Катынь: спекуляции на трагедии - Горяченков Григорий. Страница 3

Немецкие повара и польские официанты

13 апреля 1943 года некий польский писатель по фамилии Гетль (знали немцы, кому доверить) сделал по радио сенсационное заявление: недалеко от Смоленска, в лесу, обнаружены могилы расстрелянных русскими польских офицеров. А 17 апреля «возмущенные зверством комиссаров и евреев» немцы обратились со специальной нотой в Международный Красный Крест. Создатели газовых камер и крематориев потребовали расследовать «советские злодеяния». В поведение немцев не было ничего странного, оно представляется даже вполне естественным: им необходимо было отвлечь внимание мира от собственных злодеяний, о которых к этому времени стало известно достаточно много, и попытаться вбить если не клин, то хотя бы клинышек в отношения участников антигитлеровской коалиции.

Но просто бросается в глаза: день в день с германским правительством в Международный Красный Крест с аналогичной просьбой обратилось из Лондона польское правительство. Оно-то о чьих интересах радело? Ну, предположим, зная о трагической судьбе пленных красноармейцев в Польше, польские министры допускали, что в Советском Союзе не стали церемониться с их пленными офицерами. Однако неужто у них не было других форм выражения своего беспокойства о судьбе соотечественников? Если принять во внимание, что министры-эмигранты не сомневались в том, что именно они будут возглавлять послевоенную Польшу, то вполне могли бы и отложить публичное выяснение отношений с Советским Союзом до победы над общим врагом.

Радели польские деятели о своих антисоветских интересах, это понятно. Но все-таки в международной практике не принято было столь откровенно пакостить союзникам. Это-то паны без сомнения понимали. Так почему же решились поддержать фашистов? Такой из ряда вон выходящий в союзнических отношениях поступок одной лишь давней неприязнью к России объяснить невозможно. А дело в том, что правящая верхушка Польши не рассматривала СССР в качестве своего союзника. Это представляется совершенно невозможным – однако это так! И это не умозрительный вывод историков, основанный на анализе польской политики в те годы. Этому невероятному факту есть прямые доказательства.

На подписание 30 июля 1941 года советско-польского пакта, что предложило сделать Советское правительство, поляки пошли под давлением англичан. Выкаблучивались, выпендривались паны до тех пор, пока А. Иден, английский министр иностранных дел, на них не цыкнул: «Хотите, господа, или не хотите, а договор должен быть подписан». Пришлось подписывать. Но политическая и военная необходимость показать врагу советско-польское единство даже после получения взбучки дошла не до всех панов. Три гордых пана, числившихся в министрах, ушли в отставку. А некий господин Рачкевич, считавшийся президентом Польши, отказался ратифицировать договор. Ну, этому уже по-военному кратко объяснил сам генерал: а и не подписывай, твоя подпись не больно и нужна. Поделикатнее, конечно. Но для самого В. Сикорского подписанный из-под английской палки договор и Декларация о дружбе и взаимной помощи, подписанная им в Москве, не имели обязательной силы. Об этом он прямо написал в инструкции, направленной руководству Армии Крайовой: «Заключенные с ними (имеются ввиду «Советы» – авт.) политические и военные соглашения привели, формально, к дружественным, союзническим отношениям между двумя государствами». Формально, и только! Не считало польское правительство Советский Союз своим действующим союзником, поэтому и с его интересами не считало себя обязанным считаться. Вот потому и солидаризировалось с германским правительством. Ларчики, как известно, иногда открываются очень просто…

(Кстати, в антисоветскую кампанию немедленно включились и средства массовой информации наших союзников – США и Англии. Так, например, газета «Манчестер гардиан» 1 мая 1943 года осудила возмущение Советского правительства действиями поляков: ведь «польское правительство намеревалось улучшить, а не ухудшить польско-советские отношения». Читателям внушалась незатейливая мысль: если Советскому правительству нечего скрывать, то оно должно послать своих представителей для участия в работе Международной комиссии на оккупированную врагом территорию. Сытый голодного не понимал… Или делал вид?..)

На Тегеранской конференции Ф. Рузвельт и У Черчилль попытались побудить И. Сталина восстановить отношения с польским правительством, не дав при этом оценки действиям последнего против СССР. Тогда оценку дал им И. Сталин: «Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз… Какие у нас могут быть гарантии в том, что эмигрантское польское правительство в Лондоне снова не сделает то же самое? Мы хотели бы иметь гарантию в том, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что эмигрантское правительство будет действительно призывать к борьбе против немцев, а не заниматься устройством каких-либо махинаций.» (Я хочу позволить себе здесь отступление личного и совсем нелирического свойства: через несколько месяцев после окончания войны мой дядя, двадцатилетний младший сержант Красной Армии, возвращался в Союз. На какой-то польской станции он вышел из вагона прогуляться и был ранен в ногу поляком, ногу дяде отняли… – авт.)

На махинации, как показало время, польские правители оказались большими мастаками. Пытаясь утвердить свою власть в Варшаве до вступления в нее войск Красной Армии, лондонское правительство дало указание командованию Армии Крайовой поднять в столице восстание. Столь важное решение военного характера было принято без предварительной договоренности с Советским правительством, Верховным командованием Красной Армии, войска которой в июле 1944 года, хотя и находились на правом берегу Вислы, не были готовы к немедленному форсированию водной преграды. В 150 тысяч жизней варшавян обошлась политическая авантюра жаждавших власти антисоветчиков. Но все эти десятилетия и в Польше и на Западе находится много желающих возложить ответственность за гибель повстанцев на Советский Союз. Да, наловчились наши братья валить с больной головы на здоровую…

То обстоятельство, что польские политиканы подхватили, к тому же весьма оперативно, измышления немцев, в какой-то мере укрепило их пропагандистские позиции, но, естественно, не избавило от необходимости подготовиться к проверке захоронения представителями «международной комиссии». И надо отдать гитлеровцам должное: они многое сделали для того, чтобы убедить мировое общественное мнение в том, что их собственное преступление – дело рук большевиков, что оно совершено в 1940 году, то есть до начала оккупации советской территории. Многое, да ведь шила в мешке не спрячешь…

Тогда, весной 1943 года, немцы публично заявили, что на могилы поляков им якобы указал местный житель. Проверив его показания, 18 февраля чины местной немецкой полевой полиции сообщили об обнаруженных могилах, как говорится, по инстанции. И вроде бы сразу же поступил приказ начать их раскопки.

Однако еще в марте 1942 года – и этот факт никто не оспаривает – на могилы наткнулись поляки, служившие в немецкой армии. (Были и такие. Их сегодня пытаются представить всего лишь жертвами незаконной мобилизации, проведенной немцами. И было их не так уж и мало: только к нам в плен попало 60 тысяч человек. А воевало на советско-германском фронте не менее 100 тысяч польских солдат и офицеров. К сожалению, и об этой страничке из польской истории в Советском Союзе упоминать было не принято.) О своей находке они сообщили командованию. Однако немцы к ней не проявили никакого интереса. Почему? Да, скорее всего, тогда «наверху» еще никто не считал, что есть необходимость использовать расстрел поляков в своих интересах.

А был ли русский «доброхот», который сообщил о «чудовищном преступлении Советов» не в те дни, когда все враги Советской власти упивались немецкими победами, а после того, как германская армия потерпела жесточайшее поражение под Сталинградом? Странный информатор, неправда ли? Когда за свою информацию мог получить от немцев какую-нибудь награду, молчал, а когда появилась необходимость задуматься о том, что за сотрудничество с оккупантами придется отвечать, пошел в гестапо. Автор книги «Катынь» Ю. Мацкевич даже воспроизводит текст беседы с ним.