Лесной кавалер - Фланнеган Рой. Страница 19

Никогда еще коварные стрелы Купидона не ранили его так глубоко. Ему была знакома страсть, он знал и ценил красоту, но оказался совершенно не готов к той странной смеси нежности, любопытства, желания, печали, отчаяния, смятения духа и еще Бог знает чего, вызываемой в нас порой существом противоположного пола, которое с первого же взгляда вдруг покажется нам совершенством, богиней, венцом всего, что создал Господь.

Губернатор и его супруга обошлись с ним куда любезнее, чем он, принимая во внимание его репутацию, того заслуживал. Они поинтересовались здоровьем сэра Мэтью, упрекнули Ланса за то, что он так редко у них бывает, и поздравили с приобретением новых земель в округе Энрико. Он что-то говорил, извинялся, благодарил и, как только светские приличия позволили ему откланяться, вышел на террасу, где свежий ветер с реки остудил его разгоряченную голову. Слуга вынес трубку, и Ланс с наслаждением затянулся ароматным виргинским табаком.

Юноша никак не мог справиться со странным, новым для него чувством, охватившим его естество. Ему доводилось падать с лошади, рисковать жизнью в войнах между индейскими племенами, оступаться на скользких от тумана горных уступах, бороться с ураганом, слепившим его песком и не дававшим сделать глоток воздуха, сражаться со смертельно раненной медведицей… Но никогда ни раны, ни болезни не доставляли ему стольких мучений.

Трубка погасла. Кто-то из гостей, облокотившийся о перила террасы недалеко от него, предложил Лансу уголек из своей трубки. Молодой человек поблагодарил его и вновь погрузился в свои невеселые думы.

Из сада доносились женские голоса и смех. В доме играла музыка, гости танцевали. Но ему повсюду чудился лишь ее голос. Аромат осеннего вечера, казалось, сгустил воздух настолько, что Ланс начал задыхаться. Трубка снова погасла, и он положил ее рядом с собой на перила балюстрады.

Истер. Ее назвали в честь древнесаксонской богини. И неудивительно. Богиня его далеких языческих предков, сторожащая врата Валгаллы 3, сестра Авроры, которую английские монахи так и не смогли изгнать из людской памяти. Она победила, и теперь ее именем называется один из величайших христианских праздников. Истер 4…

На какое-то мгновение он вспомнил о другой язычнице, но сама мысль о том, что Истер может быть похожа на нее, показалась ему кощунственной. Миски — индианка. Да, она красива, но это, пожалуй, ее единственное достоинство. В ней нет тонкости, она всего лишь маленький похотливый зверек.

И вновь ему почудилось, что ласковые руки Истер касаются его щек…

Стоя перед Лансом, мужчина продолжал что-то говорить…

Юноша попытался отогнать на время свои мысли, но успел уловить только конец фразы:

— …лишь сэр Джон Секлинг 5 смог бы оценить эту ночь по достоинству.

— Простите, что вы сказали? — переспросил Ланс.

Его собеседник стоял, лениво прислонившись к дубовой колонне, и — странное дело — Ланс почувствовал себя с ним совершенно свободно.

— Я тоже скучаю по родине, — мягко ответил незнакомец, как бы говоря сам с собой. — Виргинию вообще населяют люди, больные ностальгией. Но я влюблен в ее дикую красоту. И понимаю, что обречен остаться здесь. Если я вернусь в Англию, то стану тосковать по Виргинии… — Он указал мундштуком трубки на звезды: — Вы только посмотрите на это небо! Неудивительно, что виргинцы так редко возвращаются в Британию.

Столь поэтические настроения редко посещали Ланса, и он посмотрел на своего собеседника с любопытством.

Не меняя позы и как бы продолжая начатую мысль, тот сказал:

— Я — Натаниэль Бэкон. Натаниэль Бэкон-младший, мастер Клейборн. Нижайше прошу простить меня за то, что прервал ход ваших размышлений, но, видимо, я выпил слишком много пунша. А когда это со мной происходит, я начинаю думать вслух.

— Так, значит, мы… Мы с вами соседи по владениям в Энрико! — воскликнул Ланс.

— Вы совершенно правы. Мои земли в Шоккоэзе, рядом с участками Байерда.

Они обменялись рукопожатиями.

У Натаниэля Бэкона было тонкое нервное лицо с глубоко посаженными глазами, которые, казалось, светились в темноте. Его одежда цветом и покроем напоминала облачение барристера 6, а фигура выдавала в нем любителя путешествий. На вид ему не было и тридцати.

— Между нашими новыми плантациями всего несколько миль, — заметил Ланс. — Я вернулся оттуда лишь несколько дней назад.

— В самом деле? Как дела у Дика Поттса?

— Отлично, сэр. Полагаю, что из него выйдет превосходный слуга. Он добрый приятель Абрама Гейла, нашего управляющего, да и я знаю его вот уже несколько лет.

— Я рад, что они друзья, — сказал Натаниэль Бэкон. — Бедняга Поттс все беспокоился о будущих соседях… Эта отметина на руке — вы знаете, о чем я говорю, — сделала его очень стеснительным. Он убежал от своего прежнего хозяина, Аллена. Мы выкупили его, и теперь Дик уже не вне закона, несмотря на клеймо на ладони.

— Это не имеет значения, — улыбнулся Ланс. — Много, очень много беглецов от так называемого правосудия нашли пристанище к западу от Теркли-Айленда. И губернатору никогда не хватит солдат, чтобы привести их всех в суд.

— Да, я знаю, — ответил Бэкон. — Они своего рода казаки нашей колонии — буфер между нами и индейцами. Было бы интересно узнать их получше. Но я, как правило, слишком занят мыслями о Кембридже, Флит-стрит и королевском дворе… Как давно вы в Виргинии, мастер Клейборн?

— С шестьдесят пятого года, сэр.

— И не скучаете по родине?

— Нет.

Бэкон сочувственно взглянул на него и сказал:

— Значит, у вас несчастная любовь. А это неизмеримо хуже. Простите, что я затронул эту тему.

Ланс принял холодный высокомерный вид, но Бэкон негромко продолжал:

— Неизмеримо хуже. Два года назад, вернувшись в Лондон после долгого путешествия, я жестоко пострадал от стрел Эроса. Писал моей Элизабет стихи, потерял интерес к пище и вину… Буквально выл на Луну, чувствуя, как мое сердце сгорает.

— Да, да, я знаю! — воскликнул Ланс с таким жаром, что Бэкон лишь усилием воли удержался от смеха.

Они немного помолчали. Затем Ланс неожиданно спросил:

— Вы ученый человек, сэр. Знакомы ли вы с мифологией саксов?

Бэкон с удивлением посмотрел на него, потирая подбородок.

— Как звали саксонскую богиню весны? — настаивал Ланс. — Вы не вспомните ее имя?

— Остера, полагаю. Остера… Но мы произносим его как Истер.

— Да, — кивнул Ланс. — Остера, богиня весны.

— По-моему, самое время выпить пунша, — заметил Бэкон.

Они вместе вернулись в дом.

В приятной компании Натаниэля Бэкона Ланс ненадолго забыл свои печали. Закончив колледж Святой Катарины в Кембридже, Бэкон много путешествовал, участвовал в королевских военных кампаниях в составе Второго драгунского полка армии Великобритании, а когда письмо дяди позвало его в Виргинию, не стал долго думать. Сэр Вильям дал ему место в совете, что сразу же принесло молодому человеку чин полковника. Его дядя, Натаниэль Бэкон-старший, также являлся членом совета.

Большинство его плантаций располагалось у Керлз-Нек, на Джеймс-ривер, но недавно он прикупил новые земли, в том числе и рядом с владениями Клейборнов у дельты реки. Энергичный, любимый слугами и соседями за свою терпимость и хорошие манеры, Бэкон добился прекрасного урожая табака в первый же сезон. Казалось, самой судьбой ему было предначертано процветать и пользоваться большим влиянием везде, где бы он ни жил.

Ланс восхищался подтянутой аристократической фигурой молодого человека, его глазами, светящимися умом и юмором, а также гордой осанкой, заставлявшей стыдливо краснеть разодетых сверх всякой меры нуворишей, наводнивших в тот вечер Грин-Спринг.

— Виргинию ждет успех, — заметил Бэкон, когда они вернулись в сверкающую огнями залу. — А бренди губернатора выше всяких похвал.