Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Палицын Федор Федорович. Страница 26
Немецкий ответ на этот пункт, с точки зрения государственного права, и принимая во внимание пункты I и II Петроградской декларации, правилен. Вопрос идет о мире воюющих, а потому пункт III, как забегающий вперед, не уместен.
IV. На территории занятой несколькими национальностями права меньшинства должны охраняться специальными законами, обеспечивающих этим национальностям их национальную автономию, и если политические условия позволят их административную автономию.
IV. Посему, ни согласно заявлению, государственных людей Четверного Союза, покровительство прав народов, составляет неотъемлемую часть прав народов, согласно распоряжаться своей судьбой.
Что это значит? У нас, например, есть области, где живут русские, чехи, немцы, татары. Союзники повсюду придерживаются этих начал, насколько это им представляется практически применимым. Статья IV – есть развитие статьи III, и ответ на нее представителей Четверного Союза отрицательный.
Таков характер и значение IV пункта. Таков же ответ. Но будут ли у немцев практические последствия переговоров, соответственно их постановлениям, в этом следует сомневаться. Винить за неумелую редакцию составлявших Петроградскую декларацию нельзя. Они впервые, надо думать, прикоснулись к этому делу и интересы государственные их не соблазняли.
V. Никто из воюющих не заплатит другому контрибуции, а таковые, уже заплаченные под видом расходов войны, будут возмещены. Что касается возмещения убытков лиц жертв войны, то таковые будут сделаны средствами специального фонда, создаваемого пропорционально взносами всех воюющих.
V. Союзные державы неоднократно указывали на возможность взаимно отказаться не только от возмещения расходов войны, но также и от возмещения разорения, понесенного от войны. Следовательно, каждая воюющая держава покроет только расходы, вызванные их гражданами, находящимися в плену и убытки, произведенные на его собственной земле действиями противника правам народов, частным гражданам противника.
Возможно, перевод с немецкого в газете не точен. Точный смысл не схватывается. Во всяком случае, немецкая декларация, хотя и уклончиво, но говорит о возможности взаимного отказа от возмещения убытков.
VI. Колониальные вопросы будут разрешены, согласно ст. ст. 1, 2, 3 и 4. Но русская делегация предлагает дополнить их пунктом, признающим неприемлемым всякое ограничение, хотя бы косвенное свободы народностей более сильными, как например бойкот или экономическое подчинение какой-либо страны другой страной, путем принудительного торгового договора или отдельным таможенным соглашением, ограничивающим свободу торговли третьей страны, или невоенная морская блокада.
VI. Из 4-х союзников, только Германия имеет колонии. По этому поводу германская делегация объявляет, в полном согласии с русским предложением, что восстановление колоний, отнятых силой во время войны, составляет главную часть немецких требований. Всякое отдельное рассмотрение принципа свободного применения права народов располагать своей судьбой неприменимо здесь в условиях предложенных русской делегацией.
Колониальный вопрос задел немцев за живое, о нем они написали столько жалостливых слов, сколько не писали во всей декларации. Тронули ли они этим наших делегатов?
Более того, сюда же они поместили более определенный ответ на I пункт, ибо это им выгодно. «Русские требования, о немедленной эвакуации, занятых врагами земель, отвечают немецким намерениям». Еще бы, задеты немецкие интересы. Отделив от колоний экономические условия, германцы развивают их московскими словами.
Но где же, спрашивается, базы для будущего мира после борьбы, которая длится почти 3½ года, и нарушила государственную и экономическую жизнь почти всего мира.
Германия готова говорить о мире, но согласна ли она заключить его? По важнейшим вопросам она высказала лишь академический взгляд на возможность вести переговоры, не предъявляя требования силой захватить чужую территорию и не предъявляя требования возмещения военных убытков. В то же время требует передачу колоний и очищение их от неприятельских войск. Сама ничего не даст, но оставляет себе открытые двери для многого.
Но что же хотели наши, прежде всего для себя, а затем для других?
Судя по I–VI пунктам: 1) восстановить, что было до половины 1914 года; 2) не платить контрибуции; 3) дать нашим инородным областям делать, что им угодно, до перехода к любому государству. Затем, совершенно неизвестно почему, подняты 4) экономические вопросы. Пока это самоопределение инородных областей (включая, вероятно, сюда и Польшу) не окончится, о каких, спрашивается, экономических вопросах можно говорить, и что может максималистическое правление установить? Вопрос идет не о мире, а о чем-то другом. Надо покончить с Россией, дать ей окончательно уничтожиться в разорении, междоусобии, чтобы великий след о былом русском государстве исчез. Может быть, наши разорители думают на этих развалинах строить нечто новое? Но чем же они будут строить, своими средствами? Где они? Каковы они? Я их не вижу. Толпа, как волна, разбивает и разбивается, и, чтобы производить это, она должна быть почти бесконечна, как морской прибой.
В этой разрушительной работе людей, захвативших власть, много совершенно непонятного. Если бы мне сказали, что они работают на себя, я бы понял и сказал бы, да, великие мародеры, они действуют логично. Что выкинуты большие слова, это ничего не доказывает. Они им нужны, чтобы держаться на поверхности и продолжать свое личное дело. Наконец, имея базой вооруженную толпу, они для личной своей безопасности должны так действовать. Корень не в них, хотя возбуждение поддерживается ими. Такое положение может длиться, но не бесконечно. Производительная жизнь должна стоять, а что будет за этим? Пока она волочится, немцы могут ее поддержать на несколько секунд. Что же привело нас к этому – прежний режим, война, или что другое?
Да, прежний режим и война подготовили события. Законодательные собрания (Дума, в особенности) подготавливали переворот, ослабляя власть старую, безличную и неумелую. Война, вызвав большое напряжение, глупо и нехозяйственно веденная в экономической ее части, ослабили народ материально и духовно. Генеральный штаб, того не подозревая, приготовил бойцов революции, и когда роспуск Думы вызвал накопившееся негодование и злобу, когда царь капитулировал вместе с его заместителем, взамен этой власти наверху оказался быстро сформированный Совет в Петрограде, и обалдевшее и мечущееся самозванное правительство из Думы, с места выпустившее все нити. Вернее, она их и не держала, ибо в борьбе со старой властью, она исключительно боролась словами, и почвы в реальной организации силы не имела. Это было возможно, когда была старая власть, но когда последняя ушла, она осталась не только без реальной опоры, но то, что было, как маленький ребенок, вышибла из-под себя.
Не владея военной силой, она не владела телеграфом и страной, ибо все, что было губернских установлений: губернаторов, исправников, становых, урядников, полицию – она все это уничтожила, поставила что-то новое, вроде комиссаров и милиции. Образовалась одна общая административная трясина.
А Совет, рядом с Временным правительством, принялся за армию, и блистательно провел свое разрушение, а с этим вместе разрушили и Россию. Иностранцы удивляются. У людей нет в России государственного понятия, патриотизма и т. п. Если бы им проделать наполовину то, что было проделано у нас, то они увидели бы и заговорили бы другое. Но что-то по привычке держалось.
В порыве чувств призваны были все жившие в опале за границей. Все они сделалось первыми людьми. И действительно, в деле разрушения они, отшлифованные заграницей, оказались выше доморощенных простачков, и повели дело разрушения деловито. Почти 10 месяцев прошло, и сколько времени дано было, чтобы совершенно доконать наше бедное отечество. И никто не мешал. Нет, мешали, но громкими словами: «А Васька слушает и ест».