Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзор - Мортон Эндрю. Страница 5

Принц был «крайне разочарован», решение короля еще больше усилило расхождения между старомодным отцом и современным сыном, принцем Уэльским. Для будущего короля Америка представляла собой своего рода свободу, по крайней мере, свободу от ограничений двора. Для Георга V же Америка была иностранной республикой, где неосторожный член королевской семьи мог легко сбиться с пути.

Но при дворе тревогу вызывало не только его поведение в Нью-Йорке. Список его проступков рос каждый день. Он часто опаздывал на официальные встречи, а когда он появлялся, ему было скучно, и он постоянно отвлекался и хотел поскорее уйти. Во время визита в Чили один наблюдатель описал его как «олицетворение тоски, нетерпеливое, желающее поскорее убежать», а в Аргентине он вновь был так утомлен быть центром внимания во всем этом цирке, что визит был отменен прямо на полпути. Его утомляли даже балы, принц в последнюю минуту отказывался идти на танцы, устраиваемые в его честь.

Его специфическое чувство стиля, чрезмерное употребление алкоголя, его неуместная болтовня и его пирушки по ночам в клубах приводили короля в бешенство. «Ты одеваешься как невежа. Ты ведешь себя как невежа. Ты и есть невежа. Убирайся!» – кричал он. Так агрессивно и придирчиво король относился к своему старшему сыну, который все-таки был героем войны, награжденный медалями. Многим такое отношение казалось чересчур придирчивым, так как он мужественно выполнял свой долг в военное и мирное время. Реакция на отцовские упреки была показательной – принц в слезах клялся отказаться от престола и уехать жить в какую-нибудь колонию. Перед лицом родительских замечаний или любого рода враждебности его первой мыслью был побег. Это была его позиция по умолчанию, которую он использовал для того, чтобы произвести деструктивный эффект, когда хотел отречься.

Его любовь к скачкам со своим собутыльником Фрути Меткалфом еще больше раскрыла характер человека с еле уловимым понятием об осторожности и чувстве самосохранения. Он был известен безрассудством в езде на лошади, риски, которым он себя подвергал, заставили бы других наездников содрогнуться от ужаса.

Казалось, что своим поведением он пытался бросить вызов судьбе, он бросался в крайности, так как вся его жизнь была полностью лишена опасностей. Такая черта принадлежала не только принцу Эдуарду – его потомок, принц Чарльз, несколько раз обманывал смерть, а именно когда он катался на лыжах и играл в поло, не говоря уже о погружении под воду на Северном полярном круге и прыжках с парашютом.

Беспокойство во поводу поведения Эдуарда росло, и после его падения в 1924 году в Арборфилд Кросс – когда он несколько часов находился без сознания – премьер-министр Стэнли Болдуин и Георг V настояли на том, чтобы он перестал участвовать в гонках и скачках с препятствиями. Его конюшня была продана на аукционе – но только через пять лет.

Беззаботное упрямство принца, легкое пренебрежение последствиями его действий сливались в единое целое с человеком, который искал выход, любой выход из своей неизбежно ужасной судьбы. По иронии судьбы, его безрассудные скачки только добавили его образу романтическую привлекательность в глазах общественности. У его близкого круга советников и доверенных лиц было другое мнение. В апреле 1927 года личный секретарь принца Алан «Томми» Ласеллс пожаловался Стэнли Болдуину на наследника, заявив, что он «направляется прямиком к дьяволу» в своей безудержной погоне за вином и женщинами. Он добавил, что для него самого и для страны было бы лучше, если бы во время одних из своих скачек он сломал бы себе шею.

Болдуин ответил: «Да, простит меня Господь, но я часто думал о том же».

В то время как ореол мальчишеского обаяния принца придавал ему неоспоримую привлекательность и популярность, будущие перспективы не были столь привлекательны. Его советники и придворные, собственно, как и сам принц, жили обманом, скрывая тот факт, что он искал любой предлог, чтобы убежать от своей судьбы. В какой-то момент в 1928 году все его старшие советники – адмирал Лайонел Хэлси, сэр Годфри Томас и Алан Ласеллс – всерьез задумались над этим вопросом, трио полагало, что принц Уэльский совершенно не подходил на роль будущего государя.

В конце концов растущая пропасть между беззаботным образом для публики и подавленной реальностью достигла пика. Ласеллс не выдержал, последней каплей стала поездка в Африку в 1928 году, когда королевская свита находилась в поезде в Танзании. Он получил срочную телеграмму от премьер-министра Болдуина, в которой говорилось, что король серьезно болен и принц немедленно должен вернуться домой. Принц Эдуард решил, что Болдуин блефовал и вернулся к своим утехам: он соблазнял, впоследствии с успехом, некую госпожу Барнс, жену местного чиновника. Эгоистичное поведение принца вынудило Ласеллса написать заявление об отставке. В их последнем разговоре будущий король бросил до боли знакомую фразу и откровенно признался: «Я совершенно не подхожу на роль принца Уэльского».

Напряжение и стресс, которые испытывали придворные, пытающиеся примирить непригодную реальность с ярким образом принца Уэльского, напоминают суматоху внутри Букингемского дворца несколько десятков лет спустя, когда стало ясно, что нынешний принц Уэльский, принц Чарльз, был отчаянно несчастлив в браке с леди Дианой Спенсер и вернулся в объятия своей любовницы Камиллы Паркер Боулз. Отличие заключается лишь в том, что в 1930-х пресса была куда более податливой, весь поток и публикация информации контролировались несколькими владельцами изданий такими, как лорд Бивербрук и лорд Ротермир.

Тем не менее катастрофа была неизбежна. Лорд Стратмор, отец новой герцогини Йоркской, был одним из тех, кто, сам того не желая, пришел к выводу – круг таких людей все увеличивался, – что холостой принц никогда не взойдет на престол. Годы шли, а мрачное предчувствие охватило уже не только придворных принца, но и весь британский правящий класс.

Глава вторая

Адольф Гитлер, королевский сводник

В королевских домах Европы брак был серьезным делом. Естественно там почти не было места для любви, страсти или романтики. Королевские браки организовывались, капризам сердца было не место перед неумолимыми требованиями долга и династии. Те слабые члены королевской семьи, которые имели неосторожность влюбиться и жениться на ком-то ниже своего статуса, бросались в социальную «изоляцию».

Родители принца Уэльского, король Георг V и королева Мария, были типичными представителями кастовой системы, где члены королевской семьи женились только на членах другой королевской семьи. Англичане обычно вступали в брак с немецкими представителями королевских семей. Во время долгого правления королевы Виктории действовал приказ, согласно которому ее решения о выборе брачных партнеров для ее растущей семьи были безоговорочными. Когда в 1892 году ее внук и наследник престола, Альберт Виктор, герцог Кларенс, неожиданно умер незадолго до свадьбы с немецкой принцессой Викторией Марией Текской, сердце старой королевы почти не екнуло. Она вызвала его младшего брата Георга, в то время подающего надежды морского офицера, и приказала ему уйти из военно-морского флота и жениться на принцессе Марии и приготовиться к царствованию. Любые личные амбиции или чувства Георга исчезли под покровом монархии, хотя по счастливой случайности он полюбил Марию. Он должным образом выполнил свой долг, женился на принцессе Марии в июле 1893 года, а годом позже у них родился наследник, Эдуард Альберт Кристиан Георг Андрей Патрик Дэвид, в семье его называли Дэвидом.

Так как воспроизведение потомства – это главная функция королевских семей, брачные игры начались примерно с того момента, как родился Эдуард Альберт. Королевские родители по всей Европе смотрели на свое потомство с мыслью, что однажды кто-то из них сможет ухватить этот лакомый кусок и станет супругой будущего короля-императора, правителя величайшей империи. Это была невинная игра, к которой могли присоединиться все: и бедные, и богатые. Открытие мемориала королеве Виктории перед Букингемским дворцом предоставило первую публичную площадку для обсуждения темы, которая потрясет страну. Немецкого императора Вильгельма II сопровождала его восемнадцатилетняя дочь, красивая, но властолюбивая принцесса Виктория Луиза. Ее сразу же выделили как будущую невесту для шестнадцатилетнего принца, газета Daily Express писала, как она взяла «Лондон штурмом». Принцесса, которой нравилось внимание, не была столь очарована своим возможным возлюбленным и отвергла принца Эдуарда слабой похвалой. «Очень хорош, но ужасно молод».