Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 5
Там Надя подошла к комнате дежурного администратора и, постучавшись, приоткрыла дверь. За столом сидела полная женщина и, скучая, перелистывала «Крокодил».
— Елизавета Федоровна, доброе утро. Женщина, увидя Надю, обрадованно заулыбалась:
— Милая, это вы! Подумайте! Я только сегодня видела вас во сне. Ну, думаю, к встрече. Представьте, получила вчера письмо из Москвы. Теперь туфли носят с таким длинным и тонким носом, что просто как шило, смотреть противно. Но это с непривычки. В общем, — глаза Елизаветы Федоровны стали льстивыми, — если к вам придут, то меня уж не забудьте…
— Конечно, конечно. Но я к вам на минуту. У вас, наверно, уйма дел.
— Откуда вы взяли? Ведь зима же. Летом — да. Койки не достанешь. А сейчас — любой номер. Вот с берлинским два молодых человека приехали. И пожалуйста — каждому по номеру на втором этаже.
— Кто такие? — с нескрываемым, даже подчеркнутым любопытством спросила Надя, по опыту зная, что это покажется куда естественнее, чем неожиданная сдержанность по отношению к такому интереснейшему событию, как приезд в город новых людей.
Елизавета Федоровна суетливо полезла в ящик стола.
— У меня ведь их паспорта. Сейчас все узнаем. Правда, один, кажется, женат, а вот другой…
Пока она копалась в ящике с документами, Надя, нахмурившись, задумчиво покусывала губку. И вдруг ей пришла в голову дерзкая мысль. Настолько дерзкая и заманчивая, что все внутри у нее затрепетало от желания действовать, от сладкого ощущения предстоящего риска. Авантюрная душа ее жаждала приключений. Тем более что в случае удачи с таможней, дело будет наполовину сделано.
Надя мягко положила свою ручку на красную, грубоватую руку Елизаветы Федоровны и вкрадчиво сказала:
— Вы меня должны выручить, дорогая.
В середине дня перестал, наконец, падать снег. Серая пелена туч прорвалась бледно-голубыми полыньями, и оттуда засияло солнце. Под его лучами нестерпимо ярко, до рези в глазах, искрились снежные сугробы вдоль тротуаров, заваленные снегом крыши бревенчатых домишек городского предместья и весь громадный, уходящий вдаль снежный откос, за которым виднелись каменные здания центральной части города. Внизу, у подножья откоса, раскинулось запутанное и на первый взгляд бестолково-суетливое хозяйство крупного железнодорожного узла. Воздух то и дело оглашался гудками паровозов, и сами они черными, деятельными жуками торопливо ползли в разные стороны, судорожно работая красными рычагами колес. За ними с перестуком пробегали под мостом бурые товарные вагоны.
Андрей и Семен, щурясь от солнца и снега, прошли по одному мосту, затем по другому и вскоре очутились возле своей гостиницы.
В вестибюле Семен направился к газетному киоску, бросив на ходу:
— Як тебе стукну через десять минут, и пойдем питаться. Вот только ознакомлюсь с печатной продукцией.
Андрей кивнул в ответ и направился к лестнице.
Когда он, дважды щелкнув замком, открыл свой номер, дверь соседнего номера неожиданно тоже открылась и в коридор, к удивлению Андрея, вышла та самая молодая женщина, с которой он утром познакомился в ресторане. Она, в свою очередь удивленная, весело улыбнулась.
— Оказывается, мы с вами соседи.
Ему почему-то было приятно это открытие, и, внутренне стесняясь своего чувства, Андрей улыбнулся ей в ответ. «Какая же она красивая, черт побери!» — не то с восхищением, не то с досадой подумал он, окинув неспокойным взглядом ее лицо и статную фигуру уже в другом, но тоже красивом, по-летнему открытом платье, открытом как-то дерзко, даже чуть вульгарно. «Странное дело, — подумал Андрей, — лица некоторых женщин, вот у Люси, например, как бы освещаются глазами, а у этой Нади на лице главное — это губы. От этих губ, честное слово, глаз не оторвешь, даже неудобно как-то». Андрей вдруг заметил, что его охватывает чувство сладкого ожидания и бесшабашное веселье, но не проходило и чувство неловкости, ощущения неуместности подобного веселья. Теряясь между этими противоречивыми чувствами, Андрей с чуть напряженной улыбкой ответил:
— Вот и прекрасно, что соседи.
— Правда? И вы рады? — быстро переспросила Надя, словно ловя его на слове, и весело добавила, чуть понизив голос: — Мы можем в случае чего даже перестукиваться.
Андрей, поддаваясь ее шутливой таинственности, поднял палец:
— Идея. Только надо изучить Морзе.
— Совсем не надо, — замахала руками Надя и, словно осененная внезапной мыслью, вдруг на секунду умолкла, а потом с прежней интонацией сказала: — Знаете что? Приходите вечером ко мне пить кофе. Я вам постучу. У меня плитка есть и специальная кастрюлька для варки. Знаете? Манган. О, вы такого кофе еще не пили, ручаюсь.
— Сегодня вечером не могу, — с искренним сожалением ответил Андрей. — Приглашены к новому начальству.
— А вы возвращайтесь пораньше.
Андрею была приятна её настойчивость. Он понимал, что нравится, и от этого сама Надя начинала еще больше нравиться ему.
— Мой товарищ, кажется, привез для дегустации слишком много спиртного, чтобы это быстро кончилось, — засмеялся Андрей. — А одному уйти, к сожалению, неудобно.
Они всё стояли в коридоре, каждый у двери своего номера, держась за аляповатые металлические ручки; со стороны этот затянувшийся разговор выглядел, вероятно, смешно и, может быть, даже немного странно. Они оба почувствовали это.
И Надя, тряхнув головой, сказала:
— Ну ладно. На всякий случай, когда кофе будет готов, я постучу. Три раза. Вот так. Тук, тук, тук-тук. Тук, тук, тук-тук, — и она согнутым пальчиком одной руки простучала по ладони другой, потом лукаво улыбнулась и добавила: — Для смелости можете захватить вашего приятеля. Но только для смелости. Мне он не нужен. Договорились? Тогда до вечера.
Она повернулась и, не дожидаясь ответа Андрея, легко побежала к лестнице. Толстая ковровая дорожка заглушила перестук ее каблучков.
Андрей улыбнулся и зашел к себе в номер. Однако боевая же соседка оказалась у него. Даже не то слово. Слишком уж смелая. Совершенно не стесняется. А впрочем, тут же заговорил в нем протестующий голос: что здесь неприличного, если бы часов в восемь или девять он зашел к ней ненадолго и выпил чашечку кофе? Почему надо сразу думать о человеке плохо? Даже если он ей понравился, что ж с того? Другое дело, что он вернется значительно позже и кофе пить не придется. Это ясно. Пить придется водку. Об этом Андрей подумал без всякой радости.
Тем не менее, когда пришел Семен, Андрей ему не рассказал о своей встрече в коридоре. Себе он это объяснил так: Семен начнет глупо острить, при встрече может обидеть Надю, а ведь этот разговор с ней никаких последствий иметь не будет. Андрею сейчас не до романов. Слишком много бед свалилось на него. И потом Люся… Люсю он любит, очень любит. И она его, конечно, любит. Ну, мало ли что бывает? Пройдет. Дойдя в своих размышлениях до этого места, Андрей вздохнул. Что-то слишком горячо убеждает он себя, слишком горячо, как будто сам этому не очень верит.
В тот момент он и не думал о Наде.
Вечером в самой просторной комнате квартиры Жгутина собрались гости. Собственно говоря, из гостей были только Андрей и Семен. Был, правда, еще Филин, но он только спустился с четвертого этажа на третий.
Комната казалась просторной еще и потому, что в ней почти не было мебели, и ощущение было такое, будто люди только что въехали в новую квартиру и из старой обстановки захватили лишь то, без чего абсолютно нельзя обойтись, рассчитывая в дальнейшем обставить комнату заново.
Проходя сюда из передней, Андрей случайно заглянул в приоткрытую дверь другой комнаты, поменьше. Там было тоже просто, но так уютно и красиво, что он с каким-то теплым чувством покоя и радости вошел в большую комнату. Тем резче ощутил он ее небрежное запустение.
Гостей встретили сам Федор Александрович в сером пиджаке и красивой, кирпичного цвета рубашке без галстука и удивительно похожая на него, такая же невысокая, полная, розовощекая, только без очков, его жена, Нина Яковлевна.