Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 39

– Вообще-то наш контингент смирный, – усмехнулся Эдик. – Он больше любит на нас жаловаться, понимаете. Чем крупнее жулик, тем выше жалуется.

– Группа, судя по всему, смешанная, – возразил Цветков. – Там и ваши, и наши. Так что, все можно ждать. Местных товарищей придется предупредить.

– Вот это не надо, Федор Кузьмич, – живо откликнулся Лосев. – Разные могут попасться люди. Могут подпортить дело.

Цветков усмехнулся.

– Предупредим, как надо. Они тебя не найдут, но готовы будут. Мало ли что тебе вдруг потребуется. Вот так и сделаем, – заключил он твердо, не допуская возражений.

Уже вечерело, когда Виталий сошел на небольшой станции, где даже не каждый поезд останавливался.

Высоченные деревья, голые и хмурые, уныло выстроились вдоль длинной платформы и с двух сторон подступали к одноэтажному и довольно симпатичному зданию вокзальчика, новенькому, сложенному из красного кирпича с белыми рамами окон и дверями. «Ухаживают», одобрительно подумал Виталий. За густой путаницей голых ветвей и высокого кустарника пристанционный поселок еле проглядывал под уже потемневшим, тяжелым небом, только мерцали где-то вдали огоньки. В холодном воздухе кружились редкие снежинки и тут же таяли, прикоснувшись к земле. Под ногами тускло блестели лужи.

Платформа была пуста. Пока Виталий оглядывался, несколько пассажиров, сошедших с поезда вместе с ним, уже исчезли.

«Та-ак, – подумал Виталий, поставив у ног свой маленький, потертый чемоданчик и закурив, по привычке закрывая ладонями огонек зажигалки. – Значит, первый пункт у меня Лялюшки, «темное место», как говорит товарищ Албанян, потом Горелово, потом Сухой Лог. Ну, названия. Впрочем, Лялюшки звучит даже ласково. Как же мне туда добраться на ночь глядя? А, может, тут, на станции, заночевать? Тут, наверное, и буфет есть, чаек. Ну, да посмотрим».

Он запахнул свое старенькое, видавшее виды пальто, подхватил чемоданчик и бодро направился к станционному зданию, приветливо светившемуся своими большими, чистыми окнами.

В зале ожидания было светло и тепло. На одной из длинных, отполированных временем, потемневших скамеек, оставшихся, видимо, от прежнего вокзала, кто-то спал, укрывшись с головой телогрейкой, на другой – сидели две женщины, ели что-то и тихо переговаривались между собой.

Слева от окошечка кассы находился буфет.

Там суетилась полная, немолодая женщина в белом халате. За ее спиной на подставке сопел огромный блестящий самовар.

Виталий подошел к буфету, рассмотрел выставленные под стеклом бутерброды с потрескавшимися сырными ломтиками и тушками какой-то рыбки, блюдца с красноватым винегретом, сметану в граненых стаканах и решил, что с голода он тут не умрет. А чай – это было вообще отлично. С чая он и начал.

– Попрошу два стакана, – сказал он. – Раз самовар, значит, чай должен быть отличным, так я полагаю.

– Какой уж есть, – сухо ответила женщина, окинув Виталия настороженным взглядом, и спросила. – С поезда?

– С поезда, – подтвердил Виталий. – Вот погреюсь у вас и дальше отправлюсь. Лялюшки далеко будут? Как туда добираться?

– Два раза в день автобус. Час назад последний ушел.

– А километров сколько туда?

– Поболе двадцати будет.

– Да-а. Пешком не доберешься.

Женщина тем временем выставила перед ним два граненых стакана с чаем, блюдце с сахаром и все так же сухо спросила:

– Чего еще?

– А еще вот с сыром два бутерброда, – ответил Виталий и в свою очередь спросил. – Чего это вы, мамаша, такая суровая?

– А чего радоваться-то?

– Как чего? – улыбнулся Виталий. – Вот, к примеру, хороший человек перед вами стоит. А говорят, ласковое слово и кошке приятно.

Женщина хмуро посмотрела на Виталия, но уголки рта все же дрогнули в непроизвольной улыбке.

– Какой ты человек, не знаю, – сказала она. – Вижу только, что длинный. И чего в наши края пожаловал?

– Друга ищу. В армии вместе служили. Сейчас, вроде, в Лялюшках живет.

– Как звать-то?

– Петр. А фамилия Свиридов. Не слыхали?

– Ну, в Лялюшках, может, и живет. А у нас тут такого нет.

– Он, кажется, на заправочной станции работает. Есть тут у вас такая?

– Это на шоссе, – махнула рукой женщина.

– Московское шоссе-то?

– Не. Московское там, – она указала в другую сторону.

– А это куда ведет?

– Как раз в Лялюшки и ведет.

– А дальше?

– А зачем тебе дальше? – подозрительно взглянула на него женщина.

– Ох, мамаша, какая вы бдительная. Я что, на шпиона похож или, к примеру, на жулика какого?

– Ничего я такого не думаю. Сорок шесть копеек с тебя.

– Сейчас отсчитаем.

Виталий достал кошелек.

– Заночевать тебе надо, – неожиданно сказала женщина. – Куда, на ночь глядя, пойдешь? А утром автобус будет.

– Где же у вас тут заночевать?

– Вон, прямо через площадь. Дом приезжих. Скажешь, Мария Гавриловна прислала.

– А без протекции разве нельзя?

– Как желаешь.

– Ладно. Спасибо, Мария Гавриловна.

Виталий допил горячий, безвкусный чай, проглотил сухие бутерброды и, взяв свой чемоданчик, вышел через другую дверь зала ожидания на небольшую, темноватую площадь с клумбой посередине, где в мокрой, черной земле кое-где застрял снег. По другую сторону площади виднелись в тусклом свете редких фонарей домик почты, а рядом двухэтажный, с потеками краски на фасаде Дом приезжих. Возле него стояли старенький «Москвич», мотоцикл с коляской и замызганная грузовая машина.

Виталий, оглядевшись, направился к Дому приезжих.

Бойкая молодая женщина, окинув взглядом незнакомого человека, равнодушно и безапелляционно объявила:

– Только общий номер. Койка. Шестнадцатым будете. Семьдесят копеек сутки.

– А если отдельно?

– Отдельно мест нет. И за это спасибо скажите.

– Спасибо. Но я, вообще-то, от Марии Гавриловны, – негромко сказал Виталий.

– Чего же молчите? – рассердилась молодая женщина и тем же безапелляционным тоном добавила. – Руль двадцать. Берите ключ. Паспорт только. Вам на одну ночь?

– На одну.

– Утром, до десяти, освободите. Вот люди, – она пожала плечами.

Спал Виталий, как убитый.