Афган, снова Афган… - Андогский Александр Иванович. Страница 72

— Я ведь все понимаю, сам летом был в таком же положении, как и ты: охранял их… Так что не волнуйся. Если что, я живу вон в той палатке. Группа Титыча, «мусульманский батальон». Заходи при случае…

— А-а-а! Ну, тогда все ясно! — облегченно сказал Леша. — Только ты вот что… не ходи сюда больше, а то начальство зудеть будет… расшифровка, неприятности, то да сё… И помалкивай, что их видел. Ладно?

— Нет проблем.

Я возвратился к своей палатке, остановился у входа и закурил. Уже стемнело, и стало прохладно. По ночам тут уже случались заморозки. И на рассвете, пока солнце только еще всходило, вся местность вокруг серебрилась изморозью. Невдалеке послышался дробный топот сапог, голоса сержантов:

— И р-р-аз, и р-а-аз! И раз, два, три! Левой, левой! Под-равняться!

Это вышли на вечернюю прогулку подразделения нашего «мусульманского батальона».

— Запе-е-е-вай!

А у меня из головы все не выходила неожиданная встреча с Сарвари, усиленные меры охраны группы афганцев у капонира…

Ну что ж, подумал я про себя, все ясно. Сарвари, Гулябзой и прочие с ними — это, судя по всему, новое правительство. Иначе что бы им здесь делать? А значит, очень скоро мы будем брать с боем Кабул и свергать Амина… Мясорубка еще та будет…

На следующее утро провели совещание, на котором Титыч, сверяясь по бумажке, распределил нас по БТРам «мусульманского батальона». Наша задача: познакомиться с командиром машины и экипажем, проверить боеготовность БТРа, быть готовым в составе экипажа в качестве старшего машины совершить марш-бросок по маршруту Баграм — Кабул с возможным ведением боевых действий в городе.

— Все ясно? Вопросы есть? — спросил Титыч.

Вопросов было много, но задавать их бессмысленно: что Титыч мог сказать — он сказал. Остальное — спрашивай не спрашивай — все равно не узнаешь.

— Ясно… что дело темное… — вполголоса сказал кто-то из наших.

— Пока ничего больше к сказанному добавить не могу! — подвел черту Титыч.

БТРы «мусульманского батальона» стояли в небольшой ложбине на окраине охраняемой зоны. Около них возились экипажи и приданные им отделения бойцов-пехотинцев. Я познакомился со своим экипажем. Это были солдаты срочной службы — молодые ребята восточной наружности, которые приняли меня очень радушно. Командир машины — сержант по имени Аслан — рассказал, что он родом из Узбекистана, что его БТР находится в отличном техническом состоянии, а экипаж готов выполнить любую задачу. Я предложил завести машину. Водитель проворно вскарабкался на броню, скользнул в люк, запустил стартер, и двигатели взревели. Я тоже залез в БТР, сел на место командира, предложил проехаться туда, сюда. Насколько я мог судить, машина вроде бы была технически исправна. Я перебрался на место стрелка, покрутил в разные стороны пулемет. Все работает. Осмотрел инструменты, боезапас. Порекомендовал навести внутри порядок, сложить, как следует, патроны, гранаты, чтоб не валялись под ногами.

Ребята рассказали, что они раньше служили кто где — по разным войсковым частям. Всех вместе их собрали в Чирчике, на базе десантно-штурмовой бригады. Там они получили оружие, БТРы и все прочее. Там же в течение нескольких месяцев проходили боевую подготовку. Как выяснилось, сюда они прилетели с теми же БТРами, на которых учились ездить в бригаде. БТРы были уже явно не новыми, а скорее старыми. Но, по утверждению Аслана, именно их машина всегда была лучшей в бригаде. Это замечание я пропустил мимо ушей, зная склонность восточных людей к преувеличениям и похвальбе. Более того, у меня возникли неприятные мысли по поводу того, что на боевое задание, причем очень серьезное, выделяют подержанную бронетехнику, мягко говоря, не первой свежести. Как впоследствии выяснилось, мои предчувствия по этому поводу оправдались…

На прощание я оставил экипажу несколько пачек сигарет с фильтром из моего московского запаса, чем они были несказанно довольны (ребята курили термоядерный нервно-паралитический «Памир»).

Впоследствии я каждый день навещал свой экипаж, побеседовал практически с каждым бойцом.

А вечером того же дня в палатку к нам забежал Яша. Он был преподавателем тактики на КУОСе, а теперь стал командиром нашего отряда. Небольшого росточка, крепенький, с лицом монгольского типа, очень приятный и компанейский мужик.

Поздоровавшись со всеми, Яша спросил:

— Ребята, кто из вас раньше был в Кабуле?

Нас отозвалось несколько человек.

— А в чем дело?

— Вы на рекогносцировки ездили? — поинтересовался Яша.

— Конечно, ездили, — ответил я, — практически весь город исколесили и исходили.

— Это хорошо… А ни у кого случайно карты Кабула не осталось?

— У меня есть… — отозвался Боря из Воронежа, полез в рюкзак и достал небольшой буклет — туристическую карту Кабула.

Яша с интересом развернул буклет, стал рассматривать схематичные изображения улиц города и достопримечательностей.

— Да… — сказал он, — негусто, конечно. Хорошо… Через полчасика зайдите в « командирскую » палатку, там будет небольшое совещание. Послушайте. Может, что подскажете… Ладно?

Яша ушел, а мы вышли на улицу покурить и обсудить ситуацию.

— Ну и что это значит? — спросил Серега Чернота.

— Да… Мне особенно не нравится вопрос насчет карты, — отозвался Боря из Воронежа. — Неужели у них нет карты города? Я ведь ее тогда летом купил как сувенир, а сейчас просто на всякий случай в чемодан бросил…

— Если нам придется воевать по туристической карте, то наше дело хреновое… — сказал отчаянный пессимист Володька Быковский.

— Да ладно, ребята, чего паниковать, — вмешался я, — скорее всего у Яши под рукой в данный момент просто не было нормальной карты, вот он и схватил эту. Ведь вопрос серьезный! Да и сам представь, Володь, — обратился я к Быковскому, — ну какому дураку придет в голову планировать вот таким образом операцию: без карты, без хороших разведданных, без прикрытия и гарантии победы, причем с нашим участием. Ты знаешь, сколько на нашу учебу и подготовку государство денег затратило? И что же, такие деньги на ветер бросать будут? Вряд ли…

— Мне тоже так кажется! — поддержал меня Чернота.

Мы отряхнули щеткой от пыли сапоги (мартышкин труд: кругом пыль, и сапоги после нескольких шагов снова приобрели свой прежний вид) и не спеша потянулись к «командирской» палатке.

Там на складных алюминиевых стульях уже сидели офицеры из «мусульманского батальона», старшие некоторых наших подгрупп, какие-то незнакомые нам военные, несколько офицеров-де-сантников. Все были в солдатской форме и с солдатскими погонами. Лычка ефрейтора на погоне означала, что его владелец имеет звание от лейтенанта до капитана. Две лычки младшего сержанта обозначали звания от капитана до майора, сержант — подполковник, а старший сержант — полковник.

Мы со всеми поздоровались. Отдельно поздоровались с Мишей — начальником особого отдела «мусульманского батальона». Миша тоже был из среднеазиатов, худощавый, моторный, очень деятельный. Мы с ним пару раз выпивали, беседовали, и он нам очень понравился.

Вот и начальство появилось. За стоящий перед нами стол сел командир «мусульманского батальона» — крепкий, высокий и немногословный майор угрюмого вида с загорелым широкоскулым лицом и раскосыми глазами (таджик или узбек?). Рядом с ним сел наш Яша, который все продолжал о чем-то шептаться с каким-то, лет тридцати пяти, человеком в нашей, спецназовской форме. Рядом сели еще несколько человек, в том числе наш Титыч.

— Ну что… Все собрались? — спросил, ни к кому отдельно не обращаясь, незнакомый нам человек в полувоенной форме без знаков различия (такую в Афгане носили наши военные советники). — Тогда будем начинать…

И он стал рассказывать нам, какие неисчислимые беды принес афганскому народу кровавый режим Амина и какой ущерб имиджу СССР и нашей миролюбивой политике наносит все, что сейчас творится здесь… Массовые репрессии… Расстрелы мирных жителей…

Сидящий рядом со мной Серега Чернота начал подремывать и вдруг явственно всхрапнул. Я толкнул его локтем: