Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50- - Улунян Арутюн. Страница 57

Данный факт учитывался в Бухаресте. Поэтому румынское руководство рассчитывало на то, чтобы быть услышанным советской стороной. В определенной степени румынская позиция была продолжением ранее проводившейся политики, когда на заседании заместителей министров иностранных дел стран-участниц ОВД, проходившем 26-27 февраля 1968 г. в Берлине, румынский представитель жёстко выступил против советской версии договора. Впоследствии это стало причиной принятия остальными членами Варшавского пакта неформального решения не приглашать на подобные консультации в дальнейшем румынских представителей [683].

В свою очередь, за действиями румынского руководства внимательно наблюдали в США. В американских дипломатических кругах не считали, что Бухарест в состоянии добиться принятия выгодного для него решения. Это объяснялось тем, что «румыны с трудом могли ожидать поддержку своей позиции по данному вопросу со стороны других членов Варшавского договора и единственное, что они могли ожидать – это новое подтверждение несогласия между ними и другими членами пакта [ОВД] относительно договора о нераспространении ядерного оружия» [684].

В этой связи два основных вопроса являлись важными для румынской стороны: реорганизация руководящих органов ОВД и договор о нераспространении ядерного оружия. Обе темы имели непосредственное отношение к позициям СРР на международной арене и формулировавшейся её руководством в лице Н. Чаушеску концепции внешнеполитического курса, отличавшегося высокой степенью самостоятельности в Восточном блоке. Уже в самом начале совещания Н. Чаушеску выразил несогласие с формулировкой третьего пункта повестки дня, которая звучала как «Создание и формирование Штаба и Военного Совета Объединенного Командования ОВД». Он попросил изменить название этого пункта на «Военные вопросы», что, по сути, отражало нежелание Бухареста связывать себя обещаниями какого-либо компромисса по вопросу, вызывавшему у него серьезные опасения. В ходе заседаний был заслушан доклад Главнокомандующего ОВС ОВД маршала Якубовского, но решение оказалось вновь отложено, а резолюция носила секретный характер [685]. Одновременно глава коммунистической Румынии хотел внести ряд серьезных поправок в обсуждавшийся Договор о нераспространении ядерного оружия. Этот документ параллельно рассматривался в Женеве на заседаниях Комитета по разоружению восьми стран. Суть требований Бухареста заключалась во включении в Договор положения о неприменении ядерного оружия против неядерных держав, что, по сути, должно было вывести Румынию из-под вероятного удара в случае межблокового конфликта. Однако это требование оказалось невыполнимым, как об этом заявила советская сторона, в виду вероятного сопротивления США. Румынское партийно-государственное руководство также хотело бы избежать в официальных итоговых документах и на политическом уровне в рамках ОВД обращения к тезису «советское ядерное оружие – гарантия безопасности Восточной Европы». Однако за такую формулировку выступили другие союзники Москвы в Восточной Европе – Польша и Восточная Германия, опасавшиеся усиления военного потенциала ФРГ [686]. Позиция Чаушеску была обусловлена его стремлением добиться для себя свободы маневра как в рамках ОВД, так и во взаимоотношениях с Западным блоком, и прежде всего – США. Подобная политика начинала восприниматься с подозрением в Москве и среди её наиболее последовательных союзников [687].

Софийское совещание ПКК оказалось для советского руководства исключительно неудачным. Несмотря на попытки Кремля скрыть этот факт, информация о результатах, хотя и в крайне ограниченном виде, стала доступна американским дипломатам и разведывательным органам. В соответствии с оценкой, сделанной в Госдепе США, «совещание Варшавского договора выглядит наименее продуктивным за всю историю пакта», «коммюнике являлось бесплодным документом, в котором, в основном, «перечисляются присутствовавшие», «Румыния не подписала отдельное заявление», «конференция проведена в атмосфере сгустившихся туч из-за румынского отказа от участия в консультативной встрече коммунистических партий в Будапеште» [688]. В свою очередь, румынская сторона достаточно серьезно воспринимала ситуацию, которая складывалась в её взаимоотношениях с СССР и рядом его союзников. Среди вариантов решения проблемы, предлагавшихся представителями военного истеблишмента партийно-государственному руководству страны, в частности министром обороны И. Ионицэ, существовало два главных. Одним из вариантов являлся «максималистским», – в случае невозможности достижения компромисса, выйти из военной структуры ОВД, как это сделала Франция в отношении НАТО. Второй вариант предусматривал продолжение пребывания Румынии в Варшавском пакте, но при соблюдении принципа суверенитета, составными элементами которого были отказ от размещения иностранных войск в Румынии, невозможность диктата общеблокового командования в отношении румынских вооруженных сил, сохранение за Румынией свободы внешнеполитического маневра [689].

В то же время Бухарест не прекращал развернутую румынской политической разведкой деятельность, направленную на получение секретной политической и военной информации в странах Европы, а также в структурах НАТО. В Париже на протяжении 1958-1968 гг. действовала хорошо законспирированная так называемая «Сеть Карамана» (Re{ea Caraman) [690]в составе 13 кадровых сотрудников разведки [691], имевших на связи агентов из числа представителей гражданской и политической элиты Франции. Своё название она получила по имени резидента румынской разведки во Франции Михая Карамана. «Сеть» нанесла серьезный ущерб НАТО, так как полученные румынской резидентурой данные передавались и советскому КГБ [692]. Лишь в 1969 г. после раскрытия ряда агентов «Сети» Караман был вынужден покинуть Францию [693].

Происходящее в Варшавском пакте, с учётом усиливавшихся центробежных процессов в Восточной Европе, являлось предметом особого интереса для НАТО и его членов. Проблема оценки разведывательной информации об СССР и Восточном блоке в целом, получаемой США, становилась одной из важных во взаимоотношениях Вашингтона с его союзниками по НАТО. Она затрагивала значимый для альянса аспект его деятельности: выработку, планирование и реализацию оборонной политики. В этой связи Государственный секретарь США Д. Раек в специальном письме, адресованном министру обороны США К. Клиффорду, отмечал, что его серьезно «беспокоит тот способ, который мы [США] использовали в отношении наших союзников по НАТО при передаче им данных разведки по советским и другим коммунистическим вооруженным силам. Имея в виду нынешнее политическое давление здесь и в Европе в смысле сокращения военных усилий НАТО, считаю, что мы должны проявлять большее, чем обычно, внимание относительно того, что говорится иностранным правительствам и другим, вне правительственных кругов США, в частности, потому, что эти данные не утверждены как Национальные разведывательные оценки (ΝΙΕ – Ар. У.)… Я обеспокоен тем фактом, что политические предложения США делаются нашим союзникам по НАТО до того, как мы соглашаемся здесь, в Вашингтоне, по поводу заключений разведки, на которых они базируются» [694].

При принятии конкретных решений в НАТО по вопросам оборонной политики всё больше начинают учитываться общественно-политические процессы, протекавшие в находившейся под контролем СССР Восточной Европе. Пристально следившие за событиями в Варшавском блоке американские эксперты обращали внимание на стратегически важные с точки зрения оборонной политики Восточного блока ТВД. На Центрально-Европейском начинал появляться так называемый чехословацкий вопрос. В этой связи аналитики из американской разведки отмечали в марте 1968 г., что «среди советских руководителей существует, вероятно, понимание относительно направления развития событий в Восточной Европе, а также, вероятно, некоторые разногласия… Помимо этого, однако, не ясным остаётся отношение Советов (к происходящему – Ар. У.). Москва потеряла своего человека в Праге (Новотного), но не заняла определенной позиции в отношении его преемника (Дубчека). Советы, вероятно, не испытывали неудовольствия, увидев отсутствие румын на будапештской конференции, что позволяет говорить о том, что они могли занять более примирительную позицию в отношении румынской проблемы… Если бы события полностью вышли из-под контроля в Восточной Европе, т. е. случился бы крах коммунистической власти в Чехословакии – Советы, конечно, вновь столкнулись бы с трудной дилеммой: идти или нет на военное вмешательство… В конце концов, они всё-таки, вероятно, не стерпели бы такой неудачи и вмешались» [695].