Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945 - Прюллер Вильгельм. Страница 2
Лично я думаю, что польская проблема разрешится мирным путем: возможно, Даладье в последний момент возьмет на себя функции посредника. Но если все и в самом деле идет к войне, я уверен, что она не продлится долго. Ведь поляки не смогут противостоять нашему натиску.
А как Англия и Франция смогут выполнить свои обязательства оказать помощь Польше? Западный вал [1] непреодолим. Франция там лишь напрасно будет приносить в жертву своих сыновей. А Англия может лишь ринуться помогать полякам морем. Балтика нами надежно перекрыта. Гибралтар запрут с моря Италия и Испания. Единственной державой, способной помочь полякам, является Советский Союз. Но блестящий стратегический ход разбил и эту надежду поляков.
Возможно, Советский Союз направит Польше ультиматум и потребует от нее то, на что [Россия] имеет права вот уже несколько столетий.
Не важно. Ситуация для нас в высшей степени благоприятная, и теперь уже представляется немыслимым, что мы, великая европейская держава, станем просто сидеть и наблюдать, ничего не предпринимая, за тем, как преследуют фольксдойче. Наш долг – исправить эту несправедливость, о чем взывают к небесам. Но тем не менее все мы знаем, что фюрер сделает все, чтобы избежать войны.
1 сентября 1939 г
Сейчас 4 часа утра. Мы находимся примерно в трех километрах от границы и уже готовы выступить.
Поляки не удовлетворили наши справедливые требования. Планируется, что мы перейдем границу в 5.45.
Наша часть находится в резерве. Примерно в сотне метров от нас располагается большое предприятие по переработке нефти, получению бензина или производству вооружений. Одна граната… и оно будет в наших руках.
Еще всего лишь четверть часа. Скорее бы окончилось это ожидание. Только бы что-то начало происходить. Тем или иным образом.
На неделю нас разместили в пустующем здании школы. Ожидание, ожидание. Мы не спали ночами. А самым худшим было то, что нам не разрешали писать домой. Ужасно. Мы не сможем писать до 4 сентября.
Нам только что заплатили. Сто чешских крон. Шутка. Через два часа нас, может быть, вообще не будет на этом свете. Но имея 100 крон в карманах. И не имея возможности послать домой последнюю весточку, в то время как наши любимые ждут от нас новостей.
В голове по кругу ходят одни и те же мысли, как будто там вращаются огромные жернова. Все висит на волоске.
И чувство, что мы испытываем на этом месте – боль, когда начинаешь думать о доме. И в то же время самые прекрасные мысли о том, что нужно честно выполнить свой долг, как надлежит настоящему мужчине!
Моя дорогая Хенни! Я не знаю, как долго все это продлится. Я хотел бы сказать тебе что-нибудь красивое: ты была единственной женщиной, которую я любил. И если позволит Бог и я вернусь домой, то знаю одну вещь: пока я жив, ты будешь единственной, кого я люблю. До того, как я увидел тебя, – да, были и другие, но это не было любовью. Ты заставила меня это понять. Я мог бы начать с Бюргерхалле, я мог бы говорить о твоем первом отпуске, о моем отъезде из Берлина и о моем возвращении. Я мог бы вспомнить нашу свадьбу и мой призыв… но все это было бы неполным, если бы я не думал о нашей Лоре. Позаботься о ней получше, об этом маленьком создании. Сделай ее сильной, чтобы однажды она сумела обойти все пропасти в своей жизни. И рассказывай ей иногда обо мне, если случится так, что…
Вы обе вселяете в меня надежду, сейчас и в ближайшие часы.
И передай мой сердечный привет своей матери. Она была для меня идеалом, эта чудесная женщина. И моим родителям, особенно отцу. И всем остальным, для кого это что-то значит. Конечно, твоему отцу тоже.
И еще кое-что для тебя: будь мне такой же женой, какой была всегда, верь, что я люблю только тебя, что я живу только для тебя. Я не прошу тебя ни о чем. Только о том, что ты станешь думать обо мне почаще. И знай, что в своей жизни я только исполнял свой долг и ничего, кроме моего долга. И будь счастлива, даже если случится несчастье и мне придется умирать.
6.20. Первая новость: наши войска продвинулись в глубь Польши на 5 км. Взяли первый населенный пункт. С польской стороны не последовало ни одного выстрела.
6.45. Мы идем вперед.
7.30. Поляки попытались контратаковать с использованием танков. Они были разгромлены и вынуждены спасаться бегством. Отступая, они сожгли шесть деревень.
Наша часть пока не пересекла границу, в то время как многие наши соединения уже углубились на территорию Польши на 6 км. Только что начался дождь. Я завернул свой MG в шерстяное одеяло; это может спасти наши жизни. Справа находятся горы Татры, а впереди нас – горящая деревня.
Мы вышли к границе.
Это просто чудесное чувство – в наши дни быть немцем. За нами наступают артиллерия, танки, разведывательные бронемашины, сотни боевых машин. Все это прикрывают зенитки.
Мы все еще на границе. Колонне танков не видно конца. Вот уже четверть часа – танки, танки, танки… Дождь прекратился. Все, кто едет в нашей машине, возбуждены. Семь солдат и унтер-офицер, все мы хотим быть в Польше… 9 часов. Идем вперед прогулочным шагом. Пройдешь несколько метров, а потом – ждать и снова ждать… Только что узнал, что мы заняли Данциг.
9.45. Мы перешли границу. Мы в Польше. «Дойчланд, дойчланд юбер аллес!» («Германия превыше всего!»)
До Кракова 103 км. Повсюду видны развороченные дороги, поспешно оставленные противником окопы, противотанковые заграждения. Из-за взорванных мостов нам приходится совершать долгие маневры в обход через поля. Мы проехали через первый населенный пункт. Люди протягивают нам в машину цветы. Они радостно тянут руки в нашу сторону. Взорванные мосты и завалы на улицах, как и прежде, замедляют наше продвижение вперед. Но как оказалось, все усилия поляков были напрасны. Германский вермахт на марше! Если посмотреть обратно или перед собой, направо или налево, повсюду движутся моторизованные части вермахта!
Неожиданная остановка! Противник впереди нас. Мне приказано захватить свое отделение с пулеметом и действовать в передовом дозоре. Примерно полтора километра вверх по холму. Ха! В нас стреляют справа. Впервые! Пулеметные очереди, которые не достали нас. Затем – тишина. Наша машина взбирается на холм. Мы возвращаемся в эскадрон (роту) и покидаем грузовики.
Мы идем в атаку. Сейчас ужасно жарко. Боевая экипировка. Пулемет MG весом 13,5 кг на спине. Один, три, пять километров, еще, еще… Больше мы не можем идти. Но километры преодолены. Никто не может идти дальше. Нет ни воды, ни кофе, ни чая. Вперед пешком, потом бегом, снова бегом. Хальт! Мы дошли до противотанкового орудия (Pak) и остановились отдохнуть перед группой из нескольких домов. У дверей сидит семья. Все они плачут. Но мы же никому не причиняем вреда! Почему польское правительство не объявляет о сдаче? Мы ничего не имеем против самих этих людей. Но где наши права? Нам предлагают воду и молоко. Мы отказались, потому что так надо. Но эта жажда просто невыносима!
Наша артиллерия снова открывает огонь. При каждом выстреле поляки вздрагивают. Мы продолжаем идти вперед под звуки артиллерийской стрельбы. Сейчас 16.45. Мы шли всего три часа и прошли 10 км. Я надеюсь, что мы останемся здесь. Это всего лишь деревушка. Но здесь должна быть пивная. А там мы найдем что-нибудь попить. Мимо проходит Бланк, который уже успел где-то раздобыть бутылку пива. Это последняя. Он бросает ее мне. Но это пиво невозможно пить. Как будто его специально нагревали.
Время 17.30. Я так устал, что вот-вот свалюсь с ног. Ноги ноют. С самого утра я на ногах. И только одно поддерживало меня сегодня – мысль о том, когда мы снова увидимся. Я все еще жив, и у меня есть ты и Лоре. Мы вместе!
2 сентября 1939 г
Вчера в 9 вечера все прекратилось. Мы остановились на ночлег под открытым небом. На ужин был суп из свинины и чай. Я так устал, что сразу же заснул. А потом нас разбудили и отправили в дозор. Где-то идет стрельба. Нам приказали узнать, что происходит. В течение полутора часов мы рыскали по окрестностям. Ничего. Я думаю, что все это проделки гражданского населения. В 1 час ночи мне снова удалось заснуть. В 5 часов утра нас разбудили, и мы снова оказались на марше. Пешком. Мы не можем двигаться на грузовиках, так как ожидаем появления противника.