Пограничная стража России от Святого Владимира до Николая II - Ежуков Евгений. Страница 2
Однако его ждало разочарование. Послы привезли ему убийственный ответ красавицы: «Не хочу идти за сына рабыни, а хочу за Ярополка!» Ах, как вскипела кровь молодого князя, какой горячей волной прилила к его побледневшему лицу! Какая страшная обида! Он не мог этого простить. Такую обиду можно было смыть только кровью!
Собрав своих варягов, новгородцев, чудь и кривичей, он идет к Полоцку, где княжит отец красавицы. У стен города произошла жестокая сеча. Половчане были разбиты, и Владимир взял город. И здесь он дал волю своей обиде: на глазах у Рогнеды убил ее отца и двух братьев, а ее насильно взял в жены. Оставалась еще одна месть – брату.
Ярополк не был готов к войне и покинул Киев. На стороне Владимира оказался его воевода – Блуд. Он уговорил Ярополка бежать в город Родню, поближе к печенегам. Варяги Владимира осадили город, и там начался голод. Ярополк вынужден был явиться на поклон к брату. «Что дашь мне, то и возьму», – хотел сказать он ему при встрече.
Но едва Ярополк ступил на порог дома брата своего, два варяга пронзили его копьями. Дружинники князя были также перебиты, и лишь одному воину по имени Варяжко удалось бежать в степь. Много лет подряд водил он печенежские орды на Русь, мстя за смерть своего князя, и Владимиру с большим трудом удалось переманить его на свою сторону.
Став Великим князем, Владимир не изменил своим привычкам. Он оставался воинственным и отважным и по-прежнему добивался своих целей мечом и копьем. Он нанес поражение соседним полякам, отвоевал у них города Перемышль, Червень и земли Червонной Руси и присоединил их к Русской земле. Затем он заставил платить дань вятичей и радимичей, совершил очень удачный поход против ятвягов, живших к северу от древлян, распространил пределы своей державы от Балтийского моря на севере до реки Буг на юге. Успешными были и его походы против печенегов.
Оставаясь язычником, Владимир имел пять жен и несколько сотен наложниц. Случилось же, что Рогнеда, насильно взятая им в жены, очень полюбила князя.
Ее мучила ревность, поскольку он охладел к ней. И она задумала отомстить. Однажды, когда Владимир после охоты заехал отдохнуть и уснул, она решила заколоть его. Когда уже нож был занесен над его грудью, Владимир проснулся и успел схватить ее за руку. «Что ты делаешь?» – закричал он. Рогнеда, дрожа всем телом и заикаясь, сказала: «Уж мне горько стало: отца моего ты убил и землю его полонил для меня, а теперь не любишь меня и младенца моего». Владимир ничего не ответил, но решил убить ее, велев одеться в свадебный наряд, сесть на постели и подождать его. Рогнеда догадалась о намерении мужа и нашла необычный выход из своего положения: дала меч в руки своему пятилетнему сыну Изяславу и научила его, как поступить. Когда князь с мечом в руке вошел в спальню, его встретил маленький Изяслав и сказал:
«Отец, или ты думаешь, что ты здесь один ходишь?» «А кто тебя здесь чаял?» – воскликнул Владимир, и меч выпал из его рук.
Как язычник Владимир продолжал поклоняться языческим идолам. Он установил в Киеве огромную статую главного языческого бога Перуна с серебряной головой и золотыми усами, а рядом с ним Хорса, Дажьбога, Стрибога и Мокша. Идол Перун был также поставлен в Новгороде. Этим идолам приносились жертвы: нередко это были дети, девушки, парни. Так было и в 983 году.
Возвратившись из удачного похода на ятвягов, он пожелал особо почтить своих богов. Старцы и бояре подсказали: «Кинем жребий на отроков и девиц; на кого падет, того принесем в жертву богам». Жребий пал на молодого варяга по имени Иоанн. Иоанн и отец его Федор были христиане. Бояре послали народ к Федору, чтобы он выдал сына в жертву. Но Федор сказал им: «У вас не боги, а дерево; ныне есть, а завтра сгниют; не едят, не пьют, не говорят, их сделали люди. Бог один. Он сотворил и небо, и звезды, и месяц. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына в жертву бесам». Владимир издали наблюдал, как разъяренная толпа сломала забор, а затем разрушила дом, растерзала отца и сына. Смиренная стойкость христиан так потрясла его, что он отменил жертвоприношение. Запершись у себя в тереме, он долго размышлял: откуда у этих людей такая вера и такая стойкость? И чем больше думал над этим, тем все больше приходил к заключению, что варяг говорил правду.
Конечно, трудно было ожидать, чтобы такое жестокое сердце сразу оттаяло, восприняло учение Христа о любви и милосердии, но начало было положено: Владимир все более охладевал к язычеству. Его сомнения в истинности этой веры скоро стали известны всем. В тереме у него стали появляться камские болгары, исповедовавшие ислам, иудеи из Хазарии, немцы, принявшие католичество, и, наконец, православные греки. Все хвалили свою веру и уговаривали могучего русского князя перейти вместе со своим народом в их закон. Князь выслушал всех, но больше всего ему понравился рассказ православного грека, который в заключение сказал так: «Господь поставил один день, в который он придет с небес, и будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по его делам: праведным Царство Небесное и красоту неизреченную, радость без конца и бессмертие вовеки, грешникам же вечные муки».
Владимир задумался. Он велел созвать свою дружину и старейших жителей Киева и сказал им:
«Приходили ко мне болгары и предлагали принять свой закон; за ними были с тем же немцы; после приходили иудеи… После всех пришли греки, разобрали все чужие законы, а свои хвалят и так чудно и хорошо говорят. Повествуют, что есть другой свет; если, говорят, кто примет нашу веру, то хоть бы и умер – опять встанет и не умрет вовеки. Что же на все это мне ответите?»
«Ты сам знаешь, князь, – сказали бояре и старцы, – никто своего не хулит, а всегда хвалит. Если хочешь испытать доподлинно, то у тебя довольно мужей, пошли их и вели рассмотреть, как служат там своему Богу».
Речь эта понравилась князю, и он так поступил. Больше всех киевским мужам полюбилась христианская вера, которую они увидели в Царьграде. Они с восхищением рассказали о церквах и храмах, их убранстве и обо всем увиденном. Владимир еще раз созвал бояр посоветоваться. Они сказали: «Если бы вера греческая не была лучше всех, не приняла бы ее мудрая Ольга».
Тогда Владимир решил креститься, но не хотел просить об этом византийцев, боясь унизить себя, а желал заключить союз на равных. Он осадил город Корсунь, подвластный византийскому императору, и принудил его к сдаче, а в Константинополь отправил письмо: «Если вы не отдадите за меня вашей сестры, то и с Царьградом будет то же, что с Корсунем».
В Византии в это время правили два императора: Василий и Константин. Они ответили: «Нельзя христианку выдать за язычника, но если крестишься, то получишь и сестру нашу и вместе Царство Небесное». Владимир согласился, говоря, что их вера и прежде ему нравилась. Сестра императоров Анна очень печалилась. «Иду точно в полон, – говорила она. – Лучше бы мне здесь умереть».
Пришлось ей ехать в Корсунь, где ее ожидал «страшный варвар» Владимир. С нею приехали священники. В тот же день они крестили Владимира и сразу же обвенчали его с Анной. Видя это, окрестилась и вся дружина Владимира. После этого 1 августа 988 года было совершено и всенародное крещение Руси.
Принятие христианской веры совершенно изменило Владимира. Став христианином, он словно родился заново. Это был уже другой человек. Навсегда исчезли его жестокость, мстительность, непримиримость. Теперь он только и помышлял о Боге, о добрых делах, о спасении души. Это проявилось и в военной сфере, в охране границ. На вооружение им была принята оборонительная тактика.
В то время особенно досаждали русичам кочевавшие в причерноморских степях печенеги. Они совершали беспрестанные набеги на селения, подстерегали в оврагах и лесах купцов, путников. Грабили, убивали, уводили в плен. Иногда дерзкие племена, объединившись, нападали на селения и даже на стольный град Киев, находившийся, кстати говоря, на расстоянии всего одного суточного перехода от ближайших кочевий степняков.