Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 45
Ну, что? – спросил он, подходя. – Чего узнал, аль нет?
– Ничего не узнал, Терентий Фомич, – вздохнул Виталий. – Кажется, дурака я свалял, что поехал так, без точного адреса.
– А чо тебе жалеть-то? Отпуск. Так и так гулять. А тут новые места посмотришь, с людьми, вот, знакомство заведешь. Когда б ты еще к нам сюда забрался? Э, милый, пока молод, гляди вокруг и подале. А старость придет, тады под ноги гляди, кабы не упасть. Ну, пошли, пошли в избу-то, – он, потянувшись, хлопнул Виталия по плечу.
У них уже установились самые дружеские отношения Взаимная симпатия возникла, как это иной раз бывает, даже не с первого слова, а с первого взгляда. Всем обликом своим, манерой пришлись они по вкусу друг другу.
В избе, закурив, Терентий Фомич спросил, подсаживаясь к столу:
– Ну и как тебе Петр Савельевич наш показался?
– Да не очень, по правде сказать, – покачал головой Виталий, опускаясь на скамью возле окна и тоже закуривая. – Главное, людей почему-то боится.
– Да-а, – вздохнул Терентий Фомич, задумчиво глядя в пространство. – Что верно, то верно. Людей стал хорониться. Мы ж тут все друг у дружки на глазах. Что мужики, что бабы, что детишки. Куда денешься? А я так и ночью брожу по деревне, вон с Алданом в паре.
– И что же вы ночью замечаете? – улыбнулся Виталий.
– Эге, всякое примечаю, уж будьте покойны, – хитро усмехнулся Терентий Фомич, дымя своим «Беломором». – Кто кого, к примеру, провожает по молодому делу, ну, стоят там, милуются. Кто с кем бражничает, а потом за заборы хватается, когда домой идет, песни иной раз поет. Ну, а кто как тать шастает, от добрых людей хоронясь, такие тоже имеются.
– И зачем же они хоронятся? – спросил Виталий.
– Ну, насчет того, чтобы скрасть, это одно. Хотя у нас не очень-то этим побалуешь. Алдан, к слову сказать, две благодарности от колхоза имеет. Лютый зверь на работе, ей-богу. Не узнать.
– А есть, значит, которые не крадут, но все равно от людей по ночам хоронятся, так что ли? – улыбнулся Виталий.
– То-то и оно, – подхватил Терентий Фомич. – Вот, к примеру, тот же Свиридов Петр Савельевич. Зачем, спрашивается, гостей по ночам провожать, когда люди добрые ночью спят все? Или, к примеру скажем, встречать? Для того тоже день есть.
– Да, зачем?
– А я, милок, не знаю. И ты не знаешь. И никто, почитай, не знает.
«Ну, я, положим, если и не знаю, то догадываюсь», – подумал Виталий и, махнув рукой, равнодушно сказал:
– Ну и шут с ними, Терентий Фомич. Наше дело сторона.
– Так-то оно так, – с сомнением покачал головой старик. – Да не совсем так. Я, допустим, поставлен беречь добро, а они, значит, напересек мне. Как мне действовать в таком разе? Уступить? Пущай, мол? Никак нельзя.
– Ну, и что же делать?
– Вот, «что?», спрашиваешь. А ты перво-наперво считай, что твое дело не сторона. Тут, милый, обчее дело. В таком разе у тебя и глаз совсем другой станет. Ну, возьми, к примеру…
Старик, еще долго и горячо убеждал Виталия, но видно было, что о махинациях Свиридова ничего толком не знает.
А вскоре он пригласил Виталия отобедать. Виталий, было, заикнулся насчет чайной, но Терентий Фомич воспротивился этому с такой обидой, что настаивать дальше было невозможно.
Старик собрал на стол сноровисто и быстро.
– Имеем мы с тобой право по чарочке за дружбу и успех, а? – с хитринкой спросил он. – А то и по второй, пока хозяйки моей нет.
– Запрет наложила? – улыбнулся Виталий.
– Сильно не одобряет. И то я тебе скажу, шибко мы этим зельем увлекаться стали. И дитю отсюда хворые выходют, и дитю дитев. Видал? А это что есть, ежели в размерах взять? То-то. Выходит, материя сурьезная и мировая.
Терентий Фомич настроился за обедом на философский лад.
Уже начало темнеть, когда прибежала Галя. Она быстро переоделась, и они с Виталием отправились в гости.
Идти пришлось далеко, чуть не через всю деревню.
– Все же неудобно получается, – сказал Виталий. – Незнакомый дом, как-никак. И никто не приглашал.
– Что вы! – весело возразила Галя. – Считайте, что уже пригласили. И вообще о вас уже полдеревни знает.
– Как же так меня пригласили? – засмеялся Виталий.
– Очень просто. К нам на ферму Гриша заезжал. Я и передала. Он тоже будет.
«Что и требуется», – подумал Виталий.
Они уже миновали улицу, где стоял дом Свиридова, когда за их спиной раздался свист. Виталий оглянулся, но в сгустившейся, тьме рассмотреть ничего не удалось.
– Это наши мальчишки, – рассмеялась Галя. – Думают, куда это я иду с чужим человеком. Сейчас увидят.
Вскоре они пришли. На улице, возле Лилиного дома, стоял мотоцикл с коляской.
– Это Гришин, – сказала Галя. – У него и служебный, и свой.
Они толкнули калитку, прошли по скользкой от жидкой грязи дорожке и поднялись на крыльцо. Дверь дома оказалась незапертой.
Лиля встретила их в передней. Это и в самом деле была красивая девушка, высокая, стройная, черноволосая, с тонкими чертами лица и большими карими глазами. Словом, Родька нисколько не преувеличивал.
А в комнате, куда прошли Галя и Виталий, собралось уже человек десять парней и девушек. Среди них был ладный парень в милицейской форме с погонами младшего лейтенанта. Строгие темные глаза его и сейчас по привычке оставались строгими на круглом, чуть курносом лице, навсегда, казалось, загорелом, прямо-таки задубленном ветром и солнцем, с выгоревшими, почти белыми волосами. Запоминающаяся внешность была у этого серьезного парня.
– Григорий, – представился он, крепко пожав руку Виталию.
Слушали музыку, танцевали, пили чай. Виталий обратил внимание, что никто из парней не принес водку. Видно, удерживало присутствие инспектора. А тот вел себя солидно и сдержанно, и также солидно ухаживал за хозяйкой. И тут всезнающий Родька тоже, кажется, был прав.
В конце концов Виталий решил, что с Пенкиным можно иметь дело, доверия он, вроде бы, заслуживает. И вообще, кажется, славный парень. Правда, совсем еще молодой и в милиции, видимо, недавно, отсюда и эта чрезмерная солидность, и эта строгость во всем. Да, молод был Пенкин и кто знает, как поведет себя в сложных обстоятельствах. Но другого случая до завтрашнего дня, возможно, вообще не представится. А уже завтра приедут «постояльцы» и останутся всего на одну ночь.