Военная агентурная разведка. История вне идеологии и политики - Соколов Владимир Н.. Страница 23

– вскрытие военных планов противника;

– выявление группировок его войск;

– определение направлений главного и вспомогательных ударов неприятеля.

Штабс-капитан В.М. Цейтлин в своей книге «Разведывательная работа штабов» (Смоленск, 1923) вспоминал о состояние дел в разведке на оперативно-тактическом уровне:

«Разведка всегда у нас была в загоне. Во время войны 1914–1918 гг. при штабах корпусов не было разведывательных отделений, несмотря на то что в корпус почти всегда входили 3 дивизии, а иногда четыре-пять. Заведовал разведкой обыкновенно один из обер-офицеров для поручений, не имея ни помощников, ни какого-либо штата работников, да и кроме того исполняя еще другие обязанности в штабе. Поэтому все зависело от комкора и наштакора; придают они значение разведке – можно как-нибудь наладить дело, а нет – ничего не поделаешь!

В дивизиях было еще того хуже: разведкой должен был бы ведать старший адъютант Генштаба (в то время все штабы являлись филиалами Генштаба на местах; на штабные должности назначались лишь лица, окончившие Академию Генерального штаба, или если их военное образование приравнивалось к академическому; у таких офицеров вместе с должностью обязательно употреблялись слова «Генштаба» или «Генерального штаба». – В.С.), но он настолько бывал обыкновенно перегружен работой (особенно при отсутствии наштадива), что отдавал это дело кому-либо другому. Определенного, ответственного за свое дело заведующего разведкой – не было; часто этим занимались дежурные офицеры. В результате – стереотипная фраза в донесениях: «Разведка новых сведений о противнике не дала».

В 1914 г. наступление российских войск обеспечивали 113 отдельных агентурных источников, в том числе:

– в интересах 1-й армии – 53 агента, из них 15 человек были завербованы до начала боевых действий с местонахождением в Кенигсберге (3 человека), Тильзите, Гумбинене, Эйдкунене, Инстербурге, Данциге, Штеттине, Алленштейне; вербовка троих агентов осуществлена в Шнейдемюле, Гольдапе и Кибартах уже в ходе начального периода боевых действий, а еще 23 – к августу 1915 г.; для наращивания усилий агентурной сети по мере продвижения войск в тыл противника в течение года заброшено дополнительно 12 человек;

– в интересах 2-й армии (командующий генерал Самсонов) – 60 агентов.

На содержание агентурной сети и наращивание усилий агентурной разведки в ходе боевых действий генерал-квартирмейстеру 1-й армии было выделено на 1914 г. 30 тысяч рублей.

Однако, по сложившейся порочной традиции, агентурные сведения, добытые в ходе наступления российских войск, во внимание не брались и расценивались как плод чрезмерного воображения разведчиков. Результат: окружение, а затем и уничтожение 2-й армии.

Новый, 1915 г. принес России первые серьезные поражения. После серии проигранных сражений российская армия отступила далеко на восток, оставив объединенным силам противника большую часть Польши, Литву, часть белорусских и украинских территорий, а ее потери составили более двух миллионов человек. Внутриэкономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться, значительное число мелких и средних предприятий, не связанных с выпуском товаров для потребностей фронта, были вынуждены закрыться. Запертые границы, невозможность ввоза иностранного сырья для производства продукции, падение спроса на европейском рынке и внутри страны – все это неблагоприятно сказалось на развитии торговых отношений и стало причиной банкротства целого ряда промышленных предприятий.

Развитие этих негативных тенденций не могло не вызвать обеспокоенности крупного и среднего капитала, представители которого были крайне заинтересованы в скорейшем выходе России из войны. Падение общего уровня жизни, перебои с поставками продовольствия и транспортным обеспечением привели к усилению антивоенных настроений среди большей части населения. Рост социальной напряженности в обществе способствовал усилению политической активности ведущих партий страны, преследующих свои интересы. Все политические силы России распределились по трем крупным лагерям, находившимся в состоянии открытого противостояния.

Промонархический лагерь правительства стремился в первую очередь победить в войне, откладывая решение внутренних проблем России, в том числе проведение социальных и политических реформ, на послевоенное время.

Политический лагерь, сформированный либеральной оппозицией (партии кадетов и октябристов), поддерживал военные устремления России, но мечтал о демократических свободах и полновесном парламенте при ограниченной монархии.

Третий политический (левый) лагерь составляли партия эсеров, социал-демократическая партия, разделившаяся на два крыла – большевиков и меньшевиков. Он призывал к скорейшему прекращению войны и проведению преобразований в стране. На фоне военных лет лишений и ухудшения экономической ситуации этот лагерь своей позицией быстрыми темпами набирал популярность среди народных масс. Например, социал-демократы не видели в войне объявленного «освободительного» содержания. Они считали, что военное положение привело к закрепощению людей внутри страны, потере независимости малыми народами, на неоправданно длительное время ограничило право граждан на свободу передвижения. По их мнению, война носила откровенно империалистический характер и поэтому по сути являлась антинародной.

Либеральной оппозиции удалось составить большинство Государственной думы IV созыва, сформированной 15 августа 1915 г. Ее депутаты вели себя крайне активно и подчас агрессивно по отношению к правительству и оппонентам. Диаметрально противоположные взгляды парламентского большинства и левой оппозиции на характер войны и ее завершение привели к открытой конфронтации.

Кроме того, так как парламент не имел рычагов влияния на назначаемое императором правительство, а соответственно – и на развитие ситуации в стране, то законодательное большинство стало ратовать за скорейшее проведение в стране политических реформ, результатом которых должно было стать подконтрольное Думе правительство. Преследование этой цели заставляло Государственную думу идти на обострение отношений с правительственным лагерем и требовать отставки любого премьер-министра, не останавливаясь даже перед обвинениями об измене в пользу Германии (в последующем император, вынужденный под давлением оппозиции отправлять в отставку одного премьер-министра за другим, не имел иного выхода, как в будущем распустить оппозиционный парламент).

В обстановке крайней политической нестабильности, отягощенной реальной угрозой голода, любое обострение политической ситуации в стране могло привести к революционным последствиям.

Указанное выше неблагоприятно сказалось на материально-техническом обеспечении и деятельности российской военной агентурной разведки, а установившаяся в 1915 г. между русскими и немецкими войсками сплошная линия фронта значительно урезала ее возможности. Ситуация усугублялась децентрализацией управления разведывательными операциями. В результате отсутствия четкого распределения агентуры по задачам и объектам в Бухаресте, Стокгольме, Копенгагене скопились массы источников информации, иногда состоящие на службе в нескольких штабах и конкурирующие друг с другом. В таких условиях, как бы агент ни конспирировался, он рано или поздно попадет в поле зрения своих соперников, что нередко приводило к нежелательным последствиям.

Штабс-капитан В.М. Цейтлин вспоминает:

«Кончился период маневренной войны, а разведка шла все так же. Долго не было у нас обстоятельных сводок и схем, столь необходимых в позиционной войне, но потом начали доходить сведения о постановке дела на западном, главным образом, в то время, французском фронте, где II бюро (разведывательное) французского Генерального штаба образцово поставило это дело, и разведка начинает улучшаться и у нас. Появляются центры, которые объединяют вокруг себя работу разведки. Появились различные схемы, таблицы, боевые расписания, выработалось много любителей и знатоков дела разведки.