Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Виноградов Владимир. Страница 20

И действительно, на проходившей в Лондоне сессии совета министров иностранных дел СЕНТО англичане и американцы этак покровительственно похлопывали по плечу Иран, министр иностранных дел Ирана Халатбари отвечал им в тон. Американцы в эти дни, казалось бы ни с того ни с сего, сделали заявление о своей готовности в случае нападения на Иран Советского Союза (!) послать немедленно 100 тыс. своих пехотинцев и т. д.

Эта кампания была связана, конечно, и с внутренними событиями в Иране. Шаху как бы говорили: не бойся, будь тверд – мы с тобой, а заодно и стремились покрепче привязать Иран к своим военно-политическим планам, направленным против Советского Союза.

Даже многие иранцы сконфузились. Помню, что газета «Пейгаме Эмруз» прямо писала: надо запретить американским «ястребам» отравлять атмосферу отношений с Советским Союзом. Другие газеты перепечатывали резкие комментарии московского радио на этот счет.

27 апреля 1978 года в Кабуле произошла революция. Говорят, у шаха даже случился сердечный приступ, когда он узнал об этом. Официальной реакции долго не было, поэтому на этот раз не было и неофициальной – газеты боялись высказывать свою точку зрения. После признания нового афганского правительства американцами, англичанами, пакистанцами иранцы начали официально «комментировать» в том плане, что нравится или не нравится новое афганское правительство – с соседями надо жить. Но неофициально повсюду высказывалась озабоченность о влиянии событий в Афганистане на внутриполитическое положение в Иране.

И действительно, афганская революция воодушевила внутреннее оппозиционное шаху движение, вновь начались сильные волнения в самых различных городах.

В эти дни состоялся примечательный разговор с Ховейдой. Как будут складываться отношения Ирана с Афганистаном? Это будет зависеть от нового афганского руководства. О Дауде в Иране не жалеют, говорил Ховейда, трудностей у нового афганского руководства много и главное – как преодолеть феодальную отсталость и племенную рознь. И еще – как отнесутся к религии. Все это сложно.

Коснулись внутренних событий в Иране. Ховейда винил во всем реакционное духовенство и… правительство, которое поступает сверхглупо, обвиняя во всем «иностранные подрывные элементы». Ведь все знают, что это неправда, смеются над правительством. Вообще это не правительство политиков, а каких-то узко видящих технократов. Оно не может вести диалог ни с духовенством, ни с молодежью. Поскольку часть духовенства склоняется к диалогу, он, Ховейда, ведет сейчас с ними переговоры. В глубине событий, говорил Ховейда, я вижу руки ЦРУ – американцы, образно говоря, хотят «держать шаха на коротком поводке», чтобы был более послушен. В то же время ему усиленно внушается мысль американцами о всемирной кампании против шаха, организуемой «коммунистами», т. е. Советским Союзом.

В середине мая опять возникли угрозы серьезных беспорядков в Тегеране, были стянуты войска.

Шах в эти дни провел длительную беседу с иранскими журналистами, ранее он больше предпочитал давать интервью иностранцам. Он ушел от ответа на прямой вопрос о событиях последних дней и их причинах. Зато он много говорил о «великой цивилизации», к которой движется Иран, об опасности потери им независимости и превращения его в «Иранистан», намекал на причастность к волнениям тудеистов, т. е. тех, кого он называет «коммунистами», и либеральной буржуазии. Конечно, признавал шах, есть упущения, отдельные, несущественные, он готов наказывать виновных в этом лиц. Вновь восхвалял «Растахиз». Выставлял себя приверженцем религии, даже сказал, что «тот, кто захочет воспользоваться религией как оружием, будет человеком, пошедшим против религии, против закона шариата». Значит, религия, по его мнению, может только поддерживать монархию, против выступать не может.

Никого эта пресс-беседа не удовлетворила.

В начале июня я решил съездить в Табриз – повидать наших специалистов, ознакомиться с обстановкой. У нас в Табризе есть и владения – территория и помещения бывшего консульства. Сейчас консульство по настоянию иранцев закрыто – опасаются, видимо, чего-то иранцы. Зато демонстративно существовало консульство США. Зачем?

Табриз – главный город иранского Азербайджана. Азербайджанцы, конечно, хотят побольше узнать о жизни в советском Азербайджане – ведь нация одна и та же, условия жизни разительно отличные друг от друга. Когда-то, в прошлом веке, в Табризе жил наследник шаха и здесь же размещалась русская миссия, главой которой был А.С. Грибоедов. В 1829 году отсюда он направился в свою последнюю поездку в Тегеран, оттуда в Россию вернулось его бездыханное тело, вернее говоря, то, что осталось от Грибоедова.

На территории нашего консульства, где сейчас только смотритель, временно проживают советские специалисты, работающие на электрификации участка железной дороги от Джульфы Иранской до Табриза, кажется все таким же, как было во времена Грибоедова: глинобитные стены, ограждающие территорию, весело журчащие арыки, дом саманной постройки с толстющими стенами. В горных селениях неподалеку от Табриза, куда мы поехали посмотреть, как люди живут прямо в скалах, кажется, что встречаешь мужчин и женщин тех времен.

Нас принял генерал-губернатор Шефакат. Он назначен недавно – после февральских событий. Бывший военный, из приближенных шаха, сам азербайджанец. Конечно, разговор коснулся волнений. Шефакат прямо говорит: недовольных в стране много, это и крупные землевладельцы, которых лишили земли, и часть духовенства, претендующая на слишком большие права. Эти недовольные уловили в свои сети молодежь, которая всегда весьма восприимчива к любым требованиям лучшего, более справедливого, о чем говорят духовные деятели. Молодежь не знает, каким был Иран лет двадцать тому назад, она не видит, что улучшилось в стране, она справедливо говорит о том, что сейчас плохо в стране. И, главное, она не может отличить «фальшивых» религиозных деятелей (к ним Шефакат причислял тех, кто жаждет власти) от настоящих, т. е. тех, кто занимается сугубо религиозными делами. Бороться с рвущимися к власти духовными деятелями трудно – ведь в Иране среди темного народа исключительно силен авторитет всякого, кто в чалме…

В Табризе тревожная обстановка: на улицах солдаты, на перекрестках танки, заграждения, лавки закрыты, ставни опущены. Город как бы притаился.

Через пару дней посетил шаха. Помимо международных вопросов речь пошла, конечно, и о внутреннем положении Ирана. Шах на этот раз был несколько возбужден, говорил, что не понимает, почему в Европе левые круги поддерживают Хомейни.

– Кто такой Хомейни? – восклицал он, и сам отвечал: – Это неграмотный мулла, который тянет к феодализму, к господству религии!

Далее он делал связку в том смысле, что, дескать, все левое движение в мире каким-то образом связано с Советским Союзом – идейно или еще как… Дальше ниточку он не протягивал, но перешел к «завещанию Петра Великого», в котором якобы предначертана была необходимость движения России «к теплым морям».

Пришлось вновь разбивать надуманные и фальшивые утверждения шаха, к тому же он был уже чем-то взвинчен.

– Я делаю народу столько хорошего, – говорил шах, – а все недовольны. Духовенство я могу понять: оно жаждет возврата к старому, хотя и знает, что я этого не допущу. Почему же другие его поддерживают? Что вы думаете об этом, вы ведь недавно были в Табризе?

Пришлось опять ответить шаху, что, видимо, все дело в том, что народившиеся в результате ускоренного развития общества влиятельные силы требуют реального участия в политической жизни, т. е. требуют часть власти.

Шах нетерпеливо возразил: иранской буржуазии нет дела до политики, она лишь копит деньги и переводит их за границу. Трудящиеся же каждый день живут лучше, а для выражения политических настроений есть партия «Растахиз».

Тяжелое впечатление произвел этот ответ шаха, беседу продолжать не хотелось: то ли действительно он не видит, что происходит в стране, то ли лукавит? Пересилив себя, все-таки ответил прежним вопросом: можно ли объединить людей с различной идеологией в одну политическую партию?