Очерки истории российской внешней разведки. Том 2 - Примаков Евгений Максимович. Страница 28

Расстались вроде бы по-хорошему, даже договорились о новой встрече, но Сыроежкин смутно догадывался, что так просто это происшествие не кончится.

Действительно, вскоре Григория задержали и доставили в полицию. Там уже находился Стржелковский. Григорий ожидал этого и продумал линию поведения. Он разыграл «оскорбленную невинность», стал кричать, что Стржелковский — пьяница и кокаинист, рассказал, что они подрались во время службы в Красной Армии, из-за чего Стржелковский и сводит с ним личные счеты.

Зная Стржелковского с самой отрицательной стороны, полицейские поверили Сыроежкину, отпустили и даже извинились перед ним. Конечно, здесь имело значение и то, что он представлял солидную «подпольную» организацию в СССР, которая снабжала «ценной разведывательной информацией» разведку панской Польши.

Встреча Сыроежкина-Серебрякова с капитаном польской разведки Секундой прошла благополучно. Секунда выразил удовлетворение информацией (она была ему передана сразу же по прибытии Сыроежкина) и принес извинения от имени польских властей за «недоразумение с полицией».

Вернувшись в Москву, Сыроежкин подробно доложил обо всем случившемся. Конечно, его сообщение вызвало беспокойство в ИНО, но другого выхода не было — операцию следовало продолжать.

Вскоре Сыроежкин-Серебряков вновь был направлен в Польшу. Чекисты шли на риск, посылая его во второй раз: он ведь мог находиться на подозрении у польской контрразведки и рисковал жизнью. Но, с другой стороны, это была и отличная проверка — если все сойдет благополучно, значит, поляки верят Сыроежкину.

На этот раз Сыроежкин-Серебряков доставил через границу два пакета. В одном из них находилось письмо полковника Павловского Борису Савинкову с приглашением посетить Россию (об этом упоминалось в очерке «Трудный путь к «исповеди» Савинкова»), в другом — фотокопия секретного приказа народного комиссара по военным и морским делам о проведении маневров вблизи польской границы. Этот «приказ» по просьбе руководства ОГПУ был специально подготовлен в единственном экземпляре в Наркомвоенморе, и на нем были проставлены все служебные пометки и индексы, которые должны быть на подлинном документе. Но в Вильно Григория ждала неприятная неожиданность. Вместо капитана Секунды его встретил другой офицер, капитан Майер. Внешне флегматичный и немногословный, он был цепким и исключительно дотошным разведчиком. Он принял Сыроежкина-Серебрякова так же вежливо, как и капитан Секунда, может быть, чуть более официально. Сыроежкин передал ему привезенные материалы. Когда Майер ознакомился с приказом, его глаза загорелись радостью. Он сразу же оценил значение привезенного документа. Поэтому, когда Григорий намекнул о плате за полученные сведения, капитан, не колеблясь, положил перед ним толстую пачку банкнот.

— Только распишитесь, пожалуйста, вот здесь, пан Сыроежкин, — учтиво улыбаясь, сказал Майер.

«Откуда он знает мою настоящую фамилию? — внутренне вздрогнул Григорий, — ведь я для него Серебряков!». Потом тут же сообразил: «Это все Стржелковский! Ну да ничего, я ведь не таил от них, что когда-то работал в трибунале, а потом ушел в подполье. Провоцирует или просто показывает свою осведомленность? Если первое, то сейчас ему конец — застрелю и буду прорываться». Григорий закашлялся, левой рукой полез в карман, будто бы за платком, нащупал там сталь пистолета.

— Я уж и забыл то время, когда Сыроежкиным был, — спокойно сказал Григорий. — И называть меня так — это большой грех, пан капитан, я от той жизни давно отказался.

— Да я просто не подумал, пан Серебряков! Извините меня. У нас здесь было так записано, вот я и…

— Обижаете, пан капитан, — вздохнул Григорий, — где здесь расписаться?

И аккуратно расписался: «Серебряков».

Майер не возразил и любезно согласился переслать Борису Савинкову пакет с посланием Павловского.

В тот же день Григорий отправился домой. В Москве Сыроежкин отчитался о результатах своей поездки Артузову, а затем и Менжинскому. В результате на свет появился служебный рапорт руководства ОГПУ, в котором, в частности, говорилось: «Тов. Сыроежкин Григорий Сергеевич… принимал активное участие в разработке дела врага советской власти террориста Бориса Савинкова, неоднократно рискуя жизнью.

Состоял официальным сотрудником ОГПУ, посылался неоднократно в Польшу. Во время поездок проявил огромную находчивость и смелость. Лишь благодаря этому ему удалось избежать почти неминуемого ареста, влекшего за собой расстрел и провал разработки дела.

Ходатайствуем о награждении Григория Сыроежкина орденом Красного Знамени».

Следующее десятилетие было для Григория особенно тревожным и опасным. В 1925 году он поступает в распоряжение полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю. В этом регионе в те времена широко распространился бандитизм. Частым вооруженным нападениям подвергались предместья Грозного, нефтепромыслы и поезда, совершались многочисленные убийства советских работников, учителей, женщин. Народ устал от бандитов, в руках которых скопилось огромное количество оружия. Однако бандитизм в этом регионе отличался особой живучестью. Одними лишь вооруженными силами справиться с ним было трудно. Требовались иные меры.

Сыроежкин был направлен в оперативно-разведывательный отряд, в задачи которого входили выявление и ликвидация наиболее крупных формирований уголовников и их активных пособников, терроризировавших всю округу.

Среди местного населения было немало таких, кто по родовому, религиозному или имущественному принципам, а порой и в результате прямых угроз и запугиваний оказывал бандитам содействие. Но были и такие, кто пострадал от них и относился к ним с ненавистью и презрением, особенно среди беднейшего населения горных аулов.

Умело опираясь на помощь местного населения, отряд чекистов, в состав которого входил Сыроежкин, смог успешно провести операцию по разоружению ряда бандитских формирований.

Еще одно ответственное задание Сыроежкин выполнил в Якутии, где в 1928 году японские агенты из числа бывших белогвардейцев готовили вооруженное восстание с целью создания марионеточного правительства и отделения Якутии от России.

Имена заговорщиков были известны, но они жили в укрепленных и хорошо охраняемых факториях. Свой и без того небольшой отряд Сыроежкину пришлось разделить на несколько групп. Сам он с одним помощником и проводником-якутом направился на факторию, где находился стоящий во главе заговора бывший штабс-капитан Шмидт. Представившись ревизором Потребсоюза и предъявив соответствующие документы, Григорий знакомился с делами фактории, а вечерами пил и гулял с хозяином. На третий день, попросив Шмидта проводить его до околицы, Сыроежкин арестовал опасного заговорщика без единого выстрела.

У арестованных по этому делу изъяли большое количество оружия, боеприпасов, подготовленных воззваний и обращений к американским властям о признании независимости Якутии, а также много золота и пушнины.

Сейчас трудно сказать, имели ли заговорщики действительно серьезные политические цели. Скорее всего, они просто стремились обогатиться, а затем бежать в Америку и жить там в свое удовольствие.

После Якутии Сыроежкину пришлось побывать в Монголии и походить по тылам китайских войск в период конфликта на КВЖД. Затем он стал часто выезжать в служебные командировки в Норвегию, Германию, Финляндию и Швецию для проведения встреч с агентурой. В Финляндии, например, он конспиративно встречался со Степаном Петриченко, одним из бывших руководителей Кронштадтского мятежа, который подробно информировал оперативного работника о военных приготовлениях на советско-финской границе.

В 1936 году вспыхнул фашистский мятеж в Испании. Со всего мира на помощь испанским республиканцам спешили добровольцы. Среди них находились и советские представители, многие из которых стали впоследствии выдающимися полководцами Великой Отечественной войны, а другие — знаменитыми партизанскими командирами, и среди них Герои Советского Союза С. Ваупшасов, К. Орловский, Н. Прокопюк, А. Рабцевич.