Афган, снова Афган… - Андогский Александр Иванович. Страница 60
Да. Приворовывают… Да что там приворовывают — тащат все, что под руку попадется. Это, конечно, плохо! Но что делать? Эти люди долго жили в нищете, в бедности. По крайней мере, действительно богатых среди революционеров и сподвижников было не так уж много. Но ничего страшного, пусть вознаградят себя и своих близких за долгие годы лишений и борьбы. Тем более что Советский Союз помогает и будет нам помогать всегда!
Хотя и нехорошо все это. Как-нибудь надо будет поднять вопрос о финансовой дисциплине… Чтобы дать понять, что все они у меня на заметке. Пусть знают, боятся и… любят. А если что — можно ведь и дать ход судебной машине.
Но это все потом. Сейчас надо объясниться с Амином. Может быть, действительно самому отдать ему власть? Ну его, пусть пользуется. А то ведь и убьет — ему это раз плюнуть! У этого кровопийцы руки уже по локоть в крови… И уехать отсюда куда-нибудь подальше…в Европу, например… Деньги на счету в Швейцарии есть…
Подслеповато щурясь (в полумраке комнаты горела только стоящая на столе настольная лампа), Тараки вглядывался в лица вошедших. Амина среди них не было.
«Кто это?» — удивился президент. Какие-то офицеры, глаза бегают, у одного с лица — пот градом. Волнуется, что ли? Зачем они пришли? Что им надо?
— В чем дело, товарищи… — начал он и внезапно замолчал. Он увидел выражение их лиц, и… страшная догадка пронзила его мозг. Он понял, зачем они пришли. И он узнал одного из пришедших — это был офицер из личной охраны Амина по имени Джандат…
Мгновенно охвативший страх парализовал волю президента. Он обильно вспотел. Колени подогнулись, чтобы не упасть, он дрожащей рукой попытался схватиться за спинку стула, но стул опрокинулся, и Тараки боком мягко завалился на толстый с замысловатым темно-красным узором пыльный ковер. Перед самым лицом он увидел до блеска начищенные, остро пахнущие гуталином, высокие военные ботинки. Он почувствовал, как чужие, грубые руки больно схватили его и перетащили на стоящую в углу кровать.
Тараки хотел закричать, ему хотелось убедительно объяснить этим идиотам, что его убивать нельзя. Он хотел пообещать им денег, все что угодно. Только жить! Путь власть забирает кто угодно! Ему ничего не нужно!!! Только жить…
Но язык отнялся, и он косноязычно мычал: «А-а-в-ва, а-а-а…»
Неумолимое время бесстрастно и четко отщелкивало медным, украшенным резьбой маятником на стоящих в полутемной комнате старинных напольных часах последние секунды жизни первого президента ставшей на путь социалистического развития Народно-демократической республики Афганистан Нур Мухаммеда Тараки.
Двое офицеров, завалив обмякшее тело на кровать, держали его за руки и за ноги, а начальник охраны «ушил президента подушкой.
Когда все было кончено, труп закатали в ковер, вынесли из здания и затолкали в багажник автомашины…
Глава 30. Руки у Амина были развязаны…
Руки у Амина были развязаны, и сторонников Тараки начали отстреливать открыто, никого не стесняясь.
Двое министров были убиты прямо в своих кабинетах. В одного стреляли из снайперской винтовки с крыши соседнего дома и одновременно через дверь кабинета из автомата…
Я вместе с другими ребятами сидел в боевой готовности на вилле. Даже спали одетыми, оружие — под рукой.
Шла вторая половина сентября. Ночи стали прохладнее, небо — еще чернее, а звезды — ярче. Вечерами я продолжал слушать Би-би-си. Там говорили о чем угодно, только не об Афганистане. А наше радио и слушать было нечего — сплошная обычная мура: «битва за урожай» и прочее.
Однажды, когда уже стемнело, поступила команда всей группе в полном вооружении прибыть в наше посольство. Мы быстро загрузились в два УАЗа и через пять минут были на месте. Потом еще около часа чего-то ждали. Долматов и еще двое, прихватив какой-то пакет, вошли в посольство, а мы остались у машин.
Минут через десять нам поступила команда: «К машине!»
Задача — выехать в район Зеленого рынка и там, на перекрестке, дождаться «тойоту» с дипномерами офицера безопасности посольства Бахтурина и еще одну посольскую машину и сопроводить их до посольства. При попытках остановить эти машины кем бы то ни было — огонь на поражение!
Нет вопросов!
По опустевшему к вечеру городу мы быстро добрались до нужного нам перекрестка. Через пять минут показались автомашины. Бахтурин притормозил около нас, махнул рукой и прибавил скорость. Мы помчались следом и вскоре без всяких происшествий добрались до посольства.
Обе посольские машины въехали на пандус и остановились прямо около центрального входа в посольское здание (сюда имел право заезжать только посол). По приказу выскочившего из здания Бояринова мы прикрыли их двумя УАЗами с внешней стороны, а сами стали полукругом, заняв оборону. Стоя с автоматом в руках спиной к посольским машинам, краем глаза я заметил, что Бахтурин и еще один парень (по-моему, из нашей резидентуры) открыли багажники и помогли выбраться из них трем афганцам (двое в национальной одежде, один — в спортивном костюме), которые тут же юркнули в посольство.
Прошло еще полчаса.
Из посольства выскочил Бахтурин и позвал Долматова. Минут через десять Долматов вышел вместе… с тремя людьми, одетыми в нашу спецназовскую форму.
— Они пока поживут у нас на вилле, — сказал Долматов, — головой за них отвечаем!
Эти трое были министрами правительства Тараки, которым Амин уже негласно подписал смертный приговор. Здоровенный, знакомый мне по Пагману министр безопасности Асадулла Сарва-ри, маленький и щуплый министр внутренних дел Гулябзой и среднего роста, худощавый министр погранохраны (забыл его имя). Все они были явно испуганы, подавленно молчали, настороженно озираясь по сторонам.
Вилла располагалась совсем недалеко от посольства, и добрались мы туда без особых приключений.
Нашу троицу разместили на первом этаже в небольшой комнате без окон. Три раскладушки, три тумбочки, стол, три стула — вся обстановка. Выходить из комнаты всем троим было строжайшим образом запрещено: только в темноте, под усиленной охраной им можно было по одному прогуляться во дворе. Еду носили им в комнату.
Теперь все наше время было посвящено усиленной охране нашей виллы. А охранять было от кого: местная контрразведка усиленно разыскивала внезапно пропавших кандидатов на тот свет. Весьма резонно полагая, что без «руки Москвы» дело не обошлось, афганская наружка постоянно крутилась около наших объектов, в том числе и около виллы, где жили мы. Под видом праздно шатающихся граждан (каких вообще-то в Кабуле большинство) и торговцев с тележек сотрудники местного наружного наблюдения буквально облепили ранее пустынные улицы вокруг нашей виллы. Наиболее ретивые подходили вплотную и пытались заглядывать во двор через щели ворот и калитки. Для подстраховки мы растянули вдоль каменного забора виллы замкнутый контур сигнального устройства, а на кустах навесили дополнительную сигнализацию натяжного действия из гранатных запалов с проводом, привязанным к чеке.
Через пару дней наши затворники начали томиться, тосковать и капризничать. Они потребовали радиоприемник, чтобы знать, что творится в стране и мире, а также новое белье (трусы, майки), бритвенные принадлежности, зубные щетки, пасту, одеколон и прочее. Резидентура выделила деньги, и мы закупили все необходимое на Грязном рынке. Только преемник покупать не стали: начальство заявило, что слушать последние новости — только расстраивать наших затворников. Обойдутся.
А события продолжали развиваться, наша жизнь здесь становилась все интереснее и насыщеннее. К моему великому удовольствию, проводимые мною контрразведывательные изыскания с нашими подопечными в Пагмане в нашей резидентуре не забыли.
На второй день после прибытия гостей меня в сопровождении Бояринова и Долматова вызвали в посольство, в резидентуру, и, припомнив, что я неплохо рисую, а также относительно недавно закончил ВКШ и, следовательно, еще помню различные школьно-научные премудрости, предложили составить словесный портрет наших министров. Чтоб было все как положено, по науке: разрез глаз, овал лица, уши, козелок, противокозелок, особенности телосложения, манеры поведения, и прочее. Я предложил их сфотографировать, но мне дали понять, что этого почему-то делать нельзя. Ну, нельзя так нельзя.