Разведка особого назначения. История оперативного разведывательного центра английского адмиралтейств - Бизли Патрик. Страница 43
Деннинг, например, уверенно считал: немецкие корабли все еще находились в фьорде. Его мнение разделяли его непосредственный начальник Клейтон и Хинслей из морского отдела БП. Основным доводом Деннинга было полное отсутствие радиограмм от группы «Норд» — немецкого военного командования на берегу, ответственного за военно-морские операции в Норвегии. Этого не происходило, когда тяжелые корабли находились в море, как в случае с «Тирпицем», отправившимся для действий против конвоя «PQ-12». Кроме того, наряду с другими упоминавшимися выше моментами молчали и наши подводные лодки [63]. К сожалению, Паунд лишил Деннинга возможности объяснить, почему он пришел к таким выводам. Вместо этого первый морской лорд понадеялся на ряд вопросов, поставленных в лоб, на которые мог быть только краткий формальный ответ. Автор книги «Комната 39» Доналд Маклечлен [64] не имевший, по-видимому, возможности сослаться в ней на специальную разведку, воспроизводит помещаемый ниже рассказ двух очевидцев об эпизоде с вопросами Паунда.
Диалог, насколько они помнят, происходил в такой последовательности.
Первый морской лорд: Знаете ли вы, что «Тирпиц» вышел в море?
Деннинг: Если бы «Тирпиц» вышел в море, то можете быть уверены, что мы узнали бы об этом очень быстро, через четыре — шесть часов.
Первый морской лорд: Можете ли вы заверить меня, что «Тирпиц» все еще стоит на якорях в Альтен-фьорде?
Деннинг: Нет. У меня будет твердая информация, только когда «Тирпиц» отбудет.
Первый морской лорд: Можете ли вы, во всяком случае, сообщить мне, готовится ли «Тирпиц» к выходу в море?
Деннинг: Я могу, во всяком случае, сказать, что он не отбудет в последующие несколько часов. Если бы он готовился к отбытию, то сопровождающие его миноносцы опередили бы его, чтобы очистить проход от подводных лодок. О миноносцах не поступало сообщений от наших подводных лодок, несущих патрульную службу в Альтен-фьорде.
Паунда считают своенравным человеком. Он, конечно, был очень сдержанным и ни с кем не делился своими мыслями, предпочитая говорить, только когда примет решение и будет готов дать указания. До этого он привык советоваться лишь с самим собой — обстоятельство, которое в сочетании с тем, что он являлся адмиралом флота и профессиональным главой всех ВМС как вида вооруженных сил, очень затрудняло, если практически не исключало, возможность для Деннинга, и в данном случае также для Клейтона, повлиять на него своим мнением в условиях, когда тот не давал для этого никакого повода. Деннинг горько сожалел о том, что не высказал своего мнения. Но если заглянуть в прошлое, то трудно понять, каким образом при тех конкретных обстоятельствах он мог бы сделать большее. Когда Паунд вышел из комнаты Деннинга и направился в секцию поиска подводных лодок, Клейтона и Деннинга охватило беспокойство от того, что решение, которое оба считали ненужным и ошибочным, было уже почти принято. Первый морской лорд хотел иметь определенные подтверждения, а все, что они могли ему предложить, состояло из негативных разведданных.
В секции поиска на планшете обстановки были видны и без того известные нам очевидные доказательства, что подводные лодки немцев вошли в соприкосновение с караваном и представляли также угрозу крейсерам, но не было указано, что эти лодки должны были ожидать прибытия в данный район своих надводных кораблей, потому что таких указаний подводным лодкам не поступало. Их предупредили бы об этом, конечно, только в том случае, если бы «Тирпиц» приближался к каравану. Правда, одна короткая дешифрованная депеша в ОРЦ поступила, но в ней сообщалось подводным лодкам, что в тот момент немецких надводных кораблей в их районе не было. Когда пришло это сообщение, Паунд, скорее всего, уже ушел из ОРЦ и направился к себе.
В 20.00 он вызвал на совещание руководящих сотрудников военно-морского штаба, чтобы обсудить с ними создавшееся положение. Сейчас нельзя в точности восстановить, что говорил на совещании каждый из его участников: видимо, большинство высказывалось против немедленного роспуска каравана судов. Заместитель начальника Главного морского штаба адмирал Мур высказал, однако, такое мнение: если конвою надлежит рассеяться, то приказ об этом следует отдать без промедления, так как караван уже выходил из того морского пространства, где осуществление такого маневра было возможно. Противоположные мнения, по-видимому, не повлияли на решение Паунда, и заседание под его председательством, вероятно, продолжалось по установившемуся порядку: «Заслушав выступление присутствующих, он брал блокнот с чистыми бланками радиограмм и писал указания, намеченные им заранее, заполняя все детальные графы: кому адресовать, кому продублировать и т. д.» [65].
Совещание было, несомненно, коротким, так как первая радиограмма с приказом крейсерам полным ходом отойти от каравана ушла вскоре после 9.00, а вторая — с приказом конвою рассеяться — была отправлена примерно через двадцать минут после первой.
Клейтон вернулся с совещания в подавленном настроении. К тому времени специнформация непрерывно поступала более двух часов и включала данные радиоперехвата за текущие сутки. В них единственным позитивным сигналом оказалась только одна радиограмма с немецкой подводной лодки, о которой упоминалось выше. Но теперь и времени прошло уже достаточно, чтобы подтвердить правоту предположений Деннинга и Хинслея о том, что тяжелые корабли немцев не могли быть в море, поскольку им по-прежнему не поступало ни одного сигнала. Еще раз обсудив создавшееся положение со своим начальником, Деннинг уговорил его пойти к первому морскому лорду и попытаться изменить решение. Такой шаг требовал немалого мужества, но, к сожалению, Клейтон ничего не достиг. Паунд считал, что он уже взвесил все представленные ему доводы. Исключить возможность того, что «Тирпиц» находился в море, по его заключению, было еще далеко не все. Даже если бы этот корабль и не был в море, он мог, снявшись с якорей в любой момент, на следующий день утром подойти к каравану на расстояние выстрела. Паунд не проявил готовности отменить отданные им распоряжения, которые в момент его разговора с Клейтоном, наверное, уже выполнялись.
Такова последовательность событий, приведших к принятию фатального решения.
Теперь, пользуясь ретроспективным взглядом, очень легко критиковать первого морского лорда. На том вечернем совещании 4 июля он со всей определенностью взял ответственность за принятое решение на себя. События показали, что оно было серьезной ошибкой. Но мог ли Паунд в тот момент действовать иначе, располагая информацией, которая была у него тогда?
По данным специальной разведки, передвижение германских кораблей до утра 4 июля с такой точностью совпадало с переданным Денхемом планом, что Паунд, не знавший об ограничениях, установленных Гитлером, видимо, пребывал в полной уверенности, что объединенная эскадра немцев выйдет в море, как только эсминцы заправятся топливом; рано утром на следующий день она могла бы нанести удар по конвою.
Поэтому, что бы ни говорилось о такой возможности, решение о немедленном отводе крейсеров было совершенно правильным. Они продвинулись восточнее ранее намеченного пункта, и теперь обратный путь им могли преградить подводные лодки. Конечно, при более высоком качестве штабной работы для Гамильтона были бы яснее причины отданного ему приказа и того, почему он должен был отходить на предельных скоростях. Но о самой необходимости направить такое распоряжение споров быть не может. Между тем нужно ли было перед лицом серьезной угрозы, которую представляли подводные лодки и бомбардировщики, отдавать каравану приказ рассредоточиться, во всяком случае не выждав подольше время, пока поступила бы дальнейшая информация, пусть даже только негативная? Была ли необходимость вообще распускать конвой? В составленных для него инструкциях имелся пункт о том, что он должен вернуться под прикрытие флота метрополии, если возникнет опасность со стороны германских надводных кораблей. Почему этот пункт не был выполнен? [66] Ведь для охраны каравана от нападения тяжелых кораблей немцев в отсутствие сил ближнего и дальнего прикрытия ему специально были при даны две подводные лодки. Почему это, видимо, проигнорировали? Как показали другие примеры, там, где нельзя использовать крейсеры, можно было бы применить эсминцы. Корабли коммандера Брума, несомненно, сказали бы свое веское слово.