Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники - Сборник статей. Страница 7

Новым взглядом отмечено и исследование роли ООН в Корейской войне. Этой проблеме посвящена уже упоминавшаяся монография Ю.В. Ванина «Корейская война (1950–1953) и ООН», которая вышла в свет в 2006 г. На основе рассекреченных документов Архива внешней политики, документов партийных архивов и уже опубликованных документальных свидетельств автор освещает роль ООН как главного инструмента трансформации локального конфликта в международный. Иными словами, вопреки миротворческим функциям ООН, она предстает в Корейской войне как воюющая сторона¹³. В этой связи значительное внимание Ванин уделил политике США в корейском вопросе, их инициативе вмешательства во внутрикорейский конфликт с учетом проамериканского соотношения сил в ООН в тот период. Касаясь все еще спорного вопроса о неучастии советского представителя в Совете Безопасности Якова

Малика, когда принимались резолюции Совета Безопасности 25 и 27 июня 1950 г., с которых началось прямое вмешательство ООН во внутрикорейский конфликт, Ванин однако не вносит ясности в этот вопрос. Он лишь ограничивается замечанием о том, что Москва выжидала дальнейшего развития событий в Корее и в ООН¹⁴.

В связи с этим вопросом хотелось бы обратиться к тем конкретным примерам, которые показывают, сколь важны новые документы в реконструкции полной картины войны в Корее. Касаясь вопроса о причинах неучастия советского представителя в работе Совбеза в критический момент, сошлемся на весьма важный документ, который был опубликован в журнале «Новая и новейшая история» в 2005 г. А.М. Дедовским, внесшим свой вклад в качестве дипломата и историка в изучение Корейской войны. Речь идет об ответе Сталина президенту Чехословакии К. Готвальду, который в беседе с советским послом в Праге выразил сомнение в целесообразности неучастия представителей «лагеря демократии» в работе Совета Безопасности 27 июня 1950 г. Сталин ответил Готвальду только 27 августа, когда наступление сил Северной Кореи развивалось весьма успешно и у «хозяина» Кремля окончательно выкристаллизовалось обоснование политики СССР в Корейской войне. В качестве двух первых целей неучастия советского представителя в работе Совета Безопасности Сталин называл продолжение политики обструкции по причине солидарности СССР с КНР ввиду того, что США поддерживали незаконное представительство Гоминьдана в Совете Безопасности. Еще одним оправданием являлось стремление Кремля сделать «незаконным» решение Совета Безопасности из-за отсутствия двух великих держав, т. е. СССР и КНР. И, наконец, по словам Сталина, уход советского представителя из Совета Безопасности дал возможность США начать интервенцию в Корее, где они растрачивают свой моральный престиж, выступая в роли агрессора, а также демонстрируют слабость в военном отношении. Конечно, в этих словах присутствовала пропагандистская риторика. Однако далее Сталин дал оценку американскому участию в войне в Корее с точки зрения «баланса мировых сил», указывая на следующие выгоды для социалистического блока. Прежде всего это то, что военная интервенция на Дальнем Востоке отвлекала США от Европы. Не исключая возможность втягивания Китая в войну в Корее, Сталин прогнозировал вероятность того, что Америка надорвется в борьбе со столь сильным противником и «будет неспособна в ближайшее время на третью мировую войну»¹⁵. Тем самым война будет отложена на неопределенный срок, а это даст дополнительное время для укрепления социализма в Европе и «революционизирует» всю Дальневосточную Азию. Опираясь на данное свидетельство, можно полагать, что после интернационализации регионального конфликта советский вождь надеялся извлечь из него определенные политические дивиденды в разворачивавшейся глобальной холодной войне. Высказанные советским лидером в августе 1950 г. «плюсы» вовлечения США в войну в Корее почти дословно повторялись в суждениях Сталина во время уже упоминавшейся мной его беседы с Чжоу Эньлаем 20 августа 1952 г.

Еще одним примером важности документальной реконструкции является вопрос о вступлении Китая в войну В силу труднодоступности архивов КНР данный аспект войны в Корее вызывает противоречивые интерпретации. Это наглядно демонстрирует опубликованная в Бюллетене Проекта по международной истории холодной войны за 1995–1997 гг. полемика между американским исследователем А. Мансуровым, опиравшимся на документы Архива Президента РФ, и китайским исследователем Шеи Жихуа (Shen Zhihua), который оперировал китайскими документами. Мансуров писал о том, что к середине октября 1950 г. китайское руководство весьма неохотно приняло решение о посылке добровольцев в Корею¹⁶. Китайский же ученый приводил убедительные доказательства наличия желания самого Мао Цзэдуна положительно откликнуться на письмо Сталина от 1 октября 1950 г., передающего просьбу Ким Ир Сена оказать КНДР помощь военной силой, и отсутствие консенсуса по этому вопросу в начале октября в самом Политбюро Коммунистической партии Китая.

В работе Торкунова приводятся свидетельства о том что и в 1949 г., и в мае 1950 г. Мао одобрял решение Ким Ир Сена о наступлении на Юг и обещал поддержку, а после начала войны связывал ее реализацию с опасностью в случае перехода противником 38 параллели, что и случилось в начале октября. Однако и в этом комплексном документальном исследовании имеются лакуны и нестыковки, затрудняющие понимание как позиции КНР после успешной операцией ооновских сил в Инчхоне 15 сентября и наступлении на Пхеньян, так и принятых Сталиным в течение 12–13 октября решений об эвакуации корейских войск на север. Т. е. это был фактический отказ от продолжения сопротивления КНДР, а затем последовала срочная отмена этих решений после согласия ЦК КПК предоставить военную помощь Северной Корее. Опубликованные в 2005 г. Дедовским документы, о которых я уже говорила, наряду с его воспоминаниями и интерпретацией, помогают восстановить реальный ход событий.

Из впервые опубликованной переписки Мао Цзэдуна, Сталина и Ким Ир Сена в период 7–9 октября 1950 г. становится очевидным, что в эти дни китайское руководство приняло долгожданное решение о направлении китайских добровольцев в Северную Корею, выдвигая при этом условия авиаприкрытия со стороны СССР и других видов военной помощи КНР. В телеграмме Мао Сталину от 8 октября также сообщалось, что Ким Ир Сен уже информирован о посылке китайской добровольческой армии в Корею. Однако как следовало из совместной телеграммы Сталина и Чжоу Эньлая, приехавшего в СССР для переговоров, которая была направлена Мао 11 октября, состоявшийся обмен мнениями привел к «единодушным выводам» о том, что «китайским войскам не следует переходить границы Китая»¹⁷. Мотивировалось это решение неподготовленностью китайских войск. Мао Цзэдун одобрил принятые решения, включая рекомендации относительно эвакуации Пхеньяна и других важных пунктов южнее горного района Северной Кореи. Часть войск должна была перейти на партизанское положение. Как следовало из дополнительной телеграммы Мао Сталину, он приказал китайским войскам «прекратить исполнение плана перехода в Корею»¹⁸. В телеграмме Сталина на имя советского посла и главного военного советника Васильева от 12 октября содержались указание информировать Ким Ир Сена о решении совещания представителей Политбюро ЦК ВКП(б) и китайского ЦК и указания о начале эвакуации. Причем из этого документа выясняется, что рекомендации относительно эвакуации были приняты именно после неутешительного доклада Чжоу Эньлая о состоянии китайских войск и единодушного вывода, что Китай может оказать помощь только через 6 месяцев, которая станет явно запоздалой. Следует отметить, что вероятно 12 октября Ким Ир Сен получил еще одну телеграмму от Сталина, где раздосадованный вождь сообщал, что китайцы «вновь отказались послать войска» и сообщал о необходимости эвакуации из Северной Кореи. Об этом можно судить по копии документа из Архива Президента, написанного рукой Сталина, и по ссылкам в книге Торкунова. Однако ночью 13 октября Мао Цзэдун сообщил новому советскому послу Рощину о пересмотре китайским руководством предыдущего решения и о желании помочь корейцам. В первую очередь, это объяснялось усилившейся угрозой национальной безопасности КНР, а также более ранними обещаниями Мао военной поддержки, без которых, вполне возможно, Ким Ир Сен не решился бы на объединение Кореи силовым путем.