Победила бы нынешняя Россия в Великой Отечественной? Уроки войны - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 23

В журнале «Военно-исторический архив» даны биографические справки на 69 лиц начальствующего состава Красной Армии в звании комкора (примерно генерал-лейтенанта), расстрелянных за участие в заговоре в 1937–1941 годах. (Для «полноты счастья» к ним составители «мартиролога» добавили и самоубийц.) Из этих 69 человек 48 были царскими офицерами в чинах до подполковника. Они вступили в Красную Армию, польстившись на обещания Троцкого обеспечить им быструю карьеру. Прошло 20 лет, они сидят на вторых и третьих ролях, а какие-то унтер-офицеры командуют округами! Разве не обидно?

Ну разве не обидно было, скажем, комкору Г.К. Восканову, подполковнику царской армии, награжденному пятью крестами, включая Георгиевский, сидеть на должности заместителя председателя центросовета Осоавиахима СССР [5] и смотреть на унтера В.К. Блюхера, который уже маршал и командует Дальневосточным фронтом? А вообще необученный Ворошилов – нарком! В то время действительно множеством округов командовали те, кто в царской армии был рядовым или унтер-офицером (Буденный, Белов, Апанасенко).

Но и это не все. После Гражданской войны Красную Армию сократили до 500 тыс. человек, но с началом тридцатых начался ее рост (1933 г. – 900 тыс., 1936 г. – 1,5 млн) и, следовательно, рост количества командных должностей. Казалось бы, что в этих условиях должен был начаться служебный рост и этих генералов. Но на самом деле из этих 69 человек 35 не только не сохранили свои должности 20-х годов, но и резко их снизили уже к 1934 году, когда ни о каком заговоре и мятеже против Советской власти еще и слухов не было. Вот, скажем, комкор Н.В. Куйбышев, кавалер трех орденов Красного Знамени, в царской армии – капитан, в Гражданской войне командовал армией. В 1929 году он командующий Сибирским военным округом – хозяин Сибири! А с 1930 года он секретарь распорядительных заседаний Совета труда и обороны, спасибо, что не секретарь-машинистка. Не обидно ли?

Историк К.В. Колонтаев замечает, что именно категория офицеров Кпасной Армии, выслужившихся еще при царе из унтер-офицеров и офицеров военного времени, 1890–1900 годов рождения, выходцев из среды среднего крестьянства, с начальным и изредка неполным средним образованием в 20—30-е годы составила основную часть командного состава Красной Армии, а к 1940 году составляла и основную массу генералов Красной Армии.

Чисто мужицкая цепкость и неуёмное стремление пробиться наверх, не считаясь с количеством чужих отдавленных ступней, сочетались у них с присущим русскому зажиточному крестьянству подобострастием к начальству и презрением к нижестоящим. Всё это вкупе с низким уровнем общего и военного образования и фельдфебельско-унтерским типом личности делало их малоспособными к самостоятельному повышению своего общеобразовательного и военно-профессионального уровня. Их основные интересы лежали за пределами воинской службы, сводясь к самоутверждению посредством усиления внешних признаков власти.

В фондах Музея героической обороны и освобождения Севастополя хранится машинописный текст воспоминаний И.М. Цальковича, который в 1925–1932 годах был начальником управления берегового строительства Черноморского флота. В одном из разделов своих воспоминаний он, между прочим, отмечал, что в середине 20-х годов командный состав ЧФ делился на две равные части. Одна состояла из бывших кадровых офицеров царского флота, другая – из бывших кондукторов, флотских фельдфебелей, унтер-офицеров и боцманов. Обе эти части сильно враждовали друг с другом, единственное, что их объединяло – «стремление выжить матросню из Севастопольского дома военморов им. П.П. Шмидта (бывшее Офицерское собрание)».

Понятно, что с такими задачами было не до повышения своего профессионального уровня. При таком генералитете – из числа бывших фельдфебелей и унтеров наиболее ярким и всесторонним воплощением которого является личность Г.К. Жукова, генерала армии в 1941 году, – удивительно не то, что Красная Армия терпела поражения, а то, что они не приобрели ещё более катастрофического характера.

Уничтожение «пятой колонны»

Поскольку самый громкий визг современных «историков» раздается по поводу репрессий 1937–1938 годов, да и вообще «сталинских репрессий», то вынужден остановиться и на этом вопросе и показать их внутреннюю суть.

До сталинской Конституции 1936 года выборы депутатов в высший орган Советской власти (и во все остальные) проводились открыто, и не все граждане допускались к ним. При таких выборах подлым карьеристам легко было забраться и усидеть на должностях партийных и советских функционеров. Карьеристы, используя свое всевластие, могли легко задавить любую критику против себя и против выдвигаемых этими же местными функционерами кандидатов в депутаты. То есть карьеристы – партийные боссы гарантированно могли провести в органы власти того, кого хотели – своих ставленников.

По сталинской Конституции избирательное право получили все граждане СССР, а все виды голосования стали тайными. Более того, как Сталин задумал, выборы должны были быть альтернативными, т. е. на каждое депутатское место должно было выдвигаться несколько кандидатов в депутаты, были даже отпечатаны образцы, как оформлять бюллетени для голосования, когда в них несколько кандидатов. Эта норма Конституции была шагом к коммунизму, шагом по передаче власти всему народу, и никто не мог открыто ее критиковать ввиду немедленно следовавшего вопроса: если ты коммунист, то почему против Коммунизма?

Но эта норма вызвала панику среди крьеристов на должностях парторгов, секретарей райкомов и обкомов. Многие из них боялись, что при тайном голосовании, да еще и при нескольких кандидатах в депутаты, они не смогут провести в Верховный Совет не только себя и своих ставленников, но хотя бы просто людей коммунистических убеждений. А провал выборов, назначенных на 1938 год, означал для них смещение с должностей – лишал их того, ради чего они и вступили в партию коммунистов.

И в конце весны 1937 года не Сталин и не Политбюро – подчеркнем это, – а местные партийные функционеры потребовали от ЦК предупреждающих репрессий. То есть они потребовали отправкой в лагеря и расстрелами очистить свои области от тех, кто мог вмешаться в выборы следующего года и помешать местным партбоссам провести в Советы тех депутатов, которых они хотели. Конкретно первое требование о репрессиях поступило от секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии Роберта Индриковича Эйхе. За ним последовали такие же требования от остальных республиканских, краевых и областных секретарей.

Мог ли Сталин воспрепятствовать проведению репрессий? Даже если бы он и не считал их полезными, то не мог – он имел в высшем руководящем органе партии – в ЦК – всего один голос из более чем семи десятков голосов. Однако Сталин, без сомнения, считал эти репрессии крайне необходимыми, но совершенно по другим причинам. Если карьеристы требовали репрессий из боязни за свои теплые места, если они хотели с помощью репрессий устранить конкурентов, то Сталина это не касалось. У него к тому времени, за 20 лет работы, уже никаких конкурентов не было, и его самые злостные враги не могут до сих пор ему этих конкурентов придумать – не могут выдумать, кто конкретно в партии коммунистов и в СССР мог бы заменить Сталина на его посту и кто на этот пост реально мог бы претендовать при живом Сталине.

Но у Сталина была другая причина для проведения репрессий, и она была общепризнанной во всем мире, т. е. любая цивилизованная страна при тех обстоятельствах, которые сложились у Советского Союза, подобные репрессии проводила обязательно.