«Крестный отец» Штирлица - Просветов Иван Валерьевич. Страница 17
Глава 5.
«ПОДТЯНУТ, ХОЛОДЕН, ВЕЧНО ЗАНЯТ…»
Служащие посольства долго обсуждали трагичный случай. Капитан Танака Ватару, помощник военного атташе Хата, покончил жизнь самоубийством. Говорят, сделал сэппуку. Никаких разъяснений сверху не последовало. Подробности знали лишь посол и атташе. Но истинная подоплека самоубийства даже им не была известна.
«Я заставлял намеченных японцев идти на вербовку, располагая на них материалами, — говорил Роман Ким на доследовании в 1940 году, пытаясь показать, не раскрывая подробностей секретных операций, что он действительно вел контрразведывательную работу. — “Болтун” был завербован в результате компрометационной комбинации. В процессе этой комбинации одно японское официальное лицо даже распороло себе живот…» Официальным лицом был Танака. В отношении помощника военного атташе, признавал Ким, комбинация оказалась «неудачной», зато «“Болтун” дал нам один материал чрезвычайной важности…» {118}, [15] Как говорится, ничего личного. Только служба. Государственные интересы.
История с Танакой относится ко второй половине 1933 года. Неизвестно, когда Ким принял и начал расширять агентурную сеть, в том числе проводить вербовки среди японцев. Вероятнее всего, в 1932 году, когда из секретных сотрудников перешел в так называемый гласный аппарат ОПТУ в звании оперуполномоченного.
Имена или клички своих агенток он называл на допросах, давая некоторым краткие характеристики: София Шварц — «вертелась около Касахара», Броннер — сожительница Ямаока (помощник военного атташе в 1930–1932 годах), Чернелевская — сожительница Огата (третий секретарь японского посольства), Дудунашвили — сожительница офицера-стажера, «Высоцкая», «0–36», «Амазонка» — «сожительствовала с офицерами Таяси и Юхаси, работала не дисциплинированно, знакомства заводила по своей инициативе», «Мимоза» — хозяйка квартиры, где жил Танака. «Рис» — среди японцев работала три-четыре года, «сожительствовала с несколькими чинами японского атташата, по своей инициативе сошлась с Кобаяси» {119}.
Корреспондент «Токио Ничи-ничи» Кобаяси Хидео, похоже, сам был агентом под прикрытием. Часто контактировал с военным атташе, посольство предоставило ему автомобиль с шофером. Собираясь уезжать из СССР, Кобаяси взялся переправить через границу свою возлюбленную Надю и ее мать Марию Вегенер, переводчицу посольства (была ли именно она агентом «Рис» — нет никаких намеков). Женщин спрятали в больших кофрах, вывезли из посольства и «погрузили» на поезд, идущий в Польшу. Кобаяси сопровождал атташе Кацуми. Всю компанию перехватили 26 декабря 1935 года на станции Негорелое к юго-западу от Минска — накануне начальник погранотряда получил ориентировку из Москвы. Что странно, попытка побега за границу (ст. 58.1а УК РСФСР, минимальное наказание — лишение свободы на 10 лет) обошлась Марии и Надежде Вегенер тремя годами ссылки. Мария умерла в Воронеже, дальнейшая судьба ее дочери неясна {120}. А японские кофры попали в экспозицию Центрального пограничного музея как «чемоданы, в которых пытались вывезти шпионок из СССР».
Подполковник Хата подозревал, что ОПТУ ищет подходы к посольству и атташату с помощью женской агентуры. По возвращении в Японию весной 1935 года он написал инструкцию для военных разведчиков. Хата предостерегал от чрезмерной увлеченности русскими женщинами и рекомендовал — чтобы не влюбиться и под воздействием страсти не раскрыть какие-либо секреты, нужно иметь не одну, а нескольких русских любовниц {121}.
«Я проводил немало вербовок [японцев] в результате агентурных комбинаций», — рассказывал Ким. О вербовках на идейной или корыстной основе не могло быть и речи. Значит, компрометация, шантаж или компромисс, завязанный на чем-то личном. Так, в Ленинграде Ким завербовал капитана Адачи — «стажера по языку» {122}. [16]
В 1935 году Япония и СССР договорились об обмене офицерами-стажерами с целью изучения русского и японского языков. Весной с Москву прибыли первые четыре стажера, среди них — Адачи Хисаси, выпускник Военной академии Генштаба Японии. Некоторое время спустя Адачи оказался в Ленинграде, где у капитана случился роман с переводчицей Марией Теремовской. Было ли это знакомство агентурной комбинацией? Не берусь утверждать. Но стажировка Адачи затянулась. В январе 1937 года у него родился сын — Таро (Анатолий). Адачи официально подтвердил отцовство. В июле 1938 года, с началом японо-советского конфликта у озера Хасан, капитана отозвали в Токио. Марию с сыном соглашались отпустить с ним, но не давали разрешение на выезд ее дочери от первого брака, и Теремовская осталась в СССР {123}. [17]
Насчет одной комбинации Ким протестовал. Начальник 6-го отделения Николаев-Рамберг (чекист с правильной биографией, но скорее функционер, чем контрразведчик) через агентов «Салтыкову» и «Петра Константиновича» наметил вербовку корреспондента телеграфного агентства «Симбун Ренго» Оокаты. «Судя по агентурным данным, [Ооката] все время изображал из себя рьяного советофила, то есть сам лез на вербовку», к тому же имелись сведения, что он работал в Харбине в аппарате Южно-Маньчжурской железной дороги, причем в осведомительном отделе — «то есть кадровый разведчик». «Однако Николаев-Рамберг не считался с моими советами, сам подготовил и провел вербовку.
Когда я, побывав на явке, заявил Николаеву-Рамбергу, что Ооката не вызывает доверия, Николаев-Рамберг предложил мне с Ооката больше не встречаться…» {124}
Совместно с Михаилом Горбом, заместителем начальника Особого отдела, Ким завербовал капитан-лейтенанта Инаиси из морского атташата. По всей вероятности, Инаиси проходил в отчетах под кличкой «Адмирал». С ним работали недолго, «Адмирал» не дал «ничего особо ценного, кроме нескольких донесений». Ким также «разрабатывал связи» коммерческого атташе Каватани, с которым познакомился, когда служил секретарем у Отакэ. К этому атташе был приставлен агент — учительница русского языка. В 1936 году Каватани заменил Танаку Косаку (должность коммерческого атташе в Москве он занимал до начала 1940-х). И на этот раз Киму фантастически повезло — Танаку он знал с 1921 года, когда тот учился в Токийском коммерческом институте и служил секретарем у Сугиуры Рюкичи. Бывший опекун Кима по делам приезжал во Владивосток, Роман Николаевич «мельком виделся» с ним, но несколько раз встречался с Танакой {125}.
Наибольшим же успехом Кима можно считать вербовку весной 1936 года майора Мидзуно Кейзо — секретаря военного атташе. «“Майор” дал нам дважды материалы бесспорной ценности». Мидзуно «зацепили» крепко. Уезжая в мае в Польшу (известно, что Мидзуно стажировался в 58-м Великопольском пехотном полку), майор обещал продолжать давать информацию. В сентябре 1936 года Ким выехал на явку на нейтральной территории — в Праге. В столице Чехословакии он пробыл десять дней, дважды встречался с Мидзуно в отеле «Terminus» (ныне «King David Prague») и получил «письменную информацию о расположении разведывательных пунктов японской разведки на Западе». Связь с Мидзуно, служившим уже в Военном министерстве Японии, к моменту ареста Кима была прекращена {126}. [18]