Путешествие на край комнаты - Фишер Тибор. Страница 13

— У меня есть своя команда, и иногда я еще нанимаю людей со стороны, если мне нужен определенный типаж. Для вашего случая: большая компания, роскошный офис, явная страсть к показухе, — лучше всего подойдет Уилф. Если я заявлюсь туда сам и скажу, что мне надо поговорить насчет одного маленького недоразумения, и не подскажете ли, к кому мне обратиться, то я целый день проведу в приемной за увлекательным созерцанием рыбок в аквариуме, а если мне и удастся с кем-нибудь поговорить, меня сразу пошлют подальше, а если я буду настаивать, они позовут охрану со всеми вытекающими последствиями.

Но если туда пойдет Уилф, это будет уже совершенно другой коленкор. Уилф — театральный актер на пенсии. Стоит лишь на него посмотреть, и сразу хочется вызвать «скорую». Даже когда он не играет, вид у него все равно убийственный: худой, изможденный, трясущийся восьмидесятилетний старик. А теперь представьте картину: вот такое вот чудо в бедненькой и вонючей пенсионерской одежке входит в их навороченный офис — еле-еле идет, опираясь на костыли, и натужно кряхтит.

Девушка в приемной наблюдает за тем, как он полчаса тащится от дверей к ее стойке, отдуваясь на каждом шагу и закатывая глаза. Потом он говорит: «Доброе утро. Мне жутко жаль, что приходится отнимать у вас время, я понимаю, как вы тут все заняты, но ваша компания должна моей внучке деньги». И — всё. Что бы компания теперь ни делала, они попали. Им уже не отвертеться. Самое лучшее, что они могут сделать, это выписать чек немедленно. Уилф, когда он в ударе, это чума. Если с ним просто не разговаривают, он тихо всхлипывает и пускает слезу, а в особенно тяжких случаях может и напрудить в штаны. Если его выгоняют на улицу, он бьется в истерике. Если они вызывают полицию… полиция берет его сторону. «Прошу прощения. Я ненавижу докучать людям, тем более когда они занимаются делом. Но моя внучка…» Я помню всего один случай, когда выступление Уилфа не возымело воздействия сразу. Тамошнее руководство держалось неделю. Уилф тогда превзошел сам себя. И в конце концов они сдались.

Одли дает мне свою визитку. Да, я, пожалуй, воспользуюсь его услугами. Он улыбается:

— Я, наверное, рискую вас рассердить, но я все-таки должен спросить: вы точно сделали ту работу, за которую выставили им счет?

— В каком смысле?

— У меня есть приятель, Фил. Он живет на поддельных счетах. Рассылает счета по различным компаниям, и случается, что компании платят. По словам Фила, такие аферы лучше всего проворачивать с большими компаниями, и счет должен быть на достаточно крупную сумму — иначе какой смысл возиться? — но все-таки не настолько крупную, чтобы бухгалтеры обратили на нее внимание. Ты посылаешь в компанию счет за оказанные услуги, не особо вдаваясь в подробности, что это за услуги — так, в общих чертах. По большей части компании просто не обращают внимания на эти счета, но если кто-то заплатит — тебе уже хватит. Фил живет очень неплохо, но он почти не выходит из дома: целыми днями «штампует» счета. Я как-то тоже решил попробовать, но потом подумал, что мне это не подойдет. Я не могу сидеть дома. Мне нужно общаться с людьми.

Мне понравилась эта мысль. Ну, насчет поддельных счетов. Семь лет назад у меня обокрали квартиру. На самом деле ничего ценного воры не взяли: так, что-то по мелочи, — но они разворотили входную дверь, а она была не из дешевых. Понятно, что я не могла бегать по магазинам в поисках новой двери, когда у меня не было вообще никакой двери. Страховая компания ничего мне не выплатила, так что мне пришлось менять дверь за свой счет, а у меня тогда было туго с деньгами. Это кое-чему меня научило, и когда меня обокрали во второй раз, года через два после первого случая, я записала в своем заявлении несколько ценных вещей — выдуманных вещей, которые у меня якобы украли. Не ради наживы, а чтобы возместить расходы, когда страховая компания опять меня кинет. Они промурыжили меня почти полгода, но в конце концов выплатили компенсацию за утерю выдуманного имущества. Кстати, за то, что у меня украли на самом деле, я не получила ни пенса.

Сейчас у меня вообще нет страховки. Мне она не нужна. Все, что могут украсть у меня из квартиры, можно легко заменить. В этом смысле мне повезло. У многих такой возможности просто нет. А если случится пожар и все, что в квартире, сгорит дотла, никакие деньги не возместят мне потери любимых туфель и всяких миленьких безделушек, и давайте смотреть правде в глаза: страховая компания все равно ничего не выплатит. Потому что они никогда не платят. И меня, знаете ли, греет мысль, что моих денежек им не видать.

— Спасибо за кофе, — говорит Одли и указывает на дешевенькую шариковую ручку, которая предположительно должна пробуждать чувство вины — ее прислали в качестве подарка из какого-то благотворительного фонда одному из бывших жильцов, который переехал лет пять назад, а я ее выкинула в мусорную корзину. — Вы собираетесь ее выбросить?

— Да.

— То есть вам она не нужна. Тогда можно я ее украду?

— Берите, конечно.

— Нет. Мне нужно ее украсть. Вы не против?

— Да ради бога.

Одли убирает ручку в карман.

— Когда мой отец умирал… вообще-то он умирал регулярно. Раз двадцать как минимум. Но когда он умирал уже по-настоящему, он собрал всех своих сыновей. Нас у него семеро. Так вот, он собрал нас всех и сказал: «Мальчики. Мы живем в страшном мире. Это дикие джунгли, где каждый готов сожрать каждого. Вы, может быть, думаете, что вы знаете все в этой жизни, но ничего вы не знаете. Ничегошеньки. А я знаю, чем кончат многие из вас; вы будете красть из церквей, изменять своим любимым; пойдете под суд по обвинению в убийстве, займетесь каннибализмом, станете скрываться от правосудия и разыгрывать свою собственную смерть; вы будете делать невообразимые вещи с применением салатного майонеза с другими парнями в тюрьме, просто чтобы убить время, — потому что такова жизнь. Я хочу вам сказать, ребята: я горжусь всеми вами и всегда буду гордиться, куда бы я там ни попал после смерти. Вы — хорошие мальчики. Но хорошенько запомните, чего никогда не должны делать мои сыновья. Никогда не работайте на страховую компанию. Никогда не работайте в органах местной власти. А в Лондон ездите только за тем, чтобы кого-то избить или что-то украсть». Так что, когда я бываю в Лондоне, я стараюсь всегда что-нибудь украсть. В память о папе.

— А кого-то избить?

— Нет. Теперь уже — нет.

Я провожаю его до пляжа. Он вдруг резко сгибает правую ногу и пинает себя по заднице каблуком.

— Не обращайте внимания, — говорит. — Это нервный тик.

Ему явно нужен совет насчет хорошей спортивной обуви, но это может подождать до другого раза.

Мне позвонили по поводу пропавшего чека. Звонила какая-то Вэл — раньше мы с ней не общались. На днях я отправила им очередное возмущенное письмо, но я, честно сказать, не рассчитывала на ответ, и меня удивило, что они потрудились мне перезвонить.

— Мы тут проверили насчет ваших денег, — говорит эта Вэл. К чему такое вступление? Почему не сказать просто: мы послали вам чек. Просим прощения за задержку. — Понимаете, ваши деньги были отправлены Марсии Ист.

— Какой Марсии Ист?

— Я не знаю.

— Я тоже не знаю никакой Марсии Ист. В жизни не слышала ни о какой Марсии Ист. Почему вы отправили мои деньги кому-то другому?

— Видимо, произошла ошибка.

— Так вы пришлете мне деньги?

— Непременно пришлем. Как только Марсия Ист перешлет их назад.

— Подождите минуточку. Вы отправили мои деньги неизвестно кому, и я еще должна ждать, пока вы не получите их назад?

— Да. Но мы с нее обязательно стребуем эти деньги. Это не займет много времени.

Я даже не знаю, что на это ответить.

Я все раздумываю над предложением Одли. Скорее всего я воспользуюсь его услугами. Прежде всего потому, что могу себе это позволить. И дело даже не в том, чтобы взыскать наконец этот долг. Просто надо же хоть как-то развлечься. Я уже поняла: Одли и Гарба во многом похожи. Одли тоже любит все необычное. И его не ломает пройти пару лишних миль. За дополнительную плату, конечно. Но это вполне справедливо.