Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек - Бабаян Роман Георгиевич. Страница 10
И позднее, когда мы уже покинули Багдад, наши коллеги, оставшиеся там, передавали, что оценивать ситуацию в городе им крайне сложно, поскольку они ограничены той информацией, которую могут видеть собственными глазами, – и как раз эта информация оказывалась наиболее достоверной. Просто велась настоящая пропагандистская война, информационная война. Поэтому отличить, где правда, где ложь, было крайне сложно.
Ребята также отмечали парадоксальность такого положения дел, когда два дня назад, когда работало иракское телевидение, по нему транслировали патриотические передачи, передавали патриотические песни, громко заявляли о том, что победа в любом случае останется за иракским народом, и вообще всячески демонстрировали свою решимость умереть, но не сдаться. А уже сегодня все повернулось с ног на голову и американцев встречают цветами.
Я уже упоминал о том, как американский танк выстрелил по отелю «Палестина», где жили журналисты. Это произошло 8 апреля 2003 года, буквально через два часа после того, как наша телегруппа выехала из этой гостиницы.
В «Палестине» погибли сразу три журналиста. Это был чёрный вторник для всего мира прессы. Хотя журналисты погибали и в другие дни. Люди из разных стран, разных компаний, с разными биографиями. Практически все погибшие не были новичками в освещении боевых действий. Но опыт работы в горячих точках не может уберечь от попадания ракеты, бомбы, от подрыва на мине, от шальной пули. Опыт не может уберечь, и когда танк прямой наводкой бьет по гостинице.
В числе убитых был уже упомянутый мной Тарас Процюк, украинский оператор агентства «Рейтер». Его многие знали и любили. Профессионал и человек высокой пробы. Работал почти на всех последних войнах. У Тараса остались жена и восьмилетняя дочь. Друзья вспоминают, что в последнее время Тарас задумывался, не сменить ли работу. Ведь нельзя быть все время в разъездах, да еще в таких. Не сменил, оставшись верным до конца своей профессии. Как и Хосе Кооса, испанский телеоператор. Тоже погиб в результате удара по отелю. Этот обстрел вызвал в мире шок и возмущение. Ведь то, что в Багдаде гостиница «Палестина» – основной дом, офис десятков журналистов, в том числе США и Британии, американцы хорошо знали. Позже командование коалиции заявит, что танк вел ответный огонь. Однако на кадрах телесъёмки видно, что танк стрелял не из-за провокации. Очевидцы говорили, что танк сначала навел орудие на здание отеля. И только спустя 2 минуты выстрелил. В тот же вторник американцы разбомбили багдадский корпункт катарского телеканала «Аль-Джазира», который еще называли арабским CNN, корреспондент Тарик Аюб скончался по дороге в госпиталь. Для журналистов это была действительно очень тяжелая война. И в смысле опасности, и в смысле жесточайшей цензуры. От нее не убереглись даже Фил Донахью и Питер Арнетт, звезды американской тележурналистики. А два португальца, Луис Кастро и Виктор Сильва, которые пробовали работать самостоятельно, и вовсе оказались в камере. Журналистам не давали еды и воды, одного из них избили. Луис Кастро так сказал об американских военных: «Они совершенно ненормальные. Боятся всего, что движется. Сначала стреляют, а потом спрашивают».
Тех, кто погиб в отеле «Палестина», действительно никто не спросил. Просто к штыку приравняли перо. Причем к вражескому штыку. Журналистский мир тогда протестовал. Никто и не ждал, что война окажется легкой прогулкой. Но и того, что по журналистам будут бить из танка прямой наводкой, тоже никто не ожидал.
Нас тогда спрашивали – нужна ли информация, добытая ценой человеческой жизни? Мы отвечали – если мы не будем рассказывать о том, что происходит, никто вообще ничего не узнает. А точка зрения компании CNN, получившей от коалиции эксклюзивные права на освещение хода войны, не могла удовлетворить всех по вполне понятным причинам.
Вот в таких невероятных условиях шла наша работа по освещению войны в Ираке в 2003 году. И мне, конечно же, захотелось осмыслить итоги этой военной операции международной коалиции против одной из крупнейших стран арабского мира. Вернее, не только итоги, но и причины – причём не те, о которых объявляли всему миру, а истинные, глубинные. Ведь это было далеко не первое на иракской земле выяснение политических отношений с помощью оружия. Так и родился мой фильм «Сто дней без Саддама», снятый в середине лета 2003 года, в котором я постарался осмыслить события иракской истории на протяжении примерно четверти века и понять, что же привело эту страну к катастрофе – и может ли эта катастрофа стать точкой отсчёта для нового исторического этапа в жизни Ирака?
Почему я выбрал именно такое название? Потому что, как уже понятно из сказанного мной, по моим наблюдениям жизнь иракцев полностью контролировалась государственной властью, олицетворением которой был Саддам – «Раис», президент, лидер партии и народа, обожествляемый и восхваляемый. И вот его режим пал, а сам он исчез. На тот момент, когда создавался фильм, местонахождение бывшего диктатора было неизвестно – об этом размышляют многие из тех, кто говорит перед нашей камерой. Всё, что происходило в стране, было связано с именем Саддама – и вот его нет (хотя находились ещё люди, которые верили, что он может вернуться). Чем это обернулось для жителей Ирака? На этот вопрос я искал ответ, работая над фильмом.
«Свободы стало слишком много»
Эта фраза звучит в самом начале фильма на фоне съёмки возвращения тысяч иракских беженцев в свою родную страну. Американцы, выполняющие функции пограничников, встречают их словами: «Добро пожаловать в свободный Ирак!» Но возвращающиеся не спешат выражать радость по поводу своего освобождения. На их лицах написана, скорее, озабоченность по поводу своего будущего в стране, где всё перевернулось и ещё не обрело никакой устойчивости. Что нас ждёт – свобода или хаос? Этот вопрос явственно прочитывался на лицах иракцев, направлявшихся домой и не знавших, уцелели ли их дома.
Слово «свобода» в Ираке тогда произносилось на каждом шагу, и нелегко было понять, какой у него привкус – сладкий или горький. Шестиметровую статую Саддама Хусейна на площади Фирдоуси – главной площади Багдада – снесли в первые же дни занятия города американцами и вскоре на её месте установили памятник Свободе. Саму площадь тоже собирались переименовать, дать ей имя Свободы. Этот центральный район иракской столицы летом 2003 года был самым безопасным в городе. За его пределами вашу машину в любой момент могли обстрелять – и не западные оккупанты, а багдадские бандиты, которых вдруг развелось невероятное количество. Пешком же по Багдаду вообще не рекомендовалось передвигаться. Особенно после наступления темноты.
Грабежи, разбои и мародёрство начались практически сразу же после вступления в город войск коалиции – то есть в апреле. Оставшись в одночасье без «железной руки» диктатора, иракцы бросились хватать и тащить всё, на что падал их взгляд. Это касалось и музеев со старинными ценностями и произведениями культуры, и домов богатых горожан, расположенных в элитных кварталах. Американские войска пытались наводить порядок, но без особенного успеха – они были чужими в этой восточной стране и не понимали, что движет её коренными жителями. Захватить столицу практически без боя оказалось для западных политиков и военных гораздо более лёгким делом, чем удержать эту столицу в русле нормальной цивилизованной жизни. По всем направлениям в Ираке наступал губительный хаос.
Хозяева богатых домов, возвращаясь, не надеялись на помощь и защиту оккупационных властей. Они приобретали автоматы Калашникова – благо такое оружие стоило всего пять долларов – и встречали мародёров свинцом. Оружие на тот момент вообще было в свободной продаже на городских рынках. Приобрести можно было абсолютно всё – от новейших автоматов китайского производства до старинных ружей, которыми были вооружены солдаты британских колониальных войск в первой половине XX века. Боеприпасы вовсе продавались на вес, как овощи и фрукты.