Жуков. Портрет на фоне эпохи - Отхмезури Лаша. Страница 20

В качестве народного комиссара по военным делам Троцкий проделал огромную работу, которая в конечном счете принесла его лагерю победу в Гражданской войне после трех с половиной лет сражений. Этой победой большевики были обязаны не столько военным талантам своих полководцев, сколько политическим ошибкам и разобщенности своих политических противников, а также своей способности привлечь на свою сторону крестьянские массы и самопожертвованию членов партии, преданных идее. Перед наркомом Троцким стояло бесчисленное множество проблем: хаос в управлении, внутренние свары в большевистском руководстве, беспрецедентный экономический кризис в стране, сжимавшееся вокруг Советской республики кольцо фронтов.

В организационном плане Красная армия с первых дней существования оказалась под двойной, бюрократической и политической, опекой со стороны правительства, Советов и партии. Переплетение компетенций распутать было невозможно, и Троцкий удерживал управление только за счет расширения собственных полномочий. Этот управленческий хаос, возникший из-за страха власти перед возможностью военного переворота, способствовавший беспорядку, безответственности и неэффективности, подогревался борьбой личных амбиций и различных теорий.

Эта новая армия, в которую вступил Жуков, была, очевидно, первой в истории армией, напрямую контролируемой политической партией. Она была создана для защиты власти этой партии, и это является одним из двух ключей к пониманию ее сути. Другим ключом является существовавшее внутри ее и в душе каждого офицера противоречие между безоговорочным подчинением партии и профессиональной компетентностью. Только разобравшись в двух этих моментах, читатель сможет понять и судьбу Жукова, и всю сумбурную историю РККА, большую чистку 1937–1938 годов и катастрофический разгром лета – осени 1941 года.

Первоначально набор и служебный рост в РККА были обусловлены преданностью делу партии, хотя партийные ценности и цели не совпадали с армейскими. Само понятие военного профессионализма находилось у властей под подозрением. Этому можно найти лишь одно объяснение: страх, что верность армии перевесит верность партии. Жуков узнает это, дважды заплатив за постижение этой истины карьерой. Он более, чем любой другой советский военачальник, будет разрываться между своим долгом перед партией – а Жуков всегда останется коммунистом – и долгом перед армией, перед ее ценностями, ее нуждами, ее репутацией.

К тому моменту, когда Жуков 1 октября 1918 года вступил в РККА, Троцкий уже принял самые важные решения. Была восстановлена дисциплина, отменена выборность командиров – по крайней мере, теоретически, распущены солдатские комитеты, восстановлены смертная казнь и военные трибуналы. Командир вплоть до батальонного уровня располагает всей полной власти. До дивизионного он разделял ее с комиссаром. В армиях и фронтах власть разделена между командующим, его начальником штаба и комиссаром; эта тройка образовывала Революционный военный совет (РВС).

Вместо того чтобы назначать на командные должности политически лояльных, но совершенно некомпетентных в военном деле рабочих и беднейших крестьян, Троцкий широко открыл двери в Красную армию для бывших царских офицеров, получивших название военспецов (военных специалистов), и, постепенно, для всех крестьян, исключая кулаков. Первые поставят на службу делу свои профессиональные навыки, вторые станут пушечным мясом. Численность РККА быстро росла: 650 000 человек к моменту вступления в нее Жукова, более миллиона к Рождеству 1918 года, 3 миллиона в 1919 году. В 1920 году она достигает своего исторического максимума до Великой Отечественной войны – 5,5 миллиона военнослужащих. Тем не менее эти цифры не должны вводить нас в заблуждение: каждый год из Красной армии дезертировали сотни тысяч человек, а две трети оставшихся не занимались ничем иным, кроме поисков продовольствия, снаряжения и новобранцев. На стороне красных никогда не сражалось одновременно более 700 000 бойцов, на стороне белых – на треть меньше. Историк Орландо Фиджес [77] доказал, что Красная армия была слишком многочисленной. Российская экономика не могла прокормить, вооружить и обучить такую массу людей, из-за чего периодически происходили массовые дезертирства голодных людей.

Кавалерист, засидевшийся в казарме

Большинство этих проблем так или иначе отразилось на судьбе Жукова. Период с весны 1918 года по конец осени 1919-го является одним из самых темных в его биографии. Хронологические ориентиры отсутствуют, и единственным источником информации остаются «Воспоминания». А источник этот удручающе скуден. На дюжине страниц, на которых маршал излагает общую историю Гражданской войны, он указывает всего две даты, относящиеся лично к нему: 1 марта 1919 года и начало июня 1919-го. Первая – время его вступления в партию, вторая – его первый бой с белоказаками за станцию Шипово, недалеко от Уральска, на границе современных Казахстана и российского Урала. То есть между поступлением Жукова в Красную армию и началом боевых действий полка, в котором он служил, прошло восемь месяцев.

Одним из немногочисленных источников, позволяющих хотя бы частично реконструировать данный период в жизни Жукова, является история соединения, в котором он служил: Московской кавалерийской дивизии. Приказ о ее формировании был издан Высшим военным советом 19 июня 1918 года. Ядром стали добровольцы – военнослужащие бывшей 2-й кавалерийской дивизии императорской армии. К моменту вступления в нее Жукова в октябре 1918 года она получила свое новое название: Московская кавалерийская дивизия.

Соединение включало четыре полка. 1-й был быстро отправлен на фронт. 2-й в ноябре переведен в Тамбов для подавления крестьянского восстания. 3-й, сформированный в Калуге, был в феврале 1919 года переведен в Кирсанов, в богатый зерновой район близ Тамбова, где его легче было прокормить. 4-й полк, в котором служил Жуков, был создан из остатков 4-й кавалерийской дивизии царской армии 10 октября 1918 года и размещался в Октябрьских казармах у печально знаменитого Ходынского поля. Жуков находился в новой советской столице в течение почти восьми месяцев, притом что Троцкий повсюду искал солдат для пополнения армии. Чем объяснить столь продолжительный период пассивности?

Причин много. Первая – трудность с обеспечением конницы снаряжением, оружием и, главное, конями. Традиционно армия получала лошадей из южных степей европейской части России, Сибири и предгорий Кавказа, а все эти районы в тот момент находились под контролем белых. Наркомат по военным делам буквально нищенствовал: не было ни обмундирования, ни сапог, ни ботинок; разбегавшиеся в 1917 году солдаты разграбили склады и унесли с собой все, что можно. По приблизительным подсчетам до 60 % бойцов Красной армии ходили в гражданских обносках [78]. Троцкий привозил на своем личном поезде обувь и буханки хлеба колеблющимся частям, чтобы побудить их идти в атаку. От запасов продовольствия зависят и численность личного состава, и его готовность сражаться. А продовольственный паек тогда опустился до крайне низкого уровня: 400 граммов хлеба в день в январе 1918 года – до уровня конца 1916 года; такая ситуация с продовольствием стала непосредственным поводом к февральскому бунту 1917 года в Петрограде. Жуков подтверждает: «Помню момент выгрузки на станции Ершов. Изголодавшиеся в Москве красноармейцы прямо из вагонов ринулись на базары, скупили там караваи хлеба и тут же начали их уничтожать, да так, что многие заболели. В Москве-то ведь получали четверть фунта плохого хлеба да щи с кониной или воблой» [79]. В результате каждую ночь из воинских частей исчезали люди, возвращавшиеся к себе в деревни или сбивавшиеся в банды, промышлявшие грабежами.

Вторая причина задержки Жукова в Москве – практически полное отсутствие в красной кавалерии офицеров. Все они – на две трети казаки, на треть русские и прибалтийские дворяне, за буквально единичными исключениями,  – перешли на сторону белых. Советские руководители не должны этому удивляться, ведь кавалерия считалась у них самым консервативным родом войск. Поэтому командный состав набирался из бывших пехотных офицеров, которым самим приходилось учиться, и из бывших унтер-офицеров, вроде Жукова. Следует отметить, что, поскольку старые чины в Красной армии были отменены, Жуков из младшего унтер-офицера превратился в рядового красноармейца (слово «солдат» в РККА было под запретом). Но через несколько недель, благодаря своей компетентности и авторитету, он занял пост командира отделения (10 человек), что примерно соответствовало его прежнему званию. Наконец, еще одна, последняя, но немаловажная причина затянувшегося пребывания дивизии в Москве: новая власть не считала формирование кавалерийских частей приоритетной задачей. В Первой мировой войне кавалерия царской армии не совершила ничего выдающегося, и это как будто подтверждало мнение Троцкого о ней как «третьестепенном» роде войск [80]. Это было страшным заблуждением, и он поймет свою ошибку только в сентябре 1919 года, когда бросит знаменитый лозунг: «Пролетарий, на коня!»