Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964 - Мазов Сергей. Страница 21

Слим был человеком осведомленным и наверняка знал об истинном отношении Хаммаршельда к конголезскому премьеру Глава миссии США в ООН К. Лодж сообщил в Госдепартамент 26 августа: «Генсек считает, что в Конго скоро должен наступить кризис и необходимо “сокрушить” Лумумбу» [261]. 7 сентября в разговоре с сотрудником миссии Хаммаршельд признал, что он «пытается избавиться от Лумумбы, не скомпрометировав ООН и себя лично внеконституционными действиями» [262].

Предостережения Слима не выглядели конспирологическими фантазиями и в свете кадровых решений Хаммаршельда. Своим представителем в Конго он 1 сентября назначил Эндрю Кордье, который сменил Ральфа Банча. Лауреат Нобелевской премии мира, стихией которого была публичная политика, был не той фигурой, которая была нужна во время государственного переворота. Один из заместителей генсека, Кордье, ведавший в Секретариате ООН перепиской по Конго, был отлично осведомлен о положении дел и почти неизвестен в Леопольдвиле. На публике он появлялся редко, проводя время в длительных беседах с послом США, президентом Касавубу, офицерами контингента ООН.

30 августа 10 ИЛ-14 с конголезскими опознавательными знаками приземлились в столице Восточной провинции Стэнливиле. Каждый был укомплектован несколькими советскими экипажами, техниками, переводчиками [263]. 5 сентября советские самолеты начали переброску подкреплений в Баквангу. К тому времени стало очевидно, что быстрой победоносной войны в Касаи и Катанге не получилось. Прибывшие в район военных действий эмиссары ООН агитировали солдат отказаться от участия в боях, обещали выплатить задержанное жалование и дополнительное вознаграждение. В отличие от Лумумбы, они не только обещали, но и платили… из фонда помощи ООН конголезскому правительству. Разработчики операции федеральных войск не позаботились об обеспечении должной тыловой поддержки и снабжения. Испытывавшие острый недостаток продовольствия и бензина войска занялись реквизициями у населения, которые часто превращались в мародерство. Солдаты из народности бена-лулуа и примкнувшие к ним соплеменники из гражданских лиц не преминули воспользоваться случаем, чтобы отомстить балуба за погромы против бена-лулуа весной 1959 г. За балуба началась настоящая охота, специальные группы добивали раненых в больницах. Балуба были вынуждены защищаться, армия оказалась вовлеченной в многочисленные и жестокие межэтнические вооруженные столкновения [264]. Хаммаршельд оценил эти события как «начало геноцида» [265]. Когда федеральные войска вышли к границам Катанги, их боеспособность и моральный дух были подорваны.

Неблагополучно было и в тылу. После независимости Конго столкнулось с множеством труднейших проблем. Справиться с ними было под силу только опытному политику с командой сильных управленцев. Правительство же Лумумбы было фактически неработоспособным, расколото на враждующие группировки. Работа аппарата была организована из рук вон плохо. Это отмечали и явно симпатизировавшие Лумумбе люди. Маститый советский журналист и общественный деятель Ю. А. Жуков, в конце августа 1960 побывавший на аудиенции у Лумумбы в его резиденции, был обескуражен царящей там суетой и неразберихой. В приемной стояла толпа людей, ждавших приема. В ней были «и торговец, которому надо было получить патент на торговлю, и чиновник, хлопотавший о переводе в другой город, и учитель, добивавшийся повышения оклада». Советских гостей провели через черный ход в «скромный, по-спартански обставленный кабинет», где «стояла переносная радиостанция», и на «полке под рукой лежал автомат». Беседа «часто нарушалась телефонными звонками: премьеру звонили все, и звонили по любому поводу, он должен был ежеминутно рассматривать и решать немыслимое количество самых различных дел». Разговор еще не закончился, когда в кабинет быстрым шагом вошли военные и сообщили, что в аэропорту Нджили «высадилась группа переодетых бельгийских офицеров». Лумумба попросил советских собеседников передать «самый искренний привет и благодарность главе Советского правительства, тепло распрощался, быстрым шагом вышел на улицу, сел в “джип”, наполненный солдатами, и умчался к аэродрому». Поехал «ловить бельгийских негодяев». «Чувствовалось, – сделал вывод Жуков, – что государственный аппарат молодого государства еще не сколочен так, как это следовало бы сделать, – еще не хватает опыта, и уйма мелких забот отвлекает премьера от больших государственных дел» [266].

Американский политолог Дэвид Эптер, несколько раз беседовавший с Лумумбой в 1960 г., назвал премьера «необработанным алмазом» и усомнился в его способности руководить такой сложной страной как Конго. Лумумба, вспоминал Эптер в 1991 г., отличался «взрывным характером», его речь «напоминала эмоциональные всплески», говорил он «лозунгами». Лумумба не вписывался в общепринятые представления о том, каким должен быть политик: был «нервозен», не мог «спокойно сидеть» и «слушать собеседника», не производил впечатления человека компетентного в стоящих перед Конго проблемах. У него, считал политолог, не было «четкого представления о том, какой должна быть его страна». Ясными и понятными были только лозунги, которые он произносил «как-то заученно, механически», так что складывалось впечатление, что перед тобой «идеолог без идеологии». Он мало задумывался над будущим, был поглощен борьбой с многочисленными врагами, в первую очередь с бельгийцами. Отдавая должное умению Лумумбы привлечь людей своим «нервическим обаянием», Эптер не мог представить его «спокойно сидящим и обдумывающим что-то другое, нежели проблемы, требующие немедленного политического реагирования» [267].

А фундаментальных проблем было много, дела в государстве шли хуже некуда, страна быстро погружалась в хаос. Масштабы катастрофы передают первые впечатления Р. Дайяла, прибывшего в Леопольдвиль 5 сентября 1960 г.: «Управление страной было полностью парализовано, места уехавших бельгийцев оставались вакантными или были заняты их бывшими помощниками или мелкими клерками. Судебная система не работала, не было ни одного конголезца, который хотя бы приблизительно был знаком с юриспруденцией и мог работать в судах. Большинство бельгийских врачей бросило своих пациентов, и людей в больницах лечили, как могли, младший медицинский персонал и медсестры. Некоторые из них смело, но не квалифицированно проводили сложные операции. Школы, к счастью закрывшиеся на каникулы, не открылись из-за поспешного отъезда бельгийских учителей. Не работали таможни, замерли доки и верфи. Бельгийский персонал бросил на произвол судьбы контрольные башни в аэропортах, после чего воздушные перелеты стали чрезвычайно опасным делом. Перевозки по рекам и железным дорогам осуществлялись от случая к случаю. Образовался серьезный дефицит товаров и услуг, поскольку многие торговые и коммунальные учреждения прекратили свою деятельность, в некоторых частях страны начался голод. <…> Электроэнергия и вода подавались с перебоями» [268].

Для предотвращения экономического коллапса нужны были срочные жесткие меры. Лумумба осуществлять их не спешил, опасаясь за свою популярность. Вице-премьер Антуан Гизенга не скрывал недовольства популизмом главы кабинета. «Всякий раз, когда Совет министров склоняется к проведению реформ, – сетовал он в частных беседах в своем окружении, – Патрис отказывается проводить их в жизнь, потому что боится разозлить народ. Он говорит, что будет экономический саботаж. Он хочет угодить всем. С такими методами мы прямиком идем к катастрофе» [269].