Архон - Фишер Кэтрин. Страница 30

Орфет взревел и забарахтался, ища опору. Алексос завопил:

— Не трожь его! Он не ведает, что творит!

Среди высоких солнечных цветов продолжалась схватка не на жизнь, а на смерть. Орфет был слишком силен для своего противника; раскрасневшись от ярости, он вырвался, широченными ладонями схватил Шакала за плечи, ударил кулаком раз, другой, третий. Глаза ему застилала слепая жажда возмездия.

Сетис ахнул.

— Что стряслось?

— Этот дурак хотел украсть нашу воду. Отойди подальше. — Лис толкнул Архона к Сетису, а сам, гибкий и настороженный, двинулся к дерущимся. В обеих руках у него сверкали ножи.

— Они его убьют. — Алексос побелел как полотно, его глаза расширились от ужаса. — Сетис, не дай им расправиться с ним.

Сетис неуверенно зачерпнул обеими руками по пригоршне сухих цветов. Он все-таки писец. А писцы не умеют драться. Но его уже с головой захлестнула пьянящая, неистовая злость, и в тот миг, когда Шакал пошатнулся, а Лис бросился на Орфета, он тоже ринулся в бой, даже не понимая, с кем он дерется. Им владело только одно желание: бить, бить и бить, нападать, разить. Он схватил толстяка за руку, выкрутил ее; Орфет взвыл и с легкостью стряхнул его. Сетис рухнул спиной в упругую стену цветочных стеблей, и у него перехватило дыхание. Он поднялся на ноги, увидел, как кинжал Лиса сверкнул в воздухе и погрузился в песок в дюйме от глаз Орфета. Музыкант лежал на земле, а Шакал, избитый и измученный, зашел сзади и с силой наступил ему на руку, опустился на колени, придавил всей тяжестью. Грабитель поднял глаза, они горели желтым кошачьим огнем.

— Убей его! — прорычал он Лису.

— НЕТ!

Казалось, этот крик издала сама пустыня. Оглушительный, как буря, он донесся ниоткуда — и отовсюду.

Содрогнулась земля, стронулись с мест и покатились валуны.

Алексос широко раскинул руки.

— Я этого не допущу.

Все взоры устремились на мальчика. Он был бледен от ярости.

— Я просил вас: дайте мне поговорить со Львом. Лев здесь, мы идем по его спине. Лев внутри вас! Его гнев — это ваш гнев. Имой тоже.

От его ног широкими кругами расходились волны увядания. Цветы поникали и гибли один за другим, их короткий век подошел к концу. Они медленно засыхали, скручивались, склонялись к земле, рассыпались в прах. А под их жалкими останками иссохшая почва пустыни кипела жизнью: среди песка сновали жуки и крысы, скорпионы и муравьи, мелкие юркие ящерки и суетливые пауки, выросшие а, о гигантских размеров. Они жадно питались семенами и пожирали друг друга, неистово убивали всех, кто попадался им на пути.

Алексос повернул к востоку, в ту сторону, откуда они пришли, и прошептал:

— Позволь им увидеть тебя.

И как только завяли миллионы цветов, Сетис увидел Льва. Тот был огромен: исполинские лапы как горные отроги, туловище будто склоны ущелья. Гигантская, выступающая вперед скала повернулась и оказалась его головой, на морде щетинились густые усы, глаза сияли янтарным огнем, черные зрачки покрылись трещинами, и чем дольше в них смотреть, тем шире они становились.

В наступившей тишине раздавались лишь тихий топот проворных лапок, шелест опадающих лепестков, дыхание Орфета да приглушенные ругательства Лиса.

Лев смотрел на них. Его хвост подергивался. Он заговорил, и голос его был похож на шорох гравия под ногами путников.

— Они покрыли позором мой облик и вмешались в твое путешествие. За это я их сожру.

— Они просят прощения, — тихо молвил Алексос. И продолжил: — Я постараюсь, чтобы впредь они были внимательнее. Чтобы оказывали честь знакам пустыни. — Он выступил вперед, мальчик в грязной белой тунике, и остановился передо Львом. Лапа зверя вздымалась выше его головы, сверкали когти. — Обещаю тебе это, потому что я Архон, а они всего лишь люди. Им ничто не ведомо. Даже о тебе они не знают.

Лев разинул пасть и зарычал. А может, случился обвал в горах. Последние лучи заходящего солнца озарили склоны гор.

И в тот же миг солнце опустилось за Лунные горы, и лев исчез.

Слоны вышагивали длинной вереницей, каждый держался за хвост впередиидущего. Они спускались в море, и вокруг могучих ног клубилась белая пена. Над ними в изумлении кричали чайки. Животные окатывали друг друга соленой водой, а погонщики скребли им спины длинными щетками. На мелководье, осмотрительно держась поодаль, с гиканьем резвились мальчишки из Порта, и лодки, пришвартованные у берега, покачивались в потревоженных волнах, туго натянутые снасти то погружались в морскую пену, то выныривали, истекая водой.

Крисса отодвинулась поглубже в тень и сказала:

— Интересно, они могут пить через эти свои хоботы? Я слыхала, это у них всего лишь носы?

Мирани облокотилась о белую балюстраду и взглянула вниз.

— Наверно.

Она смотрела не на слонов. Далеко за ними, у горизонта, в море виднелись купеческие суда. Еще несколько таких же кораблей, целая флотилия, без движения покачивались посреди гавани. Должно быть, они уже получили приказ от Императора. Там что-то затевалось: по палубам сновали моряки, поспешно поднимая паруса. Неужели они уходят домой?

— Да, они и впрямь через них пьют. — Крисса потрогала собственный курносый носик. — Какой ужас.

— Крисса, прекрати, ради бога! — сверкнула глазами Мирани. — Тебе что, больше заняться нечем?

Блондинка пожала плечами.

— Я уже искупалась в бассейне, позавтракала и накрасила ногти на ногах. Что мне еще делать? — Вдруг она насторожилась и придвинулась к Мирани. — А что? Что-то назревает? Ты получала вести от Архона?

— Нет, — торопливо ответила Мирани.

— Даже через Оракул?

В голосе Криссы слышалось странное самодовольство. Мирани бросила на нее раздраженный взгляд.

— Даже через Оракул.

— Какая жалость. А я получала.

Мирани резко обернулась.

— Что? — на миг ей пришло в голову, будто Бог говорил с Криссой. Ее пронзил болезненный, острый, как задержанный вдох, укол ревности. А потом подумалось: почему бы ему и не поговорить с этой девчонкой?

— Это было вчера. — Крисса уселась на белую мраморную скамью и расправила платье. — После Утреннего Ритуала. Ты с этой задавакой Ретией ушла, а я осталась последняя. Ты помнишь, к нам, как обычно, приходили паломники. Богатые, со щедрыми дарами. Я прошла мимо них, и вдруг одна женщина остановила меня и сказала: «Госпожа!»

Девушка взмахнула ресницами, поймала на себе внимательный взгляд Мирани и улыбнулась.

— Я сказала: «Да?» — и она огляделась по сторонам, как будто хотела убедиться, что нас не подслушивают. Женщина из пустыни, настоящая красавица, Мирани, волосы блестящие, губы алые. Интересно, чем они их мажут?

— Понятия не имею. — Мирани приблизилась и нависла над ней.

— Да, на рынке таких снадобий не купить. Впрочем, с ней были другие женщины, так что особа, видать, знатная. Она сказала: «Ты Носительница Бога, верно?» Не знаю, с чего она это взяла. Наверное, кто-то указал ей на меня и ошибся. Немудрено с этими-то масками… Словом, я ответила: «Да».

— Крисса! — Мирани взвилась от ярости. — Что ты наделала?

Ее взгляд наткнулся на невозмутимые голубые глаза.

— А что я такого сделала? Оказала тебе услугу, Мирани. Потому что если бы я не взяла записку, она попала бы в лапы к Гермии.

— Какую записку?!

Кричать на нее было бесполезно. Мирани взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и с ледяным спокойствием, не предвещавшим ничего хорошего, повторила:

— Какую записку?

Крисса улыбнулась.

— Ну, я же тебе рассказываю. Мне пришлось ее спрятать. Та женщина, она выпростала руку из-под платья — сколько же на ней серебряных браслетов! — и протянула мне письмо. «Он велел отдать только тебе», — сказала она. И голос у нее был ужасно испуганный. Вот я и взяла. На письме была печать. Я ответила: «Спасибо», — а она сказала: «Передай ему, передай Архону, что он сотворил чудо. Мы с Харедом счастливы». И в глазах у нее были слезы. Мирани, я не знаю, кто такой Харед.