тогда не избежать их военного вмешательства на стороне Финляндии против Советского Союза…
Куусинен вопросительно взглянул на меня, помедлил с ответом… и довольно четко сказал, что такой ход событий принимался во внимание при обсуждении этого вопроса у Сталина. Он тогда пояснил, что при подписании в конце августа 1939 года Молотовым и Риббентропом советско-германского договора о ненападении они тогда же договорились, что Германия не будет вмешиваться в наши отношения с прибалтийскими государствами и Финляндией. Что касается Англии и Франции, то Сталин, повернувшись к Ворошилову, приказал ему военные действия провести быстро, в две-три недели, пока Запад еще не успеет опомниться от случившегося.
После такого откровенного ответа собеседника я осмелел и, чтобы понять цели правительства Куусинена, спросил:
— Если наши войска смогут так быстро отвоевать Карельский перешеек с городом Выборгом, то что будет делать ваше правительство? Останется без работы?
— Сейчас мне трудно ответить, — сказал Куусинен. — Этот вопрос будет решаться советским правительством с учетом политической ситуации как в самой Финляндии, так и вокруг нее. Мне известно, однако, что Сталин хотел бы видеть Финляндию развивающейся по сценарию для прибалтийских государств.
Из ответов Куусинена мне стало ясно, какая судьба ожидает Финляндию, если она не уступит Карельский перешеек. В свою очередь я высказал ему свое мнение:
— Закончить войну в течение трех недель невозможно. Чтобы прорвать «линию Маннергейма», потребуется много времени и жертв с той и другой стороны. Думаю, что наше военное командование допускает большую ошибку, рассчитывая быстро закончить войну. «Линия Маннергейма» — мощнейшее оборонительное сооружение по последнему слову техники, преодолеть которое будет весьма трудно. Вам раньше было известно об этой крепостной линии? — спросил я Куусинена.
— Наши военные мне об этом не говорили, по всей видимости, они сами этого не знают.
— Отто Вильгельмович, имея некоторую причастность к борьбе за добрососедские отношения между нашими странами, меня тревожит мысль — все ли было предпринято для того, чтобы избежать войны, которая завтра обернется большими людскими потерями с той и другой стороны? — спросил я его.
— Начиная с 1937 года фашистская Германия стала усиленно обхаживать Финляндию, конечно, имея в виду привлечение ее к участию в войне против СССР. Так, в 1937 году в Финляндию прибыл большой отряд немецких военных кораблей. В 1938 году в Финляндии побывала многочисленная военная делегация во главе с адмиралом Бастианом, а летом 1939 года на Карельском перешейке и в Рованиеми находился начальник немецкого Генерального штаба генерал Гальдер, наверное, не для прогулки по тундре, — говорил Куусинен. — Добавьте к этому активность Франции и Англии в вопросах срыва переговоров между Москвой и Хельсинки. Финская сторона отказалась продолжать переговоры и тем самым вызвала войну, которая начнется завтра, — с сожалением сказал Куусинен. — Конечно, — добавил он, — войной дружеских и добрососедских отношений не построишь. Но перед лицом большой войны, которая уже стоит у порога нашего дома, Финляндию надо сделать настоящим другом и добрососедом СССР.
Продолжая беседу, он, отхлебывая крепкий кофе, пояснил мне, что достигнуть такой ситуации можно будет, когда нынешнее реакционное диктаторское правительство Финляндии будет вынуждено уйти в отставку, а на место его придет правительство демократических сил, готовое пойти на тесное сближение с Советским Союзом, как это произошло в Прибалтийских странах.
— Существенную помощь, — сказал он, — во всех этих мероприятиях окажет Указ Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик о преобразовании Карельской Советской Социалистической республики в Карело-Финскую Советскую Социалистическую республику, который будет опубликован спустя полмесяца после подписания с финнами мирного договора.
Под конец беседы я спросил Куусинена, желает ли он сообщить что-либо Герте Оттовне, с которой я завтра увижусь. Подумав немного, он ответил, что в первые дни войны по радио будет передаваться обращение его правительства к народу Финляндии, чтобы он начал борьбу за прекращение войны и за мир с Советским Союзом. Пусть Герта слушает радио, и она поймет, как им действовать.
Так закончилась наша беседа с О. К уусиненом.
Ночь кончилась, поезд подходил к Ленинграду. Чтобы не вызывать любопытство у встречающих, я сошел у начала перрона, взял такси и поехал в гостиницу «Астория».
С боем удалось получить место. Мне отвели трехкомнатный люкс. Заперев все двери на замок, свои миллионы положил под подушку и мгновенно уснул. Сказались две бессонные ночи.
На Финляндский вокзал приехал за час до отхода поезда. В вагоне, в который я сел, оказалось только два шведа. Такая ситуация для меня оказалась наихудшей. Запросто могут ограбить и удушить. Паспортные формальности на нашей границе были быстро закончены, и поезд медленно передвинулся на финскую сторону. Там тоже проверка документов прошла без задержки. Дипломатический паспорт сыграл свою роль. Поезд двинулся к Хельсинки. Мне предстояло провести ночь без сна, охраняя свои миллионы и документы.
В первой половине следующего дня поезд, с вынужденными остановками в пути, все же прибыл в Хельсинки. На вокзале меня встречали наши работники, предупрежденные Москвой о моем прибытии.
Во второй половине дня, как мы условились еще до моего отъезда, пришла Герта Куусинен, и мы сразу приступили к делу, обсудив с ней все поручения Москвы и ее отца. Я сказал, что для организации переправы, проживания финских товарищей в Швеции и на содержание их семей, остающихся в стране, Москвой выделено 7 миллионов финских марок, которые я должен передать ей не позднее сегодняшнего вечера. Она растерялась от такой большой суммы денег, которые должна унести.
— Я не могу вынести из представительства такую кучу денег. В случае задержания меня хотя бы с малой частью их охранка получит предлог для преследования и арестов наиболее активных членов КПФ, — взволнованно сказала она.
После долгого обсуждения пришли к следующему решению: сегодня поздно вечером она с надежным коммунистом, выделенным ЦК КПФ, должна получить шесть миллионов триста тысяч финских марок в городе, в обусловленном месте. В случае, если они не смогут принять эти деньги вечером, то утром следующего дня в восемь часов на прежнем месте. Семьсот тысяч она получит сейчас в представительстве, и как только стемнеет, я вывезу ее на дипломатической машине в город и, если не будет «наружки», подвезу ее к дому члена ЦК КПФ, которому она передаст деньги на хранение до того, как они потребуются.