Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович. Страница 132
Я спрашиваю Руденко: «А где же был главный военный прокурор т. Вавилов, а куда девался председатель военного трибунала?» Руденко по секрету сказал, что Вавилова увольняем. Вот ведь провокаторы, как изображают. Прокурор, который все переквалифицировал, в стороне, а на меня, который сопротивлялся, написали провокацию. Ну и подлецы [490].
Это все абакумовские и бериевские прихвостни. Особенно много их осталось в управлениях особых отделов, которые комплектовал Абакумов по принципу неграмотности. У Абакумова было 3 класса образования, зато большой провокационный опыт, перенятый у Кобулова. В особые отделы он грамотных не брал, лишь бы умел провокациями заниматься.
Я обратился в ЦК, чтобы мне разрешили отобрать людей из партийных агитаторов для особых отделов* Начальником управления комитета Госбезопасности дали бывшего члена Верховной Ставки фронта генерал-лейтенанта Леонова* [491], Очень хороший человек, но через некоторое время он стал жаловаться на своего заместителя Миронова*, который остался от старого состава, был заместителем расстрелянного Гоглидзе…
Вот <центральный> аппарат укомплектовывать оказалось труднее. В основном, старые чекисты, кого ни возьмешь, у каждого различные грехи, то дело спровоцировал и в угоду Абакумову или Игнатьеву арестовали и осудили, пришлось пересматривать, освобождать [492].
Например, Федотов старый чекист, толковый, но таких дел у него на совести порядочно, верткий подхалимистый генерал, таких провокационных дел полно. Допрашивал на ЦК <нрзб> и др. и прикладывал руку при этом. И ряд других [493]. Попросил в ЦК 1-го заместителя, думаю, подведут солидного человека, а назначили Лунева*, который в <чекистских> делах ничего не знает и не хочет знать. Прибыл как контролер. Ранее работал заместителем заведующего административным отделом в московском горкоме партии [494].
Пошлешь куда-нибудь в область проверить и навести порядок. Он возвращается и докладывает о безобразиях, по которым его посылал. Спрашиваю: «А ты на месте что сделал, чтобы устранить недостатки?» — «Ничего не сделал». Ну что, сидит, молчит…
Празднование 1 мая прошло, в общем, неплохо, кроме как в Архангельске, нашелся один идиот, освобожденный из тюрьмы, который на демонстрации открыл огонь из пистолета по трибуне и ранил двух человек. При проверке оказался больным сифилисом, злобно настроенным. Сам застрелился [495].
На этом случае я специально проинструктировал сотрудников управления по повышению бдительности, так как некоторые члены президиума бравируют своей смелостью, выходит в толпу и так далее. Идиот всегда может оказаться…
<По оперативной> работе взял заместителем Ивашутина, бывшего следователя по особо опасным делам округа с неоконченным высшим образованием. В оперативной работе не силен, в разведке совсем не кумекает. Но выбирать было не из кого. Разведку и контрразведку взял на себя, вот так и приходится крутиться. [496]
Операция «Снежок»
На днях мне позвонил Жуков Г. К. и говорит: «Тебя записать в число участников общевойскового учения, где будет правительство?» Я ему отвечаю: «Если считаешь <для> меня важным, то, конечно, запиши».
В общем, 12 сентября 1954 года будет учение дней 5, где будет взорвана первая атомная бомба. Надо обязательно поприсутствовать. Я согласился [497]…
Всем выдали меховые шлемы, темные очки толщиной почти сантиметр, для того чтобы смотреть на атомную бомбу в момент взрыва. Находились от места взрыва мы в 8 километрах. Я не буду говорить обо всех приготовлениях, а только опишу момент взрыва, так как это уже не секрет, и американцы не раз описывали взрывы в Хиросиме.
Взрыв был на высоте до 2 км. Когда надели очки, наступила темная ночь. Ну, например, если закрыть глаза днем, сквозь веки виден дневной свет. Если закрыть глаза еще рукой, все равно как-то свет проходит и не создается темной ночи, а тут сплошная темень.
Затем вдруг в том направлении, куда была обращена голова и глаза, вспыхнул вначале ярко-красный шар, но более яркий, а затем мгновенно этот огненный шар стал больше солнца и осветил кругом, как днем. Звука пока не было. Затем из огненного шара вниз стали закругляться волны, а потом они поднялись вверх в виде грибовидной шапки и раздался сильнейший взрыв.
К стыду и смеху некоторые генералы, видимо, себя так настроили, что полетели со стульев, медик Смирнов'* и другие. В это же время вниз от шара появился хвост, растянулся книзу и через несколько секунд, когда сняли очки, перед собой увидели, что на земле кусты, а затем и ближе к нам трава ровным рядом пригибается. Это взрывная волна шла к нам не быстро.
Все снова насторожились, и когда эта тепловая и взрывная волна дошла до нас, то опять у многих полетели фуражки с головы, и обдало палящим жаром, словно мы попали в 50° жару. Вот и все.
Следовательно, после взрыва атомной бомбы вначале мы видим ярчайший свет (световая волна), затем сильный звук (звуковая волна), затем взрывная и тепловые волны. Скорость их распространения разная.
Через полчаса, когда радиометристы сказали, что на месте взрыва радиоактивность незначительная, мы поехали на осмотр местности, над которой был взрыв. Могу только сказать, что впечатление ужасное от разрушений. Там, где рос дубовый лес, остались только пеньки, а стволы все разбросало, даже близко ничего не было, ну, а дальше мы смотрели бывшие окопы, бывшую технику и т. д., о чем не следует говорить. В окопах были лошади, коровы, некоторые убиты, другие опалены и ослепли.
Одним словом, впечатление страшное. Когда мы приехали обедать, то доложили, что в соседних деревнях, расположенных за 30–40 км, побило стекла.
Надо, чтобы все это посмотрели подлецы из Пентагона, которые пропагандируют войну, тогда бы не захотели воевать, да особенно, если бы дошло до их сознания, что и они, и их семьи будут в случае войны подвергнуты такому разрушительному удару. Тогда, может быть, и образумились <бы>. Правда, и нас бы ждала такая же участь.
Визит в Китай
Через несколько дней вылетели в Китай. Вернулись из Китая. Там не было возможности писать, а только делал заметки, которые могу сейчас расширить [498].
Вылетели из Москвы 28 сентября 1954 года на двух (ИЛ-14) самолетах, по маршруту Москва-Иркутск-Улан-Батор-Пекин. В Иркутске ночевка, еле разместились, да к тому же члены партийно-правительственной комиссии попались капризные, вроде <Фурцевой>* Михайлова*, увидели меня и давай гундосить: «А почему меня плохо разместили?» Шепилов*тоже ко мне с претензией. Ну, я сказал, что надо не ко мне обращаться, так как я такой же член комиссии, как и вы. Надо сказать секретарю обкома, он встречает, он и размещает.
Ну, в общем, утряслось после того, как плотно «поужинали», где было выпито изрядно. Это тоже плохо, ведь не молодые люди, Булганину 59-й год, Хрущеву уже 60 стукнуло, Анастасу Ивановичу <Микояну> тоже под 60 лет. Я Анастасу Ивановичу сказал об этом, он улыбнулся и говорит: «Ну, это мы с радости, а потом ты нас придерживай». Ну, посмотрим, как будут слушаться… Надо учесть следующее обстоятельство. При жизни Сталина никто из членов правительства не мог никуда за границу летать или ездить, так как он сам не ездил. Ну, а теперь сами власть, да и тем более, приглашены Мао Цзедуном* (правильно: Мао Цзэдун — Прим. ред.), поэтому приятно, что более активные будут контакты, если умело будут использованы…