Вторая мировая война. Ад на земле - Хейстингс Макс. Страница 12

Они были так молоды! Рядовой Территориальной армии Дуг Артур вместе со своим отделением проходил парадным шагом перед Ливерпульским собором – их отправляли на службу за море. К величайшему смущению Дуга, женщина, наблюдавшая за солдатиками в толпе таких же сентиментальных домохозяек, выбрала именно его. «Гляньте, девоньки, – жалостно воскликнула она. – Ему бы дома сидеть, с мамочкой! Ничего, сынок, не боись – все обойдется! Благослови тебя Боже, малыш! Господь за тобой присмотрит, вот увидишь. А этот ублюдок Гитлер за все ответит! Дали бы мне его в руки хоть на пять минуток, эту свинью!»¹²

Президент США Франклин Рузвельт писал своему послу в Лондоне Джозефу Кеннеди 30 октября 1939 г.: «Хотя [Первая] мировая война не выявила в Великобритании сильного руководства, но на этот раз такое может произойти, ибо я склонен думать, что теперь британская общественность исполнилась большего смирения, чем прежде, и медленно, но верно избавляется от неразберихи, поверяя свое прошлое»¹³. Оптимизм президента со временем оправдался, но «неразбериха» царила еще довольно долго.

Следующий акт драмы окончательно запутал вопрос о враждебности и лояльности, потому что на этот раз инициативу проявил не Гитлер, а Сталин. Как и другие европейские тираны, владыка СССР расценивал конфликт исключительно с точки зрения потенциальных территориальных приобретений. Осенью 1939 г., закрепив за собой восточную половину Польши, он решил усилить стратегические позиции Советского Союза, оккупировав Финляндию. Значительную часть этой страны составляли малонаселенные леса и берега озер; ее границы, да и сам суверенитет, были недавнего происхождения, а потому особенно уязвимы. До наполеоновских войн Финляндия составляла часть Швеции, затем до 1918 г. входила в состав России, а потом в Гражданской войне здесь верх взяли силы, враждебные большевикам.

В октябре 1939 г. Сталин вздумал обеспечить безопасность Ленинграда, от которого до рубежа оставалось всего 50 км, сдвинув границу с Финляндией дальше по Карельскому перешейку и присвоив себе финские острова Балтийского моря. Он бы не отказался и от никелевых рудников на северном побережье Финляндии. Финская делегация, вызванная в Москву и выслушавшая ультиматум, к изумлению всего мира, ответила отказом. Подумать только: народ численностью 3,6 млн собирается противостоять Красной армии! Финны и вооружены-то были плохо, но патриотизм в них доходил до степени ослепления. Арво Туоминен, один из лидеров финской коммунистической партии, отклонил предложение Сталина возглавить марионеточное правительство и предпочел уйти в подполье. Он сказал: «Это было бы дурно, было бы преступно, это никак не соответствует форме свободного правления народа»¹⁴.

30 ноября в 09:20 советские самолеты предприняли первую из множества воздушных атак на Хельсинки. Ущерб они причинили главным образом советскому же посольству да нервам британского посланника – тот попросил освободить его от опасной должности. Советские войска в нескольких местах перешли границу. Финны посмеивались: «Сколько их, а страна у нас маленькая, где же мы их всех похороним?» Национальную оборону возглавил семидесятидвухлетний маршал Карл Густав Маннергейм, герой многих войн, последней из которых стала гражданская внутри самой Финляндии. На царской службе он был отряжен послом в Лхасу и там научил далай-ламу стрелять из пистолета. Маннергейм говорил на семи языках, хуже всего – на финском. Высокомерием не уступал де Голлю, свою беспощадность с лихвой продемонстрировал в 1919–1920 гг. при чистках побежденных коммунистов.

В 1930-е гг. Маннергейм руководил строительством укрепленной линии поперек Карельского перешейка – эта линия была названа его именем. Он не питал особых иллюзий по поводу обороноспособности страны и настаивал на переговорах со Сталиным. Однако его соотечественники предпочли бороться, и Маннергейм с хладнокровием профессионала стал готовиться к обороне. Не дожидаясь вторжения, финны прибегли к тактике выжженной земли и эвакуировали с приграничной территории 100 000 гражданских. Иные расставались со своими домами на удивление стоически: пограничники, заранее предупредившие пожилую женщину о том, что ей придется уехать, когда вернулись поджигать дом, с удивлением увидели, что она напоследок подмела и вымыла полы. Хозяйка оставила на столе спички, лучину для растопки и записку: «Когда приносишь Финляндии дар, хочется, чтобы он выглядел как новенький»¹⁵. И все же печальное это было дело – уничтожать жилые дома и оборудование никелевого рудника в Петсамо [4] с таким трудом, ценой стольких усилий выстроенного за полярным кругом. Приграничная зона была густо заминирована, а на льду замерзших озер были установлены мины, срабатывавшие при натягивании троса: пусть лед провалится под захватчиками.

Двенадцать сталинских дивизий ударили сразу в двенадцати местах. Солдатам говорили, что финны первыми напали на Советский Союз, но многие сомневались и недоумевали. Капитан Исмаил Ахмедов слышал, как украинский крестьянин спрашивал: «Товарищ командир, объясните, зачем мы воюем? Разве товарищ Ворошилов не сказал на съезде партии, что мы не желаем ни пяди чужой земли и своей ни пяди не отдадим? А теперь мы воюем? Зачем?»¹⁶ Офицер попытался объяснить, какую опасность представляет такая близость вражеской границы к Ленинграду, но стратегические амбиции Москвы не вызывали энтузиазма у тех, кому было приказано воплощать их в жизнь, – по большей части это были поспешно набранные резервисты из местных.

Сталина это мало беспокоило. Он был уверен, что 120 000 человек, 600 танков и 1000 пушек с легкостью преодолеют линию Маннергейма, и не прислушивался к предостережениям своих генералов насчет труднопроходимого ландшафта Финляндии. Танки и другой транспорт были вынуждены передвигаться узкими колоннами между озерами, лесами и болотами. Хотя у финнов было мало артиллерии, а противотанкового оружия еще меньше, советские войска действовали настолько неумело, что финны ухитрялись рассеивать колонну огнем из винтовок и автоматов. Заснеженные пустоши восточной Финляндии вскоре густо пропитались кровью. Финны иной раз падали от нервного истощения после того, как час за часом с близкого расстояния косили русских. Красная армия лишилась 60 % танков, главным образом потому, что танки шли сами по себе, без прикрытия пехоты. Их подбивали самыми примитивными средствами, в основном бутылками, наполненными бензином и со вставленным фитилем, – бутылки бросали в машину, и бензин вспыхивал жидким пламенем. Хотя бутылки с зажигательной смесью применялись и раньше, именно в Финляндии их прозвали сперва корзиной Молотова, а затем коктейлем Молотова.

Маннергейм сухо заметил, что на европейский взгляд нападавшие проявляли непостижимый фатализм. Близкий к истерике командир советского батальона объявил подчиненным: «Товарищи, наша атака захлебнулась, но командир дивизии только что лично мне отдал приказ: через семь минут мы атакуем снова»¹⁷. Советские колонны вновь рванулись вперед и были истреблены. Некоторые финские подразделения вели широкомасштабную партизанскую войну, ударяли по русским из леса и тут же исчезали. Они старались разделить продвигавшуюся вперед часть, а затем уничтожить советские соединения поодиночке. Свою тактику они именовали «рубка леса» (motti). Среди героев этой кампании запомнился подполковник Ааро Паяри, который в разгар одного из сражений перенес инфаркт, но каким-то образом сумел остаться на ногах. Он, как и большинство его сражавшихся в тех битвах соотечественников, не был профессиональным солдатом, но одержал существенную, пусть небольшую, победу против значительно превосходящих сил противника под Толвоярви. В недели сражений под Коллаа финны использовали две французские 3,5-дюймовые пушки, отлитые в 1871 г., которым для выстрела требовался заряд дымного пороха. В северном секторе оборону поддерживал бронепоезд, стоявший там с 1918 г., – теперь он носился, отражая угрозу на всех направлениях.