Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Колосов Леонид Сергеевич. Страница 25

– Тебя не смущает, что я работаю в американском вренном атташате?

– Конечно, нет. Ведь я все равно не буду брать у тебя интервью, нет у меня никаких вопросов, кроме одного…

– Я тебя люблю, – прервала меня Элен. – Такое происходит со мной впервые в жизни. Чтобы так, сразу… Едем ко мне.

«Вот и пробил мой смертный час», – подумал я, но тут же вспомнил строгие глаза моего резидента: «Если ты, мой дорогой, затащишь Ладу в постель, она тебе сразу же начнет таскать копии секретных документов от своего морского атташе. Потому что ничто так не привязывает к мужчине стареющую женщину, как интимные отношения».

Поднявшись на третий этаж красивого особняка в уютную квартиру, где обитала Элен, мы, не сняв плащей, сразу стали целоваться. Что делать! Я был молод и горяч, а Элен опытна и красива. «Подожди меня в гостиной, – прошептала она, выскальзывая из моих объятий. – Я быстро вернусь». Из ванной комнаты она вышла в роскошном пеньюаре, с распущенными волосами. «Милый мой, – сказала печально, – фейерверка не получится. У меня тут начались всякие женские дела. Мы просто измучаем друг друга в постели. Отложим торжество плоти дня на четыре. Ты ведь приедешь ко мне опять?» «Конечно, приеду». Сказать, что я был очень обрадован таким поворотом событий, было бы нечестно. В тот момент мне очень хотелось наплевать на разведку.

Было далеко за полночь, когда я собрался уходить.

– Элен, лапушка, у меня к тебе одна просьба. Понимаешь, мне надо срочно передать в «Известия» статью о скандале, который разразился вокруг строительства секретных военных баз на Сардинии для ваших атомных подлодок. Ты не могла бы что-нибудь найти у своего морского атташе? Поверь, это чисто журналистская просьба. Сможешь – хорошо! Не получится – тоже не беда…

Пауза была довольно долгой. Элен опять внимательно поглядела в мои «наивные» глаза.

– Постараюсь что-нибудь найти. Ну, как не помочь советскому… журналисту.

– И давай встретимся послезавтра вечером под портиками Санта Марии ин Космедин. Около «Головы тритона». Знаешь?

Под портиками старейшей римской церкви Санта Мария ин Космедин до сих пор сохраняется как реликвия вделанный в стену большой мраморный круг с изображением оскалившейся пасти тритона. В древние времена человек, в правдивости которого сомневались, независимо от того, был он обвиняемым или свидетелем, должен был, сунув руку в «Пасть правды», повторить свои показания. Если человек лгал, он лишался руки. Дети и наивные туристы и сейчас боятся сунуть руку в «Пасть правды» – чем черт не шутит… А вот истинные римляне, те – нет. Они-то знают, что в давние времена за стеной с изображением тритона стоял всамделишный палач и отрубал руки тем, в чьей виновности у судей уже не было никакого сомнения…

Между прочим, идеальное место для встреч с агентурой и моментальных передач – это «Пасть правды». Всегда полно туристов – легко затеряться в толпе. А если подойти с агентом к «Тритону» и сунуть руки ему в «пасть», то можно незаметно передать микропленку или какой-нибудь небольшой секретный предмет, умещающийся в ладони…

Резидент был доволен ходом разработки «Лады», хотя пожурил меня за просьбу о документах. «Немного торопишься, мой дорогой. Надо было подождать, когда у нее кончится менструация, и уж потом… Ну ладно, тебе пока везет. Если все получится, можешь вертеть дырку в лацкане пиджака для очередного ордена».

Дырки вертеть не пришлось. Ровно в восемь часов вечера Элен была у «Головы тритона». Жутко расстроенная, в огромных зеленых глазах стояли слезы.

– Я ничего тебе не принесла, Льеня… У меня большое несчастье. Пришла телеграмма из Вашингтона – тетя при смерти. Она у меня единственный родной человек. Мне срочно заказали билет на самолет. Приедешь проводить?

«Мой дорогой» был очень огорчен. Даже не меньше, чем я.

– Вас наверняка засекла американская служба контрразведки. Ведь я же говорил тебе, мой дорогой, что не надо торопиться. Ах, какая досада! Но ты не приходи в отчаяние, мой дорогой. Разведка – это игра. Чет-нечет, выиграл-проиграл… Конечно, журналистская жизнь легче и престижнее. Но тебя же никто не тянул за хер в нашу службу?

Нет, тянул. Но я, в общем-то, никогда не сожалел об этом периоде моей жизни.

…С букетом кроваво-красных роз я примчался в аэропорт Фьюмичино. Элену провожала небольшая группа друзей и знакомых. Подождал, когда попрощается с ней последний. Подошел, положил ей в руки охапку роз. Глаза Элены наполнились слезами: «Прощай, дорогой…» Ну, что я ей мог ответить?

– Пардон, мадам…

Я был очень искренен в тот момент. Честное слово. Я всегда был искренен с женщинами и даже немного их боялся. Особенно в «разведывательный» период моей жизни. Однажды, например, я очень испугался итальянской актрисы Клаудии Кардинале, когда она была очень молода и не очень знаменита. А произошло все следующим образом.

В начале 1964 года на итальянские экраны вышла слабая, прямо скажем, кинолента режиссера Коменчини «Девушка Бубе». Заглавную роль в ней играла малоизвестная тогда молодая актриса. Но поскольку картина была о трагической любви итальянского партизана-коммуниста и простой деревенской девчонки, на нее откликнулась газета «Известия» большой статьей своего собственного корреспондента, то есть вашего покорного слуги. Статью перепечатали многие газеты, и фильм купили почти все бывшие социалистические страны по совету советского министра культуры Екатерины Фурцевой. Так или иначе, но капелькой своей дальнейшей популярности Клаудия стала обязана советской правительственной газете…

И вот однажды в римском корпункте «Известий» зазвенел телефон. Его хозяин пребывал в это время в приятном холостяцком одиночестве.

– Это Клаудия Кардинале, – зазвучал в трубке характерный хрипловатый голос актрисы. – Синьор Колосов, можно к вам заглянуть на несколько минут?

– Конечно. А вы знаете адрес?

– Да. Мне его сказали в вашем посольстве. Я еду…

Минут через пятнадцать в корпункт явилась подъехавшая на автомобиле элегантнейшая Клаудия. В руке она держала черную продолговатую коробку. Я пригласил ее в гостиную. Она открыла свою ношу. В коробке на красном бархате лежала черная бутылка французского коньяка. «Это коньяк наполеоновских времен, – гордо заявила Клаудия. – Этот сувенир вам в подарок за прекраснейшую рецензию в „Известиях“ на мой фильм. Она мне очень помогла, эта рецензия…»

Потом была традиционная чашечка черного кофе, сваренного мною впопыхах, затем рюмка-другая выдержанного армянского коньяка с черной икрой на закуску, затем… Затем наступила неловкая пауза. Клаудия смотрела на меня подбадривающе и выжидающе одновременно. А я, честно говоря, думал о том, не приехала ли за ней итальянская «наружка» и не придут ли нас проведать, если мы с актрисой окажемся вдруг в моей спальне. Выручил телефон. Я взял трубку. Дежурный посольства срочно требовал меня к послу. Это, вообще-то, был условный сигнал. Меня просто (так оно и оказалось на самом деле) добивался резидент, чтобы дать очередное задание.

– Я очень сожалею, Клаудия, но меня требует к себе посол. Надо ехать. Он у нас человек очень строгий.

– Действительно посол? – она насмешливо посмотрела на меня. – Как же не вовремя звонят эти советские дипломаты. Ну что ж, поедем… Тебя (после коньяка мы перешли на «ты») подвезти?

– Нет, зачем же. Я тебя провожу…

Садясь в лимузин, она вновь насмешливо взглянула на меня: «Мне кажется, мой друг, что второго такого случая не будет…»

Несколько лет спустя я встретился со звездой итальянского кинематографа на приеме по случаю «недели советских фильмов» в Милане. Клаудия Кардинале стояла в кругу своих многочисленных поклонников с бокалом шампанского в руке.

– О, Леонид! – Она вышла из кольца своих воздыхателей. – Какими судьбами? По-прежнему корреспондент «Известий», да? Простите, господа, но мне нужно поговорить с этим синьором с глазу на глаз.

Мы отошли в угол зала. Она опять насмешливо, как тогда в корпункте, посмотрела на меня: