Снайпер в Афгане. Порванные души - Бобров Глеб Леонидович. Страница 11

И вот два офицера ведут обескровленный батальон под прикрытием постоянно глохнущих машин, все десанты которых забиты телами убитых и раненых вперемешку и на которых не работает две трети пушек (тогда еще на вооружении стояли устаревшие БМП-1 и духи первыми же выстрелами продырявливали им стволы). Оба как угорелые носятся под пулями. Ну, Масловскому хоть бы что – заговоренный! Ни одной царапины. А вот Ильину повезло меньше.

Вначале милостивое предупреждение Судьбы – красная карточка. Пуля попадает в центр груди, бронежилет не берет, но с ног сшибает, как городошной битой. Солдат, кинувшихся на помощь, Ильин останавливает взглядом (О! Это он умел!) и поднимается сам. Но буквально через несколько минут очередная пуля пробивает ему мышцу плеча. И опять – никакой помощи, никаких перевязок! Время! С каждой секундой новые потери. А когда уже почти вырвались из западни, еще одна пуля – в спину. Сквозь бронежилет! (К сведению, при прямом попадании, даже если пластины бронежилета не пробиты, на теле остается кровоподтек размером с десертную тарелочку, а кроме того, лопаются кости и отскакивают органы, расположенные по направлению движения пули.) Ильин поднялся сам. Никаких остановок, себе поблажек нет. И в конце, когда вывели всех, последняя – в шею. Мягкие ткани, ничего не задето.

А значит, опять никаких остановок. Опять время!

И только после того, как батальон полностью вышел из-под огня и Ильин убедился, что ни одного убитого, ни одного раненого на поле боя не забыли, он позволил себе на ходу приложить один тампон к шее, а другой засунул под плечо. Естественно, сам! А санинструктора, подлетевшего помочь командиру, коротко отшил: «К раненым!» Как потом рассказывал связист комендантского взвода второго батальона сержант Брывкин, у капитана по прибытии на «точку» даже портянки оказались пропитаны кровью. Но по возвращении в полк Цезарь не ложится в санчасть, а через неделю после трех ранений выходит на утреннюю зарядку.

Вскоре подвели итоги операции. «Виновным», естественно, оказался подполковник Рохлин. Его сняли с занимаемой должности и с понижением отправили куда-то под Газни. За своего командира пытались вступиться несколько офицеров, в том числе, конечно же, и Масловский с Ильиным. Но эта акция была обречена с самого начала – их даже толком и не выслушали. И это несмотря на то, что за полгода Рохлин сумел добиться небывалого авторитета у боевых офицеров и солдат. Его не просто уважали и любили. Подполковника боготворили в прямом смысле этого слова. По рассказам старослужащих, даже Батя не имел такого почета. И дело было не только в личном обаянии и редкой для армии человечности Рохлина (к слову, он нашел время лично познакомиться и переговорить с каждым новобранцем призывов 1982-го и весны 1983-го годов), но в первую очередь в поистине блестящих и, главное, бескровных операциях, которые он провел за шесть месяцев командования полком. Только раз, в начале весны, в районе кишлака Фергамуш часть понесла потери (разведрота напоролась в кишлаке на засаду и потеряла пять человек убитыми и несколько ранеными). Но тут уж ничего не поделаешь – Судьба. У Рохлина был свой, хорошо проверенный на боевом опыте почерк, свой конек: стремительный комбинированный десант с бронетехники и вертолетов одновременно как снег на голову.

И никаких длительных подготовок и маневров на виду у всего района. «Скрытная концентрация и внезапный удар – жуковский стиль!» – так оценил этот почерк Масловский на одном из разводов батальона. После Рохлина подобные операции уже не проводились. Его сменщик подполковник Сидоров предпочитал иную тактику ведения боевых действий – пускал пехоту в качестве приманки, подсадной утки. Чем заканчивается подобная тактика, все, кто побывал на афганской войне, прекрасно знают.

А подполковник Рохлин, по слухам, буквально через полгода после перевода в Газни вновь отличился, был поставлен на должность комполка и якобы даже получил звание Героя Советского Союза.

Как были наказаны «боевики» штаба армии, я не знаю. Уверен, что никак. Нас же, уцелевших солдат и офицеров части, наказали, и очень даже изощренно – прислали в полк нового командира, подполковника Сидорова, который, похоже, всех подчиненных считал своими персональными козами и поступал с нами в полном соответствии с собственной фамилией.

Были, правда, и поощрения. Убитых наградили посмертно: офицеров – орденами Боевого Красного Знамени, солдат и сержантов – орденами Красной Звезды. Раненых тоже наградили в зависимости от тяжести ранения, но уже медалями. Всех раненых… Кроме офицеров. Ни Масловский, ни Ильин отмечены не были. Спасибо и на том: только обошли и даже не наказали!

Бывшего товарища Басира тоже не наказали, хотя и попытались еще раз. Собрали такую армию, что Ассадуло только ахнул, покрутил пальцем у виска и… увел своих людей в Пакистан.

Правда, ненадолго, всего на две недели – как раз на время проведения армейской операции «Возмездие». За ним ушли и все жители района Бахарак. Очень веселая была операция и результативная: как же – отбили у супостата (вообще без стрельбы) семь ржавых остовов от БМП.

На этой операции я в первый раз за службу побывал вместе с Ильиным на ночной рекогносцировке. Это была его невинная слабость, и он никогда и никому не разрешал проводить ее без своего участия.

Обычно все начиналось следующим образом. Цезарь улыбался и говорил: «Ну что, пойдем погуляем?» Потом брал нескольких ребят покрепче и часа на два, а то и на три вперед. В тот раз была моя первая и, слава богу, последняя ходка в паре с капитаном. Марафон для двужильных! Легче застрелиться перед началом, чем угнаться за Ильиным. Принцип первый – никаких поблажек себе. Принцип второй – непосильного с людей не требовать, только то, что положено. А выполнить все то, что положено, да еще в связке с Цезарем, и есть та самая почти непосильная для солдата задача.

Ильин взлетел на скалы – как по ступенькам взбежал, пока мы выползли следом, языки на плечи повываливались.

– Фамилия?

– Такой-то…

– Отлично! Вот на эту сопочку. Смотришь в прицел, прикидываешь, – и уже к следующему: – Твоя фамилия?

– Такой-то…

– Вот на эту скалу. То же самое. Все понятно? Вперед! А вы за мной!

Только вскарабкался – упал. Какой прицел?! Какой «прикрываешь»?! Язык бы втянуть да воздуха побольше, а он уже сигналит. Что делать? Встал, побежал… И попробуй не побежать! И быстро! Отстанешь – до конца рекогносцировки не нагонишь! Это только лоси да волки на таких скоростях передвигаются!

И в полку, кстати, было то же самое. Ни разу за полтора года совместной службы я не помню случая, чтобы Ильин не пришел проверить караул. А если батальон не на операции, то из семи пять дней в неделю он в карауле. И каждую ночь капитан не спит, два-три часа ходит, посты проверяет. Но он не был тем человеком, который никому не доверяет и поэтому все делает сам.

Чужой работы Ильин никогда и ни за кого не делал. А лишь проверял, как подчиненные выполняют свои служебные обязанности. Сам он выполнял их безукоризненно. Ни одного упущения, ни одной ошибки, пусть самой незначительной, за всю службу он так и не допустил.

А как Ильин умел постоять за себя и свое решение! И как мог за него ответить!

В середине лета 1983 года был отдан приказ по воинской части: в очередной раз пристрелять и перепроверить все оптические приборы и прицелы. Ротный взял пятерых снайперов, пару гранатометчиков; мы взвалили на себя АГС, три РПГ, все эсвэдэшки, собрали в вещмешки прицелы от остальных АГС, патроны, гранаты и не спеша поплелись на полигон. Капитан, естественно, был уже там. Расположились между пятой и минбатом, так же не торопясь занялись делом. Людей немного, работа рутинная – тысячу раз деланая-переделанная, настроение летнее, занимаемся… Дежурный по полигону иногда поднимает мишени, иногда нет, в общем, все работают.

Начало спора я пропустил, заинтересовался на фразе: «Да ладно, капитан, так никто не стреляет!»

Поворачиваюсь. Спиной ко мне стоит Пухов, мой командир роты, а рядом – главный минометчик батальона добряк капитан, которого даже солдаты иногда в глаза называли Леша, улыбаясь, что-то доказывает Ильину. Подхожу поближе. Цезарь молчит, минометчик шутя горячится: