Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д - Броневский Владимир Богданович. Страница 13

19 декабря восходящее солнце позлатило светлую лазурь неба; ни одно облако не помрачало ясного свода его. Легкий ветерок едва колебал море, и скоро наступила совершенная тишина. Морская тишина (штиль) для простого путешественника спокойна; но мореплаватель не любит ее потому, что она препятствует успехам его намерений. Три дня у небольшого, пустого и голого камня Аборана томились мы мучительным, беспокойным ожиданием ветра, думая, авось-либо с которой-нибудь стороны он повеет. Каждое облако, каждая пестринка на небе казалась нам предвозвестницей оного; но надежды наши были тщетны: зеркальная поверхность моря пребывала в неподвижной гладкости. После ученья из ружей в цель и примерно у пушек, люди, чтобы не быть в бездействии, иные пели, другие занимались своей работой или ловили рыбу. Юнги [18] едва успевали закидывать уды, как вытаскивали по две и по три рыбы вдруг; на уду же, пустив приманку, плавающую на воде, ловили они чаек. Множество сих морских птиц вились вокруг кораблей, отнимая с криком одна у другой куски хлеба, которые мы им бросали, или дрались за пойманную рыбку, то в беспорядке садились на воду, то вмиг взвивались на воздух. Как день был очень жарок, то людям позволили купаться; для сего спустили шлюпки и у бортов для не умеющих плавать растянули на веревках парусы, на которых мылись они точно так, как в ванне.

Оставя отечество при наступлении осени, в несколько дней перешли мы в южную Англию, где прекрасная погода еще продолжалась; когда же и тут начались дожди и туманы и когда растительная сила природы и там начинала мертветь, то в бурном декабре перенеслись мы в жаркий климат Европы. Там прекраснейшее лето вновь нас встретило. Все творение исполнено было жизни, все цвело, все одето зеленью, и тысячи насекомых шумели в воздухе. И так, не видав снегу, инеев, холода и зимы, не должны ли российские плаватели совершенно быть очарованы? и свежесть воздуха и необычайная теплота не должны ли быть разительны для людей, привыкших жить в суровом севере? Прекрасный день сопровождался еще прекраснейшей ночью, но сии ночи довольно холодные и сырые от падающей росы, вредят здоровью. Скорый переход от жара к холоду производит простуду и скорбут, но, поступая по данным нам наставлениям о сохранении здоровья людей, служители наши не были подвержены сим болезням. Трюм [19] корабля, наиболее зараженный спершимся воздухом, очищался чрез проветривание. Палубы ежедневно окуривались уксусом и порохом. Чистота и опрятность, как корабля, так и экипажа, во всей точности наблюдалась. Более же всего смотрели, чтоб на воздухе с открытой головой и в мокром платье не ложились спать. Недостаток свежей воды, испортившееся мясо и другие провизии умерщвляют людей иногда более, нежели сражение, беспрестанный труд и беспокойство. Вода в бочках, стоящая на низу трюма, особенно в жаркие месяцы, обыкновенно на четвертый день начинает портиться и скоро делается вонючей. Цедильный камень и машина для очищения воды не могут на каждый день для 800 человек приготовить достаточного количества. Все другие средства и изобретения для производства их на корабле найдены вовсе неудобными и не соответствующими своей цели, и посему-то недостаток свежей воды есть главное неудобство морской жизни. Но, переменяя часто воду и имея свежие запасы, мы на кораблях не имеем ни в чем нужды. Благодаря крайнему старанию главнокомандующего о довольстве людей, во все продолжение кампании ни на одном корабле не было тех заразительных болезней, которые происходят от гнилой пищи и подобно кровавой войне свирепствуют между морскими служителями.

После штиля, при тихом восточном ветре 20 декабря ночью, у мыса Гато близ Армии встретились мы с английским флотом из 15 кораблей под начальством вице-адмирала Коллингвуда, от кого уведомились мы, что он идет в Вест-Индию искать Брестскую эскадру, на которой Иероним [20], брат Наполеона, находится. В Карфагене же, блокированной сим флотом, стоят 8 кораблей, из коих три стопушечные. Приняв все меры осторожности и быв в готовности к сражению, с свежим попутным ветром прошли мы Карфагену, 27-го числа подошли к Сардинии, а 29 декабря, лавируя при крепком северном ветре, стали на якорь у Калиари.

Бедная столица короля Сардинского лежит на крутой горе, обнесенной двойной каменной стеной, и окружена низкими местами, солеными озерами и болотами. Внизу города небольшая гавань. Высокие горы, пересекающие весь остров, стоят в некотором расстоянии. К северу видна длинная плотина, отделяющая большое озеро от рейды. Калиарский залив, имеющий направление от юга на север, неудобен в зимнее время по причине жестоких порывов, находящих из-за гор от севера, с моря же не будучи ничем прикрыт, подвергает корабли, на оном стоящие, волнению от юга. Фертоинг, должно становиться, кладя один якорь на северо-запад, другой на северо-восток. Хороший иловатый грунт и глубина от 4 до 18 сажень делают рейд в другое время года довольно безопасным.

Едва заметили в городе наши большие корабли, несколько испачканных лодок или, по крайней мере, не так чистых, какие доселе мы привыкли видеть, наполненных музыкантами и нищими, пришли к кораблям; и те, и другие просили милостыни, одни за поздравление с благополучным прибытием, другие за труды, которые они приняли для умилостивления нас своим шутовским криком и вместе смешными и жалкими кривляньями. Босые ноги, всклокоченные, никогда не чесаные волосы, лохмотье, покрывающее закоптелое от нечистоты тело – словом, вся наружность сих сардинцев приводила в сострадание. Мы должны были выдержать трехдневный карантин, в которое время ездить на берег и сообщаться с стоящими на рейде судами строго было запрещено. Впрочем, все нужное доставляли нам на лодках. Дешевизна плодов нас удивляла: за десять апельсинов платили мы копейку, а за два пуда миндалю – талер.

Карантин кончился, всякий спешил на берег. Выходим на пристань, толпа народа, снявши свои красные колпаки, с почтительным видом следовала за нами. Куда ни оборотимся, чернь приветствовала поклоном. Спрашиваем по-итальянски, где лучший трактир? И множество голосов, доселе позади вполголоса говоривших, вдруг отвечали: «Вот самый лучший!», протянув каждый обе руки и показывая на дом против стоящий. Входим: в темной комнате стоял пошатнувшийся пыльный бильярд, никого нет. Идем во второе жилье, хозяин в засаленном фартуке, с изумленным видом, сорвав с себя колпак, спрашивает, что угодно? торопится, просит садиться, уверяет, что у него трактир самый лучший и что все иностранцы у него только были довольны. Заказав обед, пошли мы в город прогуляться, несколько маклеров предложили нам, не угодно ли что покупать? Наперед хотим видеть город, сказал один из нас. Как прикажете, ваше превосходительство! (так обыкновенно величают здесь иностранцев) и тотчас один из них большими театральными шагами пошел впереди, а другие в почтительном отдалении следовали позади нас.

Прекрасно выстроенные дома с плоскими крышками, обнесенные решеткой, уставленной вазами цветов, составляют разительную противоположность с нечистотой улиц. При первом взгляде на итальянский город, леность, нерадение и подруга их нищета повсюду представляются. На каждом шагу встречали мы нищих, едва покрытых изорванным куском холстины. Они, окружив и преследуя нас неотступно, просили милостыни, уверяя, что уже несколько дней ничего не ели; с уничиженным видом показывали на небо, говоря, что оно только служит им покровом, что они не имеют никакого убежища от суровости погод. И так не благорастворение воздуха и плодородие земли доставляют благоденствие народу. Трудолюбивый норвежец в бесплодной земле достает себе лучшее содержание, нежели ленивый итальянец в стране, облагодетельствованной всеми дарами природы. Нижние ярусы домов заняты лавками ремесленников. Там портной, тут резчик, столяр, кузнец, бочар сидят за работой при открытых окнах и дверях. Итальянец хочет видеть людей и беспрестанно быть на открытом воздухе; оттого-то кажется, они и не брегут о чистоте домов. Из узких промежутков, отделяющих дом от дома, исходит смердящий запах; замаранные стены, отвалившаяся штукатурка, красные пятна по окнам и лестницам, помои, выливаемые из верхних ярусов, мертвые кошки и собаки, истлевшие на улицах – все вместе столько заражает воздух, что мы, заткнув нос платком, спешили взойти на гору в надежде найти там лучший воздух. По ступенькам, высеченным в горе, вошли в крепость, находящуюся на вершине горы внутри города. Здесь показали нам глубокий колодезь, из коего весь город довольствуется свежей водой. Колодезь находится внутри здания, покрытого столь толстым сводом, что кажется, бомбою пробить его не можно. Крепостные стены с сухопутной стороны неисправны, с моря же бастионы вооружены тяжелой артиллерией. Впрочем, Калиари лежит на высоте, обороняющей окрестности, и посему долго может сопротивляться.