Рыцари сумерек: Тайны спецслужб мира - Аростегай Мартин. Страница 4

Когда им пришлось сойти с троп, чтобы обогнуть места скопления японских отрядов, то пришлось прорубаться через девственные джунгли. «Теперь основная наша задача состояла в прокладывании пути сквозь спутанные намертво деревья, кустарники и лианы, это низводило нас до уровня жалких зверей или насекомых, пытающихся вырыть себе нору... Можно было целыми днями пытаться пробить тропу без всякого заметного результата. Так, бамбук приходилось обрубать в двух местах — под самый корень и на уровне верхушки тюков на спинах мулов, потому что в промежутке ветви были настолько плотно переплетены, что не давали отсеченным растениям упасть... Люди крушили спутанные ветви с такой яростью, словно растения были смертельными врагами, и когда одни коммандос валились в изнеможении, на их место заступали другие...» Отряду Уилсона надо было подойти так близко к позициям японской артиллерии, чтобы стало слышно клацанье затворов пушек и команды офицеров и можно было бы провести разведку по целям для авианалетов, другой возможности выявить огневые точки противника в глухих зарослях джунглей просто не существовало.

«Мародеры» были все в крови, но вовсе не от ран, а от укусов пиявок. Болезни причиняли бойцам гораздо больше неприятностей, чем японцы. Дизентерия стала настолько тяжелой, что Уилсон и некоторые другие коммандос для удобства просто отрезали зад от штанов, чтобы не стягивать их поминутно. И вот такие, горящие в лихорадке, ослабленные дизентерией солдаты должны были вскоре вступить в жестокую схватку с японцами. Одна группа коммандос провела в окружении одиннадцать дней, отстреливаясь из-за укреплений, сложенных из туш дохлых мулов и трупов японских солдат, убитых раньше, поскольку атаки японцев шли волна за волной.

«Как-то утром мы увидели, что японцы закидали гранатами одно из наших пулеметных гнезд и захватили пулемет. Они стреляли из него по нам целый час. Мы знали, что это наш пулемет, потому что у японцев не было трассирующих пуль, а теперь они стреляли именно ими. Потом люди с юго-западного фланга сумели отбить пулемет у японцев и тоже расстреляли весь его боезапас. Японцам удалось прорваться сквозь ограждение, но двое наших забросали их гранатами, и прорыв захлебнулся... Дыру в периметре заделали, но все почувствовали на спине мурашки, ведь на сей раз неприятель почти что ворвался в наше укрепление...» К тому моменту, как 5307-й полк получил приказ идти к конечному пункту назначения, японскому аэродрому в Миуткиуна, «Мародеры» были полностью выведены из строя усталостью и болезнями. По словам Огберна, первые известия о предстоящем девяностомильном смертельном броске через одну из самых высоких горных вершин Бирмы «казались сюжетом некоей легенды, настолько сверхъестественным было само предположение, что человеческое существо может обладать такой неистовой жизненной силой и оказаться способным на это...» Коммандос пришли в совершенно нечеловеческое состояние, карабкаясь по склонам горы в 1800 метров высотой, покрытым скользкой грязью и глиной, размокшей от постоянных дождей. Мулы оступались, падали и ломали себе шеи, натыкались брюхом на острые отростки бамбука. Сто пятьдесят человек в полку заболело тифом, и их пришлось тащить на носилках...

После боя у Миуткиуны «мародеры» окончательно выдохлись. Многие не держались на ногах, а на других напала загадочная лихорадка с температурой свыше 40 градусов. Из исходных трех тысяч человек только около двухсот оставались в более-менее боеспособном состоянии. Неотличимые от бородатых индийских святых старцев, одетые в лохмотья, они, шатаясь, шли нестройной колонной на посадку в военно-транспортные американские самолеты, впервые севшие на захваченном японском аэродроме. Сэм Уилсон испражнялся кровью, когда его поднимали на носилках в самолет, направлявшийся в Индию. «Последняя мысль, вертевшаяся у меня в голове, была осознанием приближающейся смерти», — вспоминает он. Генерал Стиллвелл записал в своем Дневнике: «Галахад» кончен».

Когда полк отдыхал от боев на базе в Индии, мораль и дисциплина людей окончательно расстались. Уголовный элемент стал доминировать, воровство было просто повальным, солдаты не слушались приказов своих немногих выживших командиров... Все ночи были заполнены пьяными оргиями, люди, в стельку упившиеся местным самопальным виски, «отлакированным» марихуаной, палили из пистолетов в небо. То и дело раздавались вопли насилуемых санитарок, а жестокие кулачные бои были обычным развлечением. Вызвать военную полицию и попытаться навести порядок было чревато настоящей кровавой баней, а если учесть, что «мародеры» получили столь впечатляющий боевой опыт в Бирме, они могли запросто забаррикадироваться за частоколом и отстреливаться до последнего...

Уилсон другие офицеры считали, что, помимо прочих причин, разложение в 5307-м полку произошло еще и потому, что заслуги людей никем не были признаны и официально не отмечены — а ведь они перенесли такие невероятные трудности и ужасы, так храбро сражались и так стойко перенесли марши в сотни миль по джунглям... Кроме того, большинство из них подписывались на трехмесячную кампанию, а марш-бросок по Бирме продлился целых девять месяцев. И несмотря на это ни один старший офицер не посетил их на базе, не было проведено ни парада, ни торжественного награждения. Не произошло официального признания и поощрения 5307-го полка, ему не спешили придать особый статус, и это вызвало угнетение боевого духа, и как следствие — полный развал дисциплины и утрата боеготовности.

В армии действительно рассматривали «мародеров» как чисто условную единицу. Согласно меморандуму генштаба, изданному сразу после отбытия «мародеров» в Индию, «высшие чины армии не одобряли подобного рода организацию боевых единиц и их специальное использование». «Мародеров» сформировали лишь для решения единичной задачи, с которой те в той или иной степени справились. И в августе 1944 года 5307-й полк был расформирован.

Создавая свою САС, Дэвид Стерлинг точно так же получил отказ у высшей военной бюрократии придать его подразделению официальный статус полка. «Это не полк, а подразделение, — разъясняли в письме чиновники генштаба, — и солдаты, служащие в нем, будут оставаться приписанными каждый к своему полку». В ярости разорвав письмо, Стерлинг бросается рисовать эмблему — пылающий меч с выгравированным на лезвии девизом: «Who Dares Wins» («Дерзкий побеждает»). Здесь Стерлинг, неудавшийся художник, наконец создавал свой шедевр. Он приказал, чтобы эта эмблема была пришита на фуражки, нарисована на грузовиках и джипах, включая его собственный штабной автомобиль. И когда офицер из Бирмы, бригадир Калверт по прозвищу «Буйный Майк» сменивший Стерлинга на посту командующего САС председательствовал на официальном расформировании подразделения в 1946 году, все происходило с почестями настоящего полкового парада.

Августовским вечером в Сен-Жерменском предместье Пари-жа часовые скучали на карауле вокруг большого здания городского собрания, окна которого выходили в сквер, разделенный улицами. Столики у кафе на другой стороне сквера были забиты людьми, которые наслаждались рюмкой-второй аперитива перед ужином и приятной болтовней.

«Что-то я никого не вижу из вашей шайки. Когда начнется акция?» — нервно спросил полковник ОСС. «А, минут через пять!» — спокойно отвечал Арон Бэнкс.

Мимо шли пешеходы, обнявшиеся парочки, домохозяйки несли сумки с вином, колбасой и другой снедью. В то же время с дюжину человек вдруг поднялись из-за столиков кафе, взяли сумки и портфели и направились неспешным шагом к зданию, где рядом с часовыми прогуливались размалеванные женщины с красноречиво декольтированными бюстами...

Раздался тонкий свист, и тут же из сумок, пакетов и портфелей появились немецкие автоматы — «шмайссеры», под взметнувшимися юбками женщин показались волосатые ноги, а с голов слетели парики...

Часовые даже не успели понять, что происходит, как их скрутили, а штурмующие здание люди разделились на три группы. Основная атакующая команда ворвалась прямиком в здание городского собрания, где располагалась штаб-квартира противника. Группа внешней охраны заняла позиции снаружи здания, а третья группа, вооруженная противотанковыми снарядами, двинулась в одну из боковых улиц.